Два мага

угую?

– Другую?

– Ну да, если воспитанница Елагина у вас?

– Ее нет у меня, что за пустяки! Откуда вы взяли это? Что может быть общего между мной и воспитанницей господина Елагина?

– Не знаю, но уверен, что у вас есть общее между вами и ее мадам-француженкой. Вы мне говорили, чтобы я достал медальон и торопился исполнить это, иначе вы обойдетесь без меня. Как вы могли обойтись? Достать медальон через француженку. Кроме нее, никто не мог войти в комнату к ее питомице, она вошла и взяла, и, когда горничная пошла, медальона уже не было. Все ясно. Потом я вижу француженку у вас в саду в окно, и мне говорят также, что она у вас.

– Я вам не говорил этого!

– В том-то и дело, что вы скрываете.

– Послушайте, однако! Вы настойчиво допытываетесь, хотите словно силой принудить меня.

– И хочу принудить...

Кулугин раздражался все больше и больше. Мало-помалу раздражение его передалось и графу.

– Каким же образом вы принудите меня? – повышая голос, произнес Феникс.

– Просто, граф, просто: если вы не скажете мне сейчас правды, у вас ли француженка, то я отправлюсь к светлейшему и расскажу ему всю подкладку комедии, которую вы заставили меня разыграть в его дворце на моем дежурстве, и как вы его обморочили...

– Угроза серьезная, – усмехнулся Феникс. – Если вы решились на нее, значит, вы действительно себя не помните. Так и быть, жалея вас, я вам скажу: француженка у меня.

– И она принесла вам медальон?

– Да в том-то и дело, что нет, в том-то и дело, что нет! – повторил граф несколько раз, и в его голосе против обыкновения послышалось волнение. – Будь этот медальон у меня, я держал бы моих врагов вот где... – и он, сжав кулак, протянул его. – Тогда бы я был спокоен, – продолжал он и заходил по комнате. – В том-то и дело, что моя француженка, видно, опоздала так же, как и ваша горничная. Она прежде горничной пробралась к шкатулке, но там медальона не нашла. Его кто-то унес раньше, а кто? Помогите мне найти...

Лакей в ливрее графа появился в дверях.

– Что нужно? – спросил его Феникс по-французски.

– Приехала карета, – ответил лакей по-французски же, – из Таврического дворца. Князь Потемкин просит к себе немедленно господина графа.

– Вы видите, – обернулся Феникс к Кулугину, – мне нечего было бояться вашей угрозы относительно светлейшего. Он мне доступен более, чем вам, и я сумею принять к нему должные меры...

И он поклонился, показывая этим, что извиняется, но должен спешить на приглашение Потемкина.

– Одно еще слово! – остановил его Кулугин. – Скажите мне, ради Бога, воспитанница Елагина у вас?

– Вы слишком требовательны, – твердо ответил Феникс, – я вам сказал: ищите медальон и тогда говорите о ней, без медальона же, к сожалению, вы ничего не узнаете.

Он поклонился еще раз и вышел из комнаты.

Радость

Цветинский перестал уже сидеть у постели Бессменного с утра до вечера. Во-первых, в этом не было надобности, потому что князь выздоравливал, а во-вторых, Цветинский бегал, как он говорил, по делам самого