Траектория краба

Последовал «отсутствующий взгляд», потом этот взгляд сделался вполне нормальным, и она подтвердила слова своей подруги Йенни, которая опять обнаружила верное чутье: «То, что у нас в голове, внутри таится, вся скверна должна выйти наружу...»

Нет, от матери в этом деле совета ждать не приходится. Ум у нее короток, как ее белые волосы, Так к кому же обратиться? Может, к Габи?

Я вновь отправился по уже привычному маршруту из Шверина в Мёльн, где меня, как всякий раз, когда я приезжал сюда, поразила скромная прелесть этого городка, история которого связана с Тилем Уленшпигелем, чьи проделки вряд ли пришлись бы нынешним горожанам по вкусу. У моей бывшей благоверной теперь завелся друг, по ее словам, «очень милый, деликатный и ранимый человек», поэтому мы встретились с ней в соседнем Ратцебурге, чтобы отобедать – она заказала вегетарианское блюдо, я шницель – в ресторане «Зеехоф» с видом на озеро с его лебедями, утками и неутомимым нырком.

Предварив разговор фразой «Видит Бог, я не хочу тебя обидеть» и возложив затем на меня всю ответственность за произошедшее с сыном, она сказала: «Сам знаешь, я уже давно не могу достучаться до него. Он замыкается. Он просто невосприимчив к проявлениям любви и подобным вещам. Сейчас я пришла к убеждению, что он вконец испорчен до самого нутра, до самого мозга костей. Достаточно взглянуть на твою мать, чтобы догадаться, какое наследство он мог получить от нее через её сынка. И тут уже ничего не изменишь. Кстати, во время моего последнего посещения твой сын отказался от меня».

По ее намекам, она собиралась начать новую жизнь со своим другом, «добросердечным, умным и вполне нормальным человеком». Она, дескать, «заслужила этот шанс» после всего, что ей пришлось пережить. «Представь себе, Пауль, я наконец даже нашла в себе силы бросить курить». От десерта мы отказались. Проявив чуткость, я не стал доставать сигарету. Бывшая супруга настояла на том, чтобы каждый расплатился за себя.

Попытка переговорить с Рози, преданной подружкой моего сына, хотя и представляется мне задним числом смешной, однако кое-что она мне прояснила в дальнейших событиях. Уже на следующий день, который совпал с посетительским днем, мы встретились с ней в одном из кафе Нойштрелица сразу после того, как она повидалась с Конни. Глаза се уже не были заплаканы. Распущенные волосы она теперь собрала в пучок. Ее постоянная готовность к самопожертвованию сочеталась с внешней собранностью. Даже руки, которые раньше тщетно пытались найти себе место, теперь спокойно лежали на столе, кулачки были сжаты. Она сказала: «Что вы будете делать как отец – это ваша проблема. Я же всегда знала, что Конни хороший, и не разуверюсь в нем, что бы ни произошло; он очень сильный, с его силы нужно брать пример. Не я одна твердо, очень твердо верю в него, причем речь идет не только о его взглядах».

Я согласился с тем, что в Конни есть хорошая основа. Я, мол, и сам верю в это. Мне хотелось сказать больше, но прозвучали слова, как бы завершавшие разговор: «Зло не в нем, а в самом нашем мире». Но тут подошло время подавать заявку на мое посещение тюрьмы для несовершеннолетних.

Мне впервые разрешили посетить его камеру. Было сказано, что за хорошее поведение и образцовую социальную активность для Конрада Покрифке сделано исключение. Его сокамерники отсутствовали; они, как мне пояснили, работали в саду. Конни ожидал меня в своем уголке.

Тюрьма была довольно ветхим сооружением, но, по слухам, сейчас разрабатывался проект современного здания. Я вроде бы подготовился к любым неожиданностям, но все-таки опасался от сына каких-либо сюрпризов.

Войдя, я увидел поначалу только заляпанные стены; он сидел за столом в своем норвежском пуловере, сказал, не поднимая глаз: «Ну что, папа?»

Неопределенным жестом сын, вдруг назвавший меня «папой», указал на книжную полку, рядом с которой – чего я не заметил сразу – было пусто, исчезли все заключенные в рамки фотографии: снимок Вольфганга, называвшего себя Давидом, оба портрета молодого и старого Франкфуртера, обе фотографии, приписываемые командиру подлодки Маринеско. Я пробежал глазами по корешкам книг на полке: как и следовало ожидать, много истории, кое-что о новых электронных технологиях и между ними два томика Кафки.

Насчет исчезнувших фотографий я ничего не сказал. Да и он, похоже, не ожидал никаких комментариев. То, что потом случилось, произошло очень быстро. Конрад встал, снял помеченную тремя красными наклейками модель лайнера «Вильгельм Густлофф» с проволочной подставки, которая находилась посреди стола, положил его на левый борт и начал, причем не лихорадочно или яростно, а скорее размеренпо и планомерно, крушить голым кулаком результат своего кропотливого труда.

Наверное, ему было больно. После четырех-пяти ударов на правой руке появилась кровь. Должно быть, поранился о трубу, спасательные шлюпки и обе мачты. Но он продолжал бить кулаком по корпусу лайнера. А тот будто не поддавался, тогда сын взял поврежденный корпус двумя руками, поднял на уровень глаз, размахнулся и швырнул его на проолифленные половицы. Затем он растоптал ногами то, что осталось от корабля, не пощадил даже спасательных шлюпок, выскочивших из креплений.

«Доволен, папа?» Потом – ни слова. Его взгляд скользнул к зарешеченному окну, уперся в решетку. Я что-то говорил ему, нес какую-то околесицу. Что-то ободряющее. «Нельзя сдаваться» или «Давай попробуем начать все сначала», какие-то фразы, заимствованные из американских фильмов: «Я горжусь тобой, сынок». Даже когда я уходил, у него не нашлось для меня ни единого слова.

Спустя несколько дней, нет, это было уже на следующий день, мой Заказчик, по заданию которого я двигался траекторией краба, настойчиво попросил меня порыскать по Сети. Дескать, нужно найти там что-нибудь подходящее для финала. До этих пор я воздерживался от блужданий по Паутине, смотрел лишь то, что нужно было по работе, иногда поглядывал порнуху, вот и все. С тех пор как Конни посадили, споры в Интернете прекратились. Ведь Давида тоже не было.

Искать пришлось долго. Правда, имя треклятого корабля появлялось на мониторе часто, но не попадалось ничего нового, ничего похожего на финал. А потом вдруг выскочило нечто такое, чего я даже не опасался увидеть. Особый сервер на немецком и английском языке с адресом «Соратничество имени Конрада Покрифке» – www.kameradschaft-konrad-pokrifke.de – агитировал поддержать того, кто служит образцом идейной стойкости, за что и брошен в тюрьму ненавистной системой. «Мы верим в Тебя, мы ждем Тебя, мы идем за Тобой...» И так далее и так далее.

Никогда этому не будет конца. Никогда.