Сын гетмана

– Батько, и мы с тобою! – крикнули казаки, шедшие из Сочавы. – Что нам ворочаться домой и слушать бабий вой и причитанье по убитым. Довольно мы высидели в Сочавской крепости, пора теперь потешиться на ратном поле.

– По мне, как хотите, – согласился гетман, – только киньте жребий, кому везти тело Тимоша. Как отвезете в Чигирин, поставьте его в церковь и не хороните, пока я сам не вернусь.

Кинули жребий. Те, кому выпало на долю везти останки Тимоша, отвесили низкий поклон товарищам и приготовились тронуться в путь. Богдан едва оторвался от гроба, он рыдал, как ребенок, и не давал закрывать крышку.

– Пора, батько! – решился сказать Федоренко. – Уж поздно до заката нам надо дойти до стоянки.

– Правда твоя, друже! – отвечал Богдан, поднимая голову. – Ничем теперь не помочь, со смертью спорить не будешь.

Он махнул рукой и пошел от гроба, а процессия двинулась дальше.

Унылый колокольный звон, громкая пушечная и ружейная пальба возвестили жителям Чигирина, что приближаются бренные останки храброго молодого витязя.

Бедная Локсандра! Сколько слез выплакала она в долгие темные ночи, в бесконечно тянувшиеся дни и недели, ожидая этих дорогих останков. Далеко за город вышла она встречать вместе с остальными членами семьи Богдана печальную процессию, приближавшуюся к городу. Впереди шло духовенство в полном облачении с образами и хоругвями, за ним шла семья Богдана, казаки со своими полковниками и народ.

Показался наконец и гроб.

Локсандра думала, что сердце ее разорвется от горя, когда подняли гроб с телеги и открыли крышку. Тимош лежал теперь совсем чужой, не тот Тимош, которого она проводила в поход, который был ей близок и дорог. Он лежал так спокойно, невозмутимо, а она не знала, куда ей деться от безысходного страдания. Ноги ее подкашивались, голова кружилась, она должна была опереться на плечо гетманши.

Гроб внесли в собор, поставили на высокий катафалк, и в то же мгновение раздался ружейный залп и пушечный грохот.

Все рыдали, прощаясь с молодым богатырем, всех поразила его преждевременная смерть.

Два с лишком месяца стояли останки Тимоша в Чигирине в соборе, и только к Рождеству перевезли их в Суботово, в храм, сооруженный Богданом, где и похоронили 27 декабря 1653 года.