Собаке — собачья смерть (СИ)

Гул тревожных голосов сменился не менее тревожным молчанием. Братья подошли к ожидавшему тихому полукругу; Аймер внезапно почувствовал себя очень — слишком! — белым. Тихо горели свечки в фонарях; пятнами светлели в быстрых сумерках бородатые лица. Как на похороны, кольнуло проповедника; в воздухе железисто пахло страхом — скорее всего, страхом перед ним же самим, Аймером; странный народ — но их тревога заражала и его.

Первым, как положено, заговорил байль. Он выступил вперед, держа обеими руками и протягивая Аймеру большое тусклое блюдо — ну просто шатлен покоренного города с ключами от цитадели! И верно — на блюде лежала жидкая связка ключей на одном кольце. Показалось — или и впрямь постарел достойный Пейре Каваэр за пять лет, и усохло внушительное брюшко, и запали почтенные щеки?

— Вот, отцы наши братия, — сообщил он с поклоном, снова обращаясь к Аймеру во множественном числе; — ключи вам от церкви нашей имеем честь поднести, удобства вашего ради. Где переночевать изволите? Пожелаете в замок опять — только пусто там, давно не топлено, скверно, не сочтите за грубость — или лучше ко мне, как раз к ужину поспеете, если согласитесь отведать что Бог послал…

Претерпев краткое сражение с возликовавшим желудком — и победив! — Аймер с достоинством принял ключи, поблагодарил кивком.

— Благодарю, любезный… Пейре (расслышав из-за плеча тихую подсказку Антуана), но отдых после, а прежде всего — дела. Мы с братом (пусть привыкают!) и помощником прибыли к вам проповедовать, не за чем иным, и стеснять никого не желаем. Хорошо нам было бы поговорить с вашим кюре; у него в доме мы бы предпочли и остановиться. Есть он среди вас? Покажитесь, дорогой собрат во священстве!

Несколько мужиков почему-то шарахнулись от такого обращения, прячась друг за друга, когда взгляд Аймера скользил по их лицам.

— Так ведь, мессир отец священник, нету кюре… Уже года полтора, а то и два, как нету, — страшно извиняясь за новость всей своей позой, поведал байль. — Ключики-то мы храним бережно — ну как нового пришлют, или вот вы заглянете…

— То есть как — два года нет кюре? — искренне изумился Аймер. Большой приход — еще и Верхний Прад в нем, человек четыреста два года живут без треб? Вот так дела в горах творятся, как потом удивиться, что еретики на воле гуляют и женщины от хабита проповедника бегут в страхе! — Вам ведь поставили священника взамен убитого по нашем отъезде?

— Как есть поставили, отче, — заговорил другой мужик, выступая на шаг (Йан-Рожер, подсказал Антуан). — Почтенный такой господин, отец Юк, очень достойный был священник! Уехал как-то в Памьер по делам — Господь его ведает, какие у него дела были, занятой человек! — да и не вернулся. Господь его ведает, жив ли — времена-то неспокойные…

— То есть ваш отец Юк пропал уже Бог знает сколько времени назад, — и вы не сделали ничего, не обратились к епикопу?

— Как не обратились, обращались. — Снова вступил байль. — От епископа-то перед Пасхой аккурат сборщики приезжали, за десятиной, дай Бог им здоровья. Мы все как положено заплатили, насчет карнеляжа поспорили малость и доложили, что так и так, был отец Юк — и нету отца Юка, где пропал — мы не в ответе…

— Понятно. Значит, любезные, мы явились как раз вовремя. — Аймер ошарашенно покачал головой. Не мог он с ходу разобраться, все ли тут чисто; но проповеднический восторг медленно захватывал его целиком. Воистину, сам Святой Дух напомнил Антуану о родине, направив их сюда — в место, более всего в них нуждавшееся! В этот миг страшноватые и недружелюбные люди с байлем во главе стали для Аймера родными — его собственной паствой, голодными, которых он пришел накормить. Какие они славные, ключи принесли, кров предлагают, исстрадались без таинств… В Пасхальное-то время, подумать страшно!

— Что ж вы, бедные, и на самую Пасху без мессы? — это был вопрос сострадателя, а не следователя; Антуан робко улыбнулся тому, как изменился Аймеров тон.

— Да откуда ж нам было взять, рассудите милостиво, — забубнило, почуяв приязнь, сразу несколько голосов.

— Кто побогаче вот, тот и в Акс может съездить, как захочет… Хоть в сам Памьер…

— Брюниссанда вон с семейством и катала, так ей что сделается, у нее денежный ящик небось набит…

— А мы люди бедные, трудовые, в Акс не наездишься…

— Работа и работа, на Пасху самая пахота, сев, и за семена нынче дерут втридорога…

— Сама же Брюниссанда и дерет за масло, как иудейка, даром что на Пасху в Акс ездила…

— Ну, довольно, — взмолился к жалобщикам голодный Аймер. — Жизнь у вас тяжелая, вижу; однако ж Господь вас без поддержки не оставляет — будет вам завтра и месса, и проповедь, и исповедь с радостью приму у всех желающих. Объявите по родным, по знакомым — завтра по звуку колокола, хотя и не воскресение, но время сейчас пасхальное, воскресенье Господа до Пятидесятницы вспоминаем каждый день.

— Откушать-то у нас изволите? — с надеждой на отказ напомнил малость успокоенный байль. По крайней мере никто не объявлял неделю милосердия, и пришли монахи взаправду вдвоем, без вооруженных франков, — а то из болтовни перепуганной Гильеметты что угодно можно заключить.

— Думаю, нам лучше всего будет заночевать в доме кюре, оно же и к церкви ближе, — порадовал его ответом Аймер. — Да и не побеспокоим никого, коль скоро дом пустует. Отужинать же… Если чем от своего стола поделитесь, будем благодарны.

Лучшие люди села согласно загудели. Среди них не было Брюниссанды — что, в общем-то, не так уж странно, если учитывать, кого именно в первую голову побежала упреждать Гильеметта. А ведь жалко: Аймер с удивлением понял, что ждал и хотел видеть толстую трактирщицу. Ей, судя по пятилетним воспоминаниям, в этой деревне можно было доверять — наряду с немногими.

— Итак, дети мои, объявите по селу, что завтра поутру и месса, и проповедь с исповедью; а сейчас скажите мне, ключ от дома священника на связке есть?

— Как не быть, мы все сберегли, ключик для вас и все, что надобно, — носатый мужик, новый ризничий, почтительно указал на толстой связке самый малый и затрапезный ключ. — Там, правда, не прибрано у нас, не судите строго, я жену гонял почистить с месяц назад, а ну как нового господина кюре пришлют; да она и на сносях у меня, могла и упустить чего по этому делу…

Аймер сделал обоснованный вывод, что в доме не прибирались с самой пропажи — или бегства? — кюре; разве что пограбить заходили малость и в припасах покопаться. Но это его, к собственному его удовольствию, нимало не волновало. Почти как Гальярда.

Дом кюре, по-хорошему, должен бы — и мог бы — прилегать вплотную к храму; но из-за особенностей Мон-Марсельского рельефа на ровной площади, пошедшей под церковь, со стороны ризницы не помещалось бы уже никакой постройки — скала уступами шла вниз, образуя кривые великанские ступени, из которых, как продолжение серой горы, и рос храм местного камня. Дом священника построили снизу, несколько на отшибе, за уступчатым и заросшим огородом кюре. Домик, — обычный бедный осталь, крытый почерневшим гонтом — стоял далеко от всего, кроме разве что церкви, от которой до него вела неровная каменная дорожка — ступень за ступенью по огородным ярусам. Байль почтительно отдал братьям свой фонарь; при свете его коптящего огня они легко проделали путь вниз в стремительных южных сумерках, отказавшись от всякого сопровождения. С востока огород плавно переходил в кладбище: земли в горах скудно, мертвым приходилось делить друг с другом каменные узкие ложа, слегка покрытые дерном, а всякий мало-мальски плодородный клок земли занимали деревца да капустные грядки. Антуану такое положение дел казалось естественным, а вот Аймера слегка передернуло, когда он на пару шагов уклонился в темноте с тропы меж бурной ежевикой и запущенными, оборванными яблонями — и едва не налетел на обвалившуюся каменную оградку и одинокий могильный крест, отбившийся от общего кладбищенского стада. Дом кюре на стыке крестов и капустных грядок даже издали казался необитаемым. Впечатление холода и неуюта усугубляло окно с полуоткрытой ставней, качавшейся и скрипевшей на холодном ветру.