Забытые хоромы

особенности потому так настаивал на своем, что бумаги польского курьера лежали у него в кармане.

– Ну нет, – возразил он, – если бы вы успели перехватить, я никогда не претендовал бы.

– Да что вы так спорите? – перебил снова Пирквиц. – Вы-то достали или нет эти бумаги?

– Я уже сказал вам, что не считаю вас вправе требовать у меня отчета, – почти дерзко ответил Чагин.

«Ну, тут есть что-нибудь! – опять подумал Пирквиц. – Ты, брат, недаром запираешься, это мы выясним».

– Ну, я вижу, – как ни в чем не бывало, заметил он,* – что вы после бессонной ночи не в духе. Знаете, вам лучше всего пойти и лечь теперь. Пойдемте наверх, там вы отдохнете.

Чагин сначала стал было отговариваться, но глаза его совсем слипались, и, чувствуя необходимость подкрепить себя сном, он согласился подняться наверх. К тому же он думал этим отделаться от докучливого Пирквица.

Пробуждение

Чагин спал тем крепким, хорошим сном, который и может быть только в молодости, как вдруг почувствовал, что кто-то осторожно, но настойчиво трясет его за плечи. Он отмахнулся, приоткрыл глаза и тут же, повернувшись на другую сторону, хотел снова заснуть. Но его не оставили в покое, продолжая трясти.

– Господи, и заснуть не дадут! – с неимоверной жалостью к себе промычал он, все-таки не делая усилия очнуться, так как ему казалось, что он только что лег.

– Вам письмо… спешное, – говорил между тем трактирщик, не оставляя плеча Чагина, – говорят, сейчас нужно.

– Письмо, какое письмо?.. Что нужно? – произнес наконец Чагин, открывая глаза. – Разве я давно сплю?

– Часа три будет.

– А-а… Я думал, что и получаса не прошло… Какое же письмо?

Молодой человек сел на кровать и взял из рук трактирщика сложенную пакетом бумагу.

Адрес был на его имя, но рука оказалась совсем незнакомой и притом довольно не твердой.

– Кто пришел? – спросил он трактирщика.

– Крестьянин-латыш.

«Неужели от Паркулы?» – подумал Чагин и принялся за чтение письма.

Там говорилось, что необходимо по делу, касающемуся Чагина, чтобы тот немедля ехал обратно в лес, на условленное место к лачужке у ручья.

Чагин прочел, перечел, повертел письмо, ничего не понимая, и спросил, где посланный. Трактирщик ответил, что тот, как отдал письмо, сказал, что оно важное очень, чтобы передали его сейчас же, и ушел.

– Да, да, – рассеянно повторил Чагин, – конечно, важное. Я сейчас встану. Велите седлать лошадь; я поеду сейчас.

Трактирщик ушел, и Чагин, не теряя времени, принялся одеваться. Он не стал раздумывать о том, какое это было дело, по которому звал его Паркула, но рассчитал, что ему все равно надо ехать обратно к Лыскову и по дороге он может остановиться в лесу.

Одеваясь, он сунул руку под подушку, чтобы достать бумаги, которые он положил туда перед сном, и не нашел их.

– Что за штука! – воскликнул он, напрасно шаря под подушкою, никаких бумаг там не было.

Чагин скинул подушки на пол, кроме кошелька, под ними ничего не оказалось. Он перерыл всю постель, но бумаг нигде не было.

– Хозяин,