Русская корлева. Анна Ярославна

— Господи, бесподобная Анна, если бы ты просила за великую Русь, мы бы и слова не молвили против.

И тут вмешалась в разговор Анастасия. Она как-то вольно взяла руки Миндовга и Петра и, глядя им в глаза своими жгучими зелеными глазами, посылая на греков неведомую им мощную силу, сказала:

— Знайте же, славные византийцы, она просит для себя, только для себя. Она будущая королева государства Франции. Если мы найдем мощи святого Климента, она повезет их на свою новую родину и там явит той державе бескорыстие и милосердие нашей с вами православной веры. А те, кто с нами пришел в Корсунь, — сваты короля Генриха французского. Потому сотворим общее благое дело во имя Господа Бога нашего, во имя великой Византии и великой Руси.

Анастасия замолчала, но ни Миндовг, ни Петр не ощущали в себе желания отвести от нее глаза и освободить свои руки. Оба они смотрели на россиянку с изумлением. Над ее золотистой головой они увидели сияющий нимб. И лицо ее показалось грекам таким знакомым, таким близким, что у них перехватило от волнения дыхание. Перед ними стояла сама София Премудрость, словно сошедшая с образа корсуньского храма Святого Василия. И экзарх Петр сказал:

— Да будет по-вашему. Мы исполним волю Святой Софии, коя говорила твоими устами, блаженная Анастасия. Не так ли я выражаю наше желание, императорский наместник Миндовг?

— Да, да, я с тобой согласен, святой отец, но… у нас еще есть время подумать и посоветоваться. — Чиновник оставался чиновником даже под завораживающим взглядом «Софии Премудрости».

Анастасия не проронила ни слова в ответ, лишь опустила руку Миндовга и, по-прежнему держа за руку экзарха Петра, вошла с ним в храм. Анна и Миндовг последовали за ними. Наместник повел княжну к алтарю, и там, с правой стороны от царских врат, она увидела большую серебряную чашу с ведущими в нее ступенями. Анна спустилась к самой воде и позвала Анастасию. А когда та встала рядом, спросила:

— Настенушка, увидим ли моего деда?

Анастасия не ответила, но, склонившись к освященной воде, разгребла ее руками и привлекла Анну к себе. И они обе, припав к самой воде, увидели в глубине ее лик Владимира Святого. Он смотрел на них ясно, поощрительно. Анна и Анастасия не могли отвести от него глаз. Княжна прошептала:

— Он с нами, он благословляет нас.

Когда же лик источился, Анна и Анастасия умылись святой водой, поднялись и посмотрели в купол храма. Что они там узрели, никому не было ведомо, но княжна вышла из чаши в таком же возвышенном состоянии души, как когда-то поднялся из святой купели после крещения ее дед. Ей показалось, что она парит в воздухе, словно птица, летящая в поднебесье. К ней подошел экзарх Петр и спросил:

— Исполнилась ли твоя мечта, внучка святого Владимира?

— Истинно исполнилась, святой отец. В этом храме я вижу, как витает дух моего деда.

— Твои слова — надежда нам, священнослужителям. И об этом я скажу прихожанам в час божественной литургии.

Помолившись, Анна и Анастасия вышли из храма вместе с греками и увидели на площади сотни горожан. Они бурно приветствовали россиянок, а в центре толпы мужчины держали на руках Анастаса. Они поднесли его к паперти и поставили рядом с Анной. К ней подошел пожилой грек.

— Я был мальчиком, когда его дед, — грек показал на Анастаса, — спас Херсонес от разорения. Тогда здесь правили наместники коварного императора-самозванца Варды Фоки. — И старец поклонился. — Мы вас приветствуем, россиянки.

— Спасибо, корсунянин. Прими мой поклон как благодарность от великой Руси.

Толпа зашумела, забурлила, всем хотелось подойти к Анне и Анастасии. Но Миндовг поднял руку, и наступила тишина.

— Горожане, успокойтесь. Гости из далекой Руси пробует у нас долго. Все вы их увидите. Им же пора отдыхать с дороги. — И Миндовг повел княжну Анну и ее спутников ко дворцу.

Отдых искателей мощей святого Климента затянулся на неделю. Внешне покладистый Миндовг на самом деле был хитер и коварен, потому и достиг высокого положения на императорской службе. Ночью он тайно покинул город, и никто, кроме экзарха Петра, не знал, куда исчез наместник. А тот отплыл на легкой скидии в таврическую Сугдею, где в это время пребывал большой императорский вельможа. Сгоряча Миндовг допустил, как показалось ему, роковую ошибку, дав согласие на поиски мощей, и теперь спешил исправить ее, потому как боялся поступиться интересами империи.

Вельможа Амфилогий строил себе дворец близ горы Медвежья Голова, потому и приплыл из Константинополя посмотреть, как идут работы. Умудренный опытом государственной службы, Амфилогий был не менее хитер, чем Миндовг. И сказал он наместнику Херсонеса вразумительно, что поиски святыx мощей ущерба империи не принесут. К тому же им, грекам, останки римлянина славы не прибавят, если будут лежать втуне. А вот когда найдут их галлы или россы, не важно кто, честь достанется Византии, рассудил вельможа и именем императора Константина Мономаха разрешил поиски.

— Пусть они потрудятся во имя нашей великой Византии. А там уже дело за тобой, разумный Миндовг, — заключил Амфилогий.

— Я свято помню одно: честь Византии превыше всего. И я сохраню ее и приумножу, — в порыве благодарности произнес Миндовг перед расставанием с важным вельможей.

Миндовг возвращался в Херсонес, окрыленный мыслью послужить великой империи всеми своими силами. То, что честь должна достаться Византии, он понял по-своему. Но об этом послы Франции и Анна узнают значительно позже, когда свершится знаменательное событие.

Вернувшись в Корсунь опять-таки ночью, Миндовг пригласил гостей на завтрак и сделал им приятное сообщение:

— Словом и волею императора великой Византии Константина Мономаха мы позволяем вам начать поиски мощей святого Климента. Наш божественный император всегда великодушен и добр к дерзающим во благо веры.

Удивлению гостей не было предела. Никто из них не понимал, как Миндовгу удалось получить благословение императора. Лучше всех состояние французов передало лицо каноника-канцлера Анри д’Итсона: оно светилось от радости. Миндовг продолжал:

— Мы разрешаем вам позвать на помощь горожан, кои проявят добрую волю и коих вы должны вознаградить за труд. Пусть и ваши воины ищут останки, но введите в город не больше сотни. Вы не должны чинить ни городу, ни горожанам никакого ущерба. За всякий ущерб будете платить пени в городскую казну. А если преступите наши законы, станете платить штраф или же вас сурово накажут.

Княжна переводила французам речь Миндовга, и они согласно кивали. Однако на последних словах Миндовга Анна споткнулась. Она не хотела доносить их до послов, но Миндовг потребовал:

— Переведи и это. Честь и порядок превыше всего.

— Хорошо, — согласилась Анна. И обратилась к послам: — Наместник сказал, что за всякое нарушение законов империи виновные будут строго наказаны. И еще. — Это Анна добавила уже от себя, помня ранее сказанное Миндовгом: — Вы должны запомнить, что ежели мощи будут найдены, то владелицей их будет определена княжна Анна, внучка святого Владимира, принявшего крещение в Херсонесе. — И Анна повернулась к Миндовгу: — Так ли я донесла твою мысль, славный наместник Миндовг?

— Да, у нас с экзархом нет возражений против сказанного тобой. Мы так ранее решили, — объявил наместник.

Французы были озадачены заявлением Миндовга. Их не испугало предупреждение о суровом наказании, но привело в недоумение последнее. «Что будет, ежели княжна Анна откажется стать супругой короля Франции?» — подумал епископ Готье. Он поделился своими опасениями с Бержероном. Но Пьер не разделил их:

— Анна не изменит данному слову, Ярослав Мудрый — тоже. Потому выразим Миндовгу и Анне согласие во всем, — сказал соотечественникам Пьер Бержерон.

В Корсуни все пришло в движение. Анастас привел в город сотню своих воинов. Экзарх Петр собрал на площади горожан и призвал их оказать помощь россиянам и французам. Он же пригласил на совет старейших корсунян и спросил их:

— Есть ли в вашей памяти предания старины о кончине святого Климента? Случилось это десять веков назад.