Жрецы

Так Ванька сдружился с Сыскной слободой. В реестре своем он переименовал тридцать два московских мошенника.

В ответ на доношение Ваньки Каина ему в распоряжение дали четырнадцать солдат и подьячего Петра Донского. Вооружившись пистолетом, Ванька храбро повел их в самый темный и грязный угол Китай-города, в Зарядье. В этом местечке ни днем ни ночью порядочному человеку нельзя было пройти так, чтобы не поплатиться либо своею одеждою, либо деньгами, а то и жизнью. В эту же ночь он захватил тридцать два человека. В следующий поход еще четырнадцать человек "воровского промысла" взяты были им "в плен".

Имя Ваньки Каина с этой поры стали с уважением и удивлением называть даже в Сенате и в других высших правительственных местах. Сама царица Елизавета, находившаяся в те поры в Москве (терзаемой ворами и пожарами), - возликовала, выслушав от князя Крапоткина доклад о подвигах Ваньки Каина.

Ванька теперь стал в Сыскном приказе немаловажною персоной. Он не только ловил воров, но выполнял кое-какие поручения и по хозяйственной части приказа. Парень оказался на все руки.

В то утро, когда, побывав у первоприсутствующего Сыскного приказа князя Крапоткина и передав ему письмо от Александра Ивановича Шувалова, поручик Рыхловский явился по указанию Крапоткина в Сыскной приказ, - там происходила горячая работа.

Члены приказа, судьи, приказные и канцелярские служители в составе секретарей, протоколистов, регистраторов, канцеляристов, подканцеляристов, копиистов и коллежских юнкеров, а также сержант, вахмистр, солдаты, сторожа, тюремные старосты, заплечные мастера (палачи), пожарные, рассыльные, актуариусы и архивариусы и многие другие - все высыпали во двор и толкались, заглядывая один другому через плечо, около вновь перестроенного застенка. Событие немаловажное, как узнал Петр Рыхловский, должно было совершиться в это утро. Ждали архиерея с надлежащим синклитом клириков для совершения молебствия по поводу перестройки некоторых зданий Сыскного приказа.

Когда Петр Филиппович поближе подошел к центру этого сборища, он увидел восседающего за столом какого-то генерала, а рядом с ним юркого, среднего роста, румяного мещанина. Он был одет франтовато, в расшитую гладью рубаху, а поверх ее в серый, шитый серебром кафтан.

За столом же сидел один из секретарей и записывал то, что выкрикивал прилизанный мещанин, с жирными кудрями до плеч. Выкрикивал он жиденьким голосом, но громко, пронзительно.

- Белая и серая епанча на дело хомутов в застенке!..

Рыхловский заметил, что в том месте около стола, куда косился мещанин, называя ту или иную вещь, была навалена груда разной рухляди, около которой возился солдат, поднимая и показывая генералу выкрикиваемый предмет.

- Цепи!

- Уголие!..

- Липовая кадка на держание при горне воды!..

- Плети!..

- Концы и ремни!..

- Инструмент железный, смыкающий ручные и ножные пальцы?

- К тому же инструменту замок!

- Порох для клеймения телес!

- Топоры!

- Лестница для казни!

- Олово для залития горла!

- Сруб для сожжения человека...

- Рубаха и порты, надеваемые на осужденных к смерти!

- Железный венец для тиснения головы!..

- Войлок для полов в застенке!

Окончив свою перекличку, этот человек тряхнул кудрями и с какою-то насмешливой улыбкой оглядел всех окружающих.

Петр Рыхловский спросил стоящего рядом обывателя - кто это такой? Обыватель на ухо Рыхловскому с подобострастием прошептал: "Ванька Каин".

"Так вот он какой!" - Петр принялся с любопытством рассматривать знаменитого вора, с которым и ему, к сожалению, придется иметь дело, от которого он должен будет получить сообщение о разбойниках, предводительствуемых атаманом Зарею, и вообще о положении дела в Поволжье и на берегах Суры. Одним словом, человек крайне необходимый теперь, перед отъездом в Нижний.

Кто-то зычным голосом выкрикнул что было мочи:

- Его преосвященство!..

Разношерстная толпа пришла в движение. Бестолково загалдела. Сидевший за столом генерал вскочил. Ванька Каин пригладил волосы, усы и бородку, откашлялся и, высоко подняв голову, пошел, толкая всех, на улицу. Раздались окрики сержанта и вахмистра, собиравших в строй тюремную стражу. Где-то ударили в барабан. Взбеленились сторожевые тюремные псы, косматые, зубастые. Тронулись со своих мест и одетые в красные рубахи и бархатные жилеты заплечные мастера и начали скромно, заботливо собирать вместе с секретарем пыточный инструмент, цепи и другие предметы, только что переписанные в книгу. Взвалили себе на плечи и, слегка сутулясь, поволокли все это добро в обновленный застенок. Толпа ринулась на улицу, чтобы посмотреть на архиерея, а может быть, и удостоиться его благословения.

Рыхловский поспешил протолкнуться сквозь пеструю, шумную толпу на улицу, где должен был вылезти из своей колымаги архиерей. Высокий рост помог ему разглядеть старика в белом клобуке, а около него с обнаженной головой начальнически озиравшегося на толпу князя Крапоткина.

Строгий взгляд начальника Сыскного приказа произвел свое действие: заработали кулаки и плети, чтобы расчистить путь его преосвященству. Обыватели приняли на свою долю положенное количество тумаков и плеток и отступили за черту, указанную властью, продолжая низко кланяться неизвестно кому с непонятным им самим усердием.

Молебен отслужили в большом зале палаты Сыскного приказа.

Рядом с Рыхловским оказался один из чинов канцелярии приказа, гладко выбритый, с живыми, быстро бегающими глазами, одетый в желтый камзол.

Когда вблизи архиерея появились в облачении три священника, чиновник хотя и не был знаком с Рыхловским, но дернул слегка его за рукав, прошептав ему на ухо:

- Тюремные попы: один из Чудова монастыря, другой из Покровского собора, третий из Спаса, что у Москворецких ворот... Для исповеди и увещевания осужденных они... Вон тот протопоп... - указал чиновник на толстого рыжего священника, - отец Григорий... ученейший и искусный в исповедях муж.

Попы низко кланялись архиерею и смиренно косились в сторону Крапоткина. Видимо, они чувствовали себя неважно, находясь между двух огней. Колодники, которых вывели к слушанию молебна, и те выглядели бодрее, чем эта испуганная тройка попов, обливавшихся потом от излишнего волнения.

После пышных, торжественных богослужений в присутствии царицы в дворцовой церкви - эта нелепая суета, овеянная унылым пением охрипших клириков, эта пестрая толпа, состоявшая из приказных, из палачей, из генералов, из попов и кандальников повергла Петра Рыхловского в великое смущение.

Архиерей рядом с князем Крапоткиным, попы, клирики, начальство и все прочие люди, присутствовавшие на молебне, двинулись теперь в обход старых и вновь выстроенных тюремных казарм. Их оказалось десять. Самая большая из них - десять аршин длиною и три шириною; в ней помещалось шестьдесят человек. В другой - пятьдесят девять колодников; в третьей - пятьдесят семь... Всего по всем палатам было пятьсот человек. В каждой казарме начальство встречали караульный офицер и тюремный староста. Колодники были построены шеренгами - растерянные улыбки появились на изуродованных лицах. Находились здесь люди и с озверелыми волчьими глазами, страшные, на все готовые. Они были кругом окованы: и ручными и ножными кандалами, и опутаны густо двойными шейными цепями. Были и хилые, жалкие, с потухшими глазами.

Князь Крапоткин нагибался и осматривал, крепко ли закованы люди. У одних он обнаружил худые и ветхие кандалы, у других - неисправные замки, заклепки.

Архиерей, не теряя времени, обрызгивал колодников "святой водой". В женских палатах арестованные были закованы лишь в ручные кандалы. Они встретили архиерея разухабистыми песнями и кричали зазорные слова, а посему он не удостоил их кропления.

Во время этого обхода около большого острога, у трубы, солдаты задержали жену одного колодника и при ней пузырь с вином, который она, воспользовавшись тюремной суетою, хотела передать в окно мужу своему, завязав пузырь в платке. Колодничью жену мгновенно сцапал Ванька Каин и представил ее самому князю. Вина при ней оказалось с четверть ведра, которое у нее услужливо отобрал Каин.