Нашествие хазар (в 2х книгах)

А тем временем во дворце уже созрел заговор. На общем собрании условились: когда Феоктист, окончив трудиться в государственном казнохранилище, пойдёт в Лавзнак на доклад к Феодоре, то и Михаил явится туда и отдаст экскувиторам приказание убить логофета дрома.

Ничего не подозревавший Феоктист, выйдя из казнохранилища, в галерее дворца встретил Варду. Поздоровался, но тот, не ответив на приветствие, смерил министра дерзким взглядом. Немного дальше логофет дрома повстречал василевса, который запретил ему идти к августе и приказал о текущих делах доложить ему, императору.

Министр удивился, смутился и на какое-то время замешкался и тем самым дал повод крикнуть Михаилу:

- Арестуйте этого человека!

Варда бросается к логофету, тот бежит, поняв теперь, что ему угрожает. Его догоняют в главном зале Лавзнака, валят на пол. Михаил приказывает отвести Феоктиста в Скилу [90]. К несчастью для первого министра, на шум из опочивальни выбежала Феодора с распущенными волосами, платье на ней было в беспорядке. Она потребовала вернуть министра, разражаясь бранью.

Это заступничество и погубило Феоктиста. Приближенные Михаила и Варды испугались, что если логофет дрома останется жить, то они потом с Феодорой жестоко отомстят им, и участь Феоктиста была решена - напрасно несчастный залез под бронзовую скамью, стараясь спастись от гибели. Один из гвардейцев, нагнувшись, сильным ударом меча пронзил ему живот. Македонянин унёс умирающего, корчившегося в страшных муках.

Феодора, видя это, бросилась к Михаилу и Варде.

- О кровожадные и нечестивые звери! - кричала она. - Неблагодарный сын! Добром же отплатил ты твоему второму отцу за все его заботы и попечения о тебе! А ты, завистливый и злой дух, - обратилась она к брату, - за что осквернил моё правление?… Но Бог - свидетель совершенного вами злодейства - рано или поздно покарает вас самих подобным же образом, и сами вы падёте от рук злодеев.

Потом, воздев руки к небу, она, вся в трепете, проговорила:

- Вижу, Господи, вижу, что смерть несчастного не останется неотмщённою! [91]

Такой непримиримостью она окончательно восстановила против себя всех, и тогда-то её и заточили в Гастрийский монастырь.

Но Василий-македонянин помнил и то, как она перед заточением явилась в сенат и громко сказала присутствующим:

- В государственном казнохранилище и в частном императорском фиске находится 1090 центариев золота, до 3000 центариев серебра, всё это сберёг муж мой, частью же я сама. Берегите это богатство на чёрный день нашей Священной империи…

Но Михаил, к которому отныне перешла полностью власть, беречь не хотел. Он растрачивал эти деньги на вздорные и бессмысленные вещи: к юго-востоку от Хрисотриклина - Золотой палаты - в помещении Цуканистария - малого дворцового ипподрома - василевс приказал выстроить конюшню с золотым куполом. Лучшие мастера украсили её внутри самыми дорогими сортами мрамора. Михаил гордился своей конюшней больше, нежели император Юстиниан Святой Софией…

Все свободное время император проводил в обществе конюхов, крестил их детей, осыпая их золотом…

Поэтому решение послать флот в триста хеландий к острову Сицилия вполне резонно натолкнуло Михаила задать Варде вопрос:

- Дядя, а в каком состоянии у нас находится казнохранилище?

- Царь царей, - польстил Варда, чтобы сгладить неприятное впечатление от сообщения, которое ему нужно было сделать, - казна наша очень нуждается в пополнении.

- Так, - задумчиво потёр подбородок василевс. - Увеличьте налоги на виноградники, на тягловый скот, на ввоз и вывоз товаров.

И тут протасикрит, склоняясь в низком поклоне, доложил:

- Высокочтимый, купцы с далёкого Борисфена просят принять их, чтобы засвидетельствовать вам своё почтение и вручить дары от киевских архонтов Аскольда и Дира.

Предатель грек Христодул по велению командующего сицилийским гарнизоном Аббаса служил матросом на карабе. Так же как и хеландия, караба была двухъярусным судном, с двумя башнями для лучников, но с таранным брусом и мачтами, на которые поднимались два паруса: один - квадратный, другой - скошенный, что позволяло карабе ходить даже против ветра. На арабских кораблях, в отличие от греческих, гребцами оставались не невольники, а солдаты, которые небезразлично относились к тому, как вело себя судно в бою, потому что они являлись равноправными членами экипажа, и выиграть бой - значит, получить немалую прибавку к жалованью, да и платили им наравне с матросами и даже немного больше. И согласно Корану они получали вместе с гази [92] четыре пятых всей добычи.

Иначе дело обстояло в византийском флоте: вся добыча шла императору, на содержание флота население приморских областей платило подозрительную «подымную подать». Платило её неохотно, под нажимом, и порою греки-матросы и велиты, находящиеся на борту, по нескольку месяцев не получали жалованья. У арабов же каждый на корабле кроме денежного содержания наделялся ещё земельными участками на берегу.

Христодула морскому делу обучал старый лоцман Сулейман ал-Махри, который хорошо знал греческий. Аббас лично посвятил лоцмана в тайну, на карабе знали, кто такой Христодул, двое - амир албахр [93] и Сулейман. Для всего экипажа грек был всего-навсего человек, которого соотечественники преследовали за то, что он принял мусульманскую веру, поэтому в обязанности лоцмана входило обучение Христодула Корану, из которого он зачитывал целые суры [94], тут же переводя арабский текст на греческий.

Особенно с удовольствием знакомил с теми местами из священной книги, которые касались непосредственно морского дела или были посвящены кораблям.

Вот и сейчас лучники в башне слышат, как Сулейман, сидя с Христодулом на скатанной в кольцо верёвке, читает вначале по-арабски, потом перелагает стихи на греческий. Христодул тщательно внимает лоцману, шмыгая длинным и толстым носом, положив худые, загорелые до черноты руки себе на колени. Иногда он озирается по сторонам, как бы опасаясь, что кто-то может пустить в него стрелу или метнуть кинжал, - и это уже стало его привычкой с того дня, как он провёл арабский отряд по водостоку в крепость Кастродживанни. Сулейман произносит:

- «В Его власти корабли с поднятыми парусами, плавающие в море, как горы. - Лоцман смотрит пронизывающе в слегка выпуклые глаза грека, в которых, казалось, навечно поселился страх. - Когда волна накроет их, как сень какая, тогда они (гази) призывают Бога, обещая искреннее служение Ему; но когда Он даёт им выйти на сушу, тогда некоторые из них остаются нерешительными…»

Когда Христодула, захваченного в плен, привели в цепях к Аббасу, ему предложили или смерть в страшных муках или предательство. Грек выбрал последнее.

Со склона горы была хорошо видна неприступная крепость Кастродживанни с сотнями бойниц, за которыми стояли с луками тысячи велитов, с двумя рвами, наполненными водой, опоясавшими тройные стены. Взять её в лоб - дело безнадёжное, тут ещё можно что-то сделать только хитростью.

Стояла зима, в горах выпал снег, и византийцы не думали, что арабы в это время года решатся на штурм, поэтому охрану крепости несла всего лишь половина гарнизона. Это тоже было на руку мусульманам.

В тёмную ночь на 24 января пленный грек повёл арабов через водосток в крепость. Перебив стражу, вошедшие открыли ворота. Большая часть отряда во главе с Аббасом ворвалась в Кастродживанни, захватив громадные богатства и огромное количество пленных. В качестве подарка многие пленные тут же были отправлены к далёкому аббасидскому халифу Мутаввакилу…