Искры гнева (сборник)

— А кузнец Лаврин проверит.

— Давайте берите, — распорядился атаман.

— Пусть Савка с кем-нибудь мотнётся.

— Да, Савка знает, где его брать.

— Но много не набирайте, — предостерёг Мартын, — не перегружайте возов; берите только на пробу.

Обоз снялся с места, когда сгорел весь дотла чёрный камень. Золу залили водой, а для надёжности присыпали ещё землёй и затоптали ногами.

Возы, словно цепляясь друг за друга, выезжали на дорогу. Обоз вытягивался, выравнивался и постепенно, но беспрерывно двигался, будто разрезал пополам густой зелёный ковёр. Пахло рыбой, дёгтем. Лёгкий ветерок относил прочь эти запахи и пронизывал чумаков ранней прохладой, пьянил их степным душистым разноцветьем и придавал им бодрости.

— Гей, гей!

— Цоб, цобе, цоб!.. — слышалось иногда высокое, спокойное и таяло в степном раздолье.

На переднем атаманском возу вдруг поднялась тычка — жердь с пучком травы: условный знак. Чумаки забеспокоились, начали оглядываться вокруг, присматриваться и вскоре увидели: на лагерное место, которое они только что оставили, явилось четверо неизвестных с пиками и ружьями. Они недолго потоптались там и двинулись следом за обозом.

«Ночные гости. Подстерегали нас, но не осмелились напасть. Наблюдайте за задними возами», — передалось от чумака к чумаку.

— Пугните их из гаковниц, — приказал атаман. — Только не цельтесь, а так, для страха.

Прогремело два выстрела. Непрошеные гости свернули с дороги и словно растаяли в степи. Впереди через Чумацкий шлях промчалась перепуганная волчица с выводком волчат. А вверху, над самыми возами, закружились, устремляясь к земле, хищные, ненасытные кобчики.

— Вот в этих бы попасть.

— Не мешало б. Но надо беречь пули, ещё могут сгодиться.

— Да, дорога далёкая. И приключений нам не искать.

— Это верно. Приключений нам не искать…

Атаман убрал тычку. Разговоры прекратились. Обоз продолжал двигаться медленно, спокойно.

На Савкином возу кроме рыбы и соли лежало ещё два мешка чёрного камня. Парень набрал наибольших, наилучших плоских глыб, чтобы удивить кузнеца Лаврина. Кроме того, он хотел ублажить старика, чтобы тот позволил ему хотя бы немного поработать около его наковальни.

Присматривая за волами, Лукаш и Савка шли рядом. Они поглядывали в направлении Зелёного хутора, окидывали глазами разбуженную утренним солнцем, орошённую, будто укрытую фиолетовым цветом, дивно переливающуюся всеми цветами красок степь и думали: когда ещё доведётся им побывать здесь, в этих запомнившихся им местах. А ступить на эту землю, даже именно на этот Чумацкий шлях, одному из них доведётся очень скоро и по причине особо важных событий.

День закончился. Утомлённые изнурительным зноем и ходьбой чумаки лежали на привядшей траве, всматривались в редко усыпанное звёздами небо — отдыхали, вспоминали…

Дорога была трудная, вся в выбоинах и гористая; кроме того, донимало ничем не затенённое солнце. А передохнуть чумакам не довелось за день ни разу, атаман торопил поскорее выбраться из этой местности, изрытой оврагами, поросшей дубами и тёрном. Проезжать здесь было особенно опасно: не успеешь и оглянуться, как набегут ордынцы или разбойничьи шайки, которые где-то тут, а где — неизвестно, прячутся.

В этот день, уже недалеко от берегов Донца, произошло такое, что чумакам чуть не пришлось браться за оружие.

Из отдалённого небольшого оврага вдруг выскочило с десяток всадников и поскакало наперерез обозу. Приблизившись, всадники придержали лошадей, а потом и совсем остановились. Остановился и обоз. Атаман снял соломенную шляпу, поздоровался, но руку, под накинутым на плечи плащом, держал на пистолете. Весь обоз был тоже наготове — чумаки стояли около своих возов и будто отдыхали, небрежно облокотись на грядки возов, а у каждого в руке — пистоль или копьё.

Но тревожное напряжение продолжалось недолго. Всадники начали спешиваться и целоваться с атаманом. Чумаки тоже подошли к переднему возу. Оказалось, что всадники — это дозорные из Бахмутского караула. В степи появились мурзаки, вот дозорные и караулят, охраняют дорогу, проверяя, кто куда едет или идёт, и предупреждают об опасности. Чумаки угостили казаков рыбою, попрощались и вскоре снова тронулись в путь…

Известие о появлении татарской разбойничьей шайки встревожило чумаков. В лагере сейчас только и слышались разговоры об этом.

— Такое заварилось, что этой ночью, наверное, и задремать не придётся, — горевал Семён, прозванный Сонько за то, что умудрялся засыпать даже на ходу, держась за грядку воза или за ярмо, а некоторые шутя уверяли: бывает, что он спит, держась и за воловий хвост.

— Но ты, Семён, попробуй, ведь в татарской петле спать не придётся.

— Я из петли мурза ка выскользну. Видишь, тонкий, щуплый. А вот ты, Грыцю, костистый, с крючка не сорвёшься.

— Пугаешь, а у самого от страха уже гашник лопнул, — отпарировал Грыць.

Семён вскочил, и в это время штаны у него и в самом деле начали сползать. Чумаки громко захохотали.

— Да это он сам отпустил ремешок, — проговорил, улыбаясь, Гордей.

— Конечно, сам. Чтоб свободней лежать было, а то живот разбух.

— Эх, намять бы тебе бока!..

Вблизи что-то зашелестело. Чумаки притихли, а кое-кто вскочил на ноги.

На дорогу вышло двое караульных.

— Очень громкий гомон.

— Далеко слышно.

Сделав замечание, караульные снова спрятались в густых, высоких зарослях травы.

Вечер надвигался быстро. Степь всё сильнее укрывалась синеватым сумраком. После пережитого за день чумакам хотелось покоя, поделиться своими мыслями, услышать душевное слово товарищей-побратимов.

— Продолжай, Гордей, рассказывать про Сечь-матушку…

— И про Крымскую землю.

— Да побойтесь бога, хлопцы, я ж вчера и позавчера… Что ж это, одной тетери и на обед и к вечере…

— Даже после вечери…

— А как же, когда по вкусу!

— А может, послушаем Савку?

— А чего ж, давайте.

— Пусть кобзарскую.

Чумаки знали об удивительной памяти Савки. Услышав раз-другой песню или какой-нибудь рассказ, Савка мог и спустя большой промежуток времени пересказать всё слово в слово.

— Пусть споёт про Савур-могилу…

— Слышали уже, ещё когда ехали на Дон.

— Длинная и печальная.

— Давай тогда «Гомон по дубраве…».

— Тоже печальная.

— Что-нибудь весёленькое…

— Тогда про чумака и сено.

— Послушаем.

начал Савка высоким голосом и вдруг умолк. Вспомнив, наверное, как пели эту песню другие, он начал медленнее:

— Наверное, выбился из сил, бедняга, — послышалось сочувственное.

— Нет, тут иная причина…

А Савка продолжал:

— Тут уж, наверное, не до смеха.

— Конечно! Не до смеха. Но слушай, слушай…