Болгария

В гласе Святослава послышался угрожающий рык. Старший посол начал чаще вытирать бледное чело расписным платком, дожидаясь, когда толмач переведёт остальным посланникам слова ужасного скифа.

Видя, что византийцы преисполнены боязни, Святослав неожиданно успокоил:

– Грядите, послы, не бойтесь. Я дам вам надёжную стражу, и по моему слову княжескому никто вас перстом не торкнет. И коней дам борзых, чтобы поскорее добрались домой. Фарлаф, распорядись! – велел он. К этому времени в гридницу вошёл Хорсунянин. – А что касаемо патрикия Калоркира, посланника василевса Фоки, то он человек вольный, почтенные послы, вот он перед вами, с ним речь и ведите.

Вскоре варяг вернулся с докладом:

– Кони, княже, для послов сёдланы!

Сумрачные греки вышли, сели на коней. А старшего посла усадили в особую колыбку, подвешенную между двух лошадей, чтобы он по немочи не упал с седла, не разбился, а ехал в душистом сене до самой Визанщины, неся своему императору ответ Святослава.

Два десятка русских дружинников выступили охраной. И старшему десятнику было наказано идти борзо, нигде не останавливаясь, до самых границ, и поскорее ворочаться назад.

Старый апокрисиарий предстал перед императором, едва успев помыться, переодеться и наскоро перекусить с дороги. Окинув быстрым цепким взглядом его худую, уже увядающую стать, Цимисхес знаком повелел начинать доклад.

– Великий и Богоравный василевс, – начал опытный дипломат строго по заведённому порядку, – наше посольство выполнило твоё поручение и передало повелителю северных скифов твою божественную волю. Несмотря на переданное ему пожелание мирно решить вопрос, Сффентослаф передал такой ответ. «Я уйду из этой богатой страны не раньше, чем получу большую денежную дань и выкуп за все захваченные мною в ходе войны города и за всех пленных. Если же ромеи не захотят заплатить то, что я требую, пусть тотчас же покинут Европу, на которую они не имеют права, и убираются в Азию, а иначе пусть и не надеются на заключение мира с нами», – зачитал апокрисиарий ответ Святослава.

– Как вёл себя предводитель скифов? – мрачнея ликом, спросил император.

– Он вышел из себя, но упоминание о моём участии в переговорах с его отцом Ингаром несколько смягчило грозного варвара, иначе некому было бы сейчас прочесть тебе эти строки, Богоравный, – с поклоном отвечал апокрисиарий. И осторожно добавил: – Сффентослаф считает, что земля, которую он отторг у мисян, есть вотчина его предков, а по закону скифов за землю предков надлежит сражаться до конца…

Волевые скулы красивого лика императора напряглись. Он некоторое время молчал, углубившись в свои думы, а потом спросил, окинув взглядом стоящее пред ним посольство:

– Где патрикий Калокир, пусть он подробней расскажет мне о катархонте россов…

Посол переглянулся со спутниками и, помявшись, осторожно молвил:

– Патрикий Калокир из Херсонеса отказался следовать с нами в Константинополь…

– Что?! – уже совершенно открыто взъярился василевс. – Как это отказался? Он отказался выполнить волю своего императора?!

– Да, Богоравный, – ещё ниже склоняясь и стараясь не встречаться с разозлённым взглядом Иоанна, молвил старый апокрисиарий. – Патрикий Калокир, посланный покойным императором Никифором Фокой к Сффентославу, отказался вернуться и присягнуть тебе на верность. Он говорил со мной надменно и, похоже, променял покровительство Империи на дружбу с варварами…

– Проклятый изменник! – взорвался Цимисхес. Он вскочил со своего места и быстро заходил перед притихшими и втянувшими головы в плечи посланниками. – Значит, он заодно с моим врагом, который столь обнаглел, что смеет требовать от непобедимой Ромейской империи дань?! Жалкий грязный самонадеянный скиф! Да я лучше сниму войска с Антиохии, чем заплачу эту дань северному дикарю! – Кесарь обернулся к советникам, в немом оцепенении стоявшим слева от него: – Отозвать Варду Склира и патрикия Петра вместе с их войсками!

– Но, Богоравный, арабы тут же оттеснят наши оставшиеся силы… – робко стал возражать один из военных советников императора.

– Это не самое страшное, войска вернутся и снова выгонят арабов! Страшнее терпеть дерзкие требования грязного скифа у себя под боком! Немедля вызвать сюда патрикия Петра с его храбрыми гоплитами и стрелками! Барде Склиру – собирать войска! – И разъярённый Иоанн топнул своей маленькой божественной туфлей по мраморному дворцовому полу.

Глава 4

Война с Византией

Подсвечник с тремя толстыми восковыми свечами мягко освещал стол и небольшую горницу, оставляя в полутьме углы жилища. Киевский князь и патрикий сидели за столом друг против друга.

– Я уважал твоего покойного императора Никифора Фоку, как воина и как правителя, который держит слово, – молвил князь, задумчиво глядя на чашу с греческим вином перед собой. – Но кто же тогда послал печенегов к стенам Киева, кому было нужно выманить меня из Болгарии?

– При дворе византийском всегда идёт война, тайная и незримая, так мне говорил мой отец, – ответил бывший посланник, отхлебнув немного разбавленного вина из своей чаши. – Если есть император, то и есть те, кто его желает низвергнуть. Или просто убить, подло и жестоко… – вновь помрачнел Калокир.

– Выходит, печенегов послал Цимисхес? – наморщил чело Святослав.

– Не обязательно, обычно те, кто приводит к власти нового императора, остаются в тени. Ещё есть церковь во главе с патриархом, она тоже очень многое решает. К сожалению, мир в Империи бывает только в войнах с внешним врагом, а внутри – лишь временное перемирие…

– Грязно это и подло, – сердито ответил ему Святослав. – Нельзя жить без Прави истинной, это верная гибель.

– Согласен, – пожал плечами Калокир, – наверное, потому ни один наш император не умер своей смертью. – Оба замолчали, думая каждый о своём.

– А что, брат Калокир, – князь русов устремил на патриция прямой немигающий взор, – коли б ты стал императором Византии, держал бы слово?

– Я?! – Очи Хорсунянина расширились от предложения князя.

– А что такого? Коли и далее не по Прави будет вести себя сей Цимисхес, так, может, турнём его с византийского трона, а тебя поставим, чем ты, настоящий воин и благородный Хорсунянин, хуже этого самозванца и убийцы?

– Так я… так разве это… – смутился патрикий, стараясь скрыть хлынувшую тёплой волной изнутри радость. Тайные мысли, исподволь зреющие после смерти императора Фоки, давно тревожили Калокира, но он не признался бы в них никогда и никому. «И вдруг Святослав прямо и открыто говорит об этом. Или мысли мои прочёл? Он ведь, рекут, тоже, как и все славянские волхвы, чародейством владеет…» – Патрикий с опаской глянул по сторонам.

– Не бойся, у этих стен нет ушей, тут Русь, хоть и болгарская, а не Византия, – ободряюще молвил князь. – Честью тебе реку, понравился ты мне, не только как воин, но и тем, что душа твоя, в отличие от большинства твоих соплеменников, не двойная, потому и предлагаю сие тебе. Патриций Калокир будет смотреться на императорском троне лепше коротышки Цимисхеса! А коли станешь царём своей державы, так и тебе, и мне лад да мир дороже всего, решай!

– Если мне удастся стать императором Византии… – медленно заговорил Калокир, – и если… ты поможешь мне в этом, то я… обещаю никогда ничего против Руси не предпринимать, и не мыслить даже. – Голос патрикия окреп, налился силой. – А сверх того за помощь твою Болгария останется в вечном владении Руси, а Империя Ромейская будет присылать щедрые дары в благодарность за защиту её восточных границ от угров, печенегов и прочих врагов! – блестя чёрными очами, взволнованно изрёк Хорсунянин. – Потом запнулся, опять огляделся по сторонам и молвил: – За одно вылетевшее отсюда слово меня ждёт смерть. Я отдаю тебе в руки свою жизнь, как брату…

– Не переживай, – успокоил его Святослав, – в подобном деле я действительно готов помочь тебе, как брату, а слово моё крепче камня. У нас на Руси есть древний обычай, – молвил князь. – Те, кто даёт друг другу зарок верности в общем деле, пьют из чаши вино, смешанное с их кровью, и становятся братьями-кровниками навечно, до самой смерти.