Вардананк

– Не должен же я почивать вместе с этими нечистыми! – сказал он.

Ему тотчас же было отведено более просторное помещение, и туда были перенесены его вещи. Гют и Кодак поняли, чем это вызвано. Они почувствовали обиду и унижение. Кодак вышел посмотреть, как происходит переселение Хосрова, и нашел его сидящим у двери на подушке, принесенной слугами, пока готовили помещение.

– Недоволен нами господин? – не смог сдержать Кодак своей обиды.

Хосров не ответил.

Кодак сгорал от стыда. Он понял, что напрасно поставил себя в унизительное положение да еще в присутствии слуг, – но было поздно. Нужно было найти какой-нибудь достойный путь к отступлению.

Кодак повторил свой вопрос громче.

Хосров злобно повернулся к нему, вскочил с подушки и пнул его ногой.

Кодак еле удержался на ногах.

– Почему ты бьешь меня? – спросил он, растерявшись, и сделал шаг вперед.

Хосров принял это за попытку напасть на него и ударил Кодака еще раз. Кодак упал. Хосров стал топтать его ногами, пока у Кодака не хлынула изо рта кровь. Кодак лежал ничком; задыхаясь, он выплюнул набившуюся в рот землю.

– Плюешь? На кого плюешь, собака и собачий сын?! – рассвирепел Хосров, продолжая с остервенением наносить удары.

Из всех углов караван-сарая высыпали купцы, служащие и воины и стали наблюдать за происходящим. Вначале они глядели с удивлением и даже со страхом, но вскоре, увидев, что избиваемый – иноверец, стали одобрительно смеяться и переговариваться.

Стоя в дверях, с заложенными за спину руками, Вшнасп следил за происходящим. Вышедший из своего покоя Гют на минуту онемел, увидев такое беспримерное унижение. В нем вспыхнуло самолюбие, он шагнул вперед, схватил Хосрова за руку и отбросил его в сторону. Хосров в ярости обернулся к нему, но Гют так на него посмотрел, что тот сразу остыл. Гют повернулся к Вшнаспу, но тот зевнул и пошел к себе в покои.

– Встань! – приказал Гют Кодаку. – Как ты позволяешь себе осквернять свой рот нечистым прахом этой страны?

Хосров злобно повел глазами.

– Это какую страну ты называешь нечистой? – с угрозой придвинулся он к Гюту.

Гют, не отступая ни на шаг, негромко ответил:

– Я готов умереть, но сделай одно движение – и голова слетит у тебя с плеч. Ты ведь знаешь, в какой стране я родился…

– Заткни рот! – крикнул Хосров.

– Это ты заткни рот! – воскликнул Гют, хватаясь за рукоятку меча.

– Убивают! Помогите! – завопил в ужасе Хосров. Вновь показался Вшнасп.

– Что это, вы еще не кончили? – прикрикнул он. Гют крикнул в ответ:

– Вы позорите посла, направленного к царю царей, избиваете людей марзпана! Пусть мой труп останется здесь! Но что, если царь царей потребует сведения, которые я везу ему? Об этом вы подумали?

– Кто ты? – подошел к нему Вшнасп.

– Князь армянский и слуга царя царей! Так вы почитаете ваши законы? Таково ваше гостеприимство? Плкио я на ваши покои, я скорее лягу спать в поле. А тебя я еще увижу при дворе! – погрозил он пальцем Хосрову.

Вшнасп понял, что они перешли границы; он рукой сделал знак Хосрову успокоиться.

– Вам не нравится Армения, но царь царей с ней считается… Я доложу ему обо всем, и вы еще попляшете у меня!

Наступило неловкое молчание. В толпе стали перешептываться. Кодак, не вставая с земли, счищал с себя пыль.

– Плюнь ты на эту землю! – крикнул ему в ярости Гют. – Встань!

Кодак сплюнул, встал и, вытирая лицо ладонью, лишь размазывал кровь и пыль. Это вызвало громкий смех. Кодак пригрозил смеявшимся и вошел в помещение, сопровождаемый Гютом.

– Чем это ты занимаешься здесь? – подошел к Хосрову Вшнасп, награждая его пощечиной. – Существует для тебя закон или нет? Даешь этим собакам повод распустить язык при азарапете? Убирайся!

Хосров съежился и проскользнул к себе. Вшнаеп махнул толпе, та рассеялась.

Войдя в помещение, Кодак, в ответ на расспросы Гюта, рао сказал ему все.

– Напрасно связался ты с этой собакой! – заметил ему Гют. – И кто дал тебе право всюду совать свой нос?

– Я доверенное лицо марзпана! – огрызнулся Кодак.

– Ты, собачий помет! – рявкнул Гют.

Кодак злобно взглянул на него, но затем смирился.

– Ударь и ты, если так! – сказал он, рыдая.

– На тебе! – размахнулся Гют.

– Сделаешь еще лучше, если совсем убьешь! – не унимала Кодак.

Гют потянулся к мечу. Кодак, потеряв голову, потрясал руками в воздухе.

– Горе мне!

– Молчи!

– Не буду молчать! Я не прощу такой обиды! Говорят о персах… Нет, это армянин – перс, армянин!.. Чего ты смотришь? Кончай со мной, убивай!

Гют рассмеялся и, подойдя к Кодаку, положил руку ему на плечо.

– Не превращай меня в перса. Я армянин.

– Ты не армянин, а перс! – зарыдал Кодак. – Не пожалел моей старости…

– Хорошо, хорошо, успокойся! – стал его увещевать, Гют. – Не удержал я руки…

Кодак с охами и стонами пошел к своей постели, лег и укрылся с головой.

– Погоди уж, я им еще покажу! – пригрозил он кому-то, вновь высовывая голову из-под одеяла.

– Оставь похвальбу и спи! Довольно! – приказал Гют, тоже ложась.

Наступило молчание, вскоре нарушенное храпом Гюта. Кодак, привстав, принялся счищать грязь со своих ушибов и растирать помятые бока, одновременно перебирая в памяти все случившееся. Он был человек в такой же мере беспокойный и упорный, сколько выносливый и терпеливый. Но на этот раз он горел как в огне и не мог успокоиться. Его сжигали злоба и бессильная ненависть. Мстительность горца проснулась в нем и не позволяла г/дать до утра, когда он смог бы что-нибудь предпринять против Хосрова. Далеко было и до дворца, где он надеялся свести счеты со своим врагом и погубить его.

«Стать вероотступником? – думал он. – Скорее издохну, но не отступлюсь! Поклонюсь тысяче огней, чтоб остаться живым, но от веры не отступлюсь…»

Он взглянул на огонь, который трепетал в жертвеннике, и вдруг, подхлестнутый какой-то мыслью, подбежал к нему, приподнялся и помочился. Огонь зашипел и сник. Кодак вернулся в постель. Покой снизошел на него, и он заснул.

Когда утром Гют взглянул на Кодака, тот еще спал. При дневном свете отчетливо видны были следы побоев на его лице. Гют почувствовал жалость к Кодаку и обиду за него. Возмущало не столько самое избиение дерзкого старика, сколько то, что его унижали как армянина.

Вошел хозяин и спросил, что изволит нахарар заказать себе на завтрак. Гют еще не успел произнести и слова, как хозяин, обратив внимание на жертвенник, в ужасе воскликнул:

– Кто погасил священный огонь?

– Разве он потух? – равнодушно спросил Гют. Хозяин растерянно смотрел на жертвенник.

Проснулся Кодак.

– Кто погасил священный огонь? – обратился к нему хозяин.

Кодак взглянул и ответил:

– Скажи мне, как же это сам священный огонь дозволил, чтоб его погасили?

Хозяин побоялся поднимать шум и, осмотрев золу, заявил:

– Не подложили дров; огонь сам погас. Он вышел, чтобы вновь принестй огня.

– Кто же потушил огонь? – заинтересовался Гют.

– Я! – ответил Кодак.

– Почему?

– Я армянин и христианин: Не место их священнбму огню в моих покоях!

– Как же ты его дотушил?

Кодак рассказал…

Гют хотел рассердиться, но не удержался и расхохотался.

– Что же это за божество, которое можно погасить мочой? – философствовал Кодак.

Гют вновь стал серьезен.

– А если бы узнали?

– Что же, убили бы нас.

Гют взглянул на неукротимого старика и махнул рукой. А тот объяснил:

– Ведь армяне могут таить месть тысячу лет, но отметить они должны! Сильно он меня оскорбил, князь.

– Что же, теперь ты успокоился? – не удержался от улыбки Гют.

– Нет, не утолил еще всей жажды мести.

– Сдержи себя и не позволяй себе больше таких безумств! – строго сказал Гют. – Ты государственный деятель или тушитель огня?

– Это не мешает государственным делам, князь. Где надо действовать словом, а где – иными способами!.. Не смейся надо мной, князь. Уж так получилось…