Сердце Сапфо

АФРОДИТА: Может быть, ей следует преподать более жестокий урок?

ЗЕВС: Для этого есть только одно место — царство мертвых.

АФРОДИТА: Только если ты обещаешь сохранить ей жизнь!

ЗЕВС: С какой это стати великий Зевс должен давать обещания?

Майра побежала к своему египетскому моряку.

— Пока он меня любит и ходит за мной как собака с высунутым языком! Если это кончится, я снова стану амазонкой. Сражаться я могу не хуже, чем он. А может, и лучше. Я не боюсь его. Никого из них не боюсь!

Она убежала, а ее смех эхом отдавался в моих ушах.

Я была зла на амазонок. Неужели нет такой земли, в которой не было бы насилия и боли? Или Майра лгала насчет младенцев мальчиков, чтобы оправдать свое бегство от амазонок? Может быть, больше всех она обманывала себя? И что станет с Праксиноей? Неужели я освободила ее из рабства только для того, чтобы она стала рабыней Антиопы?

На море было неспокойно, но команда сидела на веслах. Бесконечные дни и ночи шли мы на веслах и под парусами. Мы видели снежно-белые острова в туманном море, но пристать к ним не могли: там, судя по рассказам, обитали свирепые чудовища.

— Злые духи с головами хищных птиц и когтями тигра — вот кто живет на этих островах, — сказал один из моряков.

— Змееголовые богини, — сказал другой. — Они обращают людей в камень.

Так оно и было. За нами летели прожорливые птицы, они с угрожающими криками парили над нашим кораблем. Мы видели окровавленные части тел морских обитателей, которые торчали в их острых желтых клювах. Иногда капли темной крови падали на нашу палубу или оставляли пятна на наших парусах. Сама пучина морская таила в себе опасность.

Мы гребли без перерыва. Часто туман был таким густым, что было непонятно — по небесам мы движемся или но воде. Качка была такая сильная, что приходилось привязываться к поручням веревками, чтобы не выпасть за борт. Мы потеряли трех моряков, которых смыло в море, и в ужасе смотрели, как падали на них с высоты хищные птицы, чтобы выклевать глаза.

— Никогда я не видела такого, — крикнула я Эзопу.

— Боги сердятся, — ответил он.

Наконец у нас кончились запасы пресной воды, и нам пришлось причалить к берегу, каким бы негостеприимным он ни казался.

Над попавшимся нам островом возвышался вулкан, извергающий дым и лаву. В воздухе висел серый пепел.

— Лучше туда не соваться! — сказали моряки.

Но, подплыв ближе, мы увидели, что берег острова такой же зеленый, как на Лесбосе. Небо на некоторое время прояснилось, и мы увидели огромную лагуну, окруженную зелеными холмами. На острове росли тенистые деревья самых разных пород. Поначалу я и в самом деле подумала, что это мой родной остров, и сердце екнуло у меня в груди: а вдруг я увижу Клеиду? Пусть Питтак приговорил меня к смерти, но хотя бы перед уходом в царство Аида я увижу мою девочку. Но я ошибалась — это был не Лесбос. Воображение шутило надо мной.

Мы отправили разведчиков на поиски пресной воды, рассчитывая провести здесь одну ночь, а потом отправиться дальше, в Дельфы.

Разведчики вернулись почти на заходе солнца и сообщили, что на берегу все спокойно: ни хищников, ни чудовищ, ни мифических животных. Похоже, остров был необитаем. Но моряки и девы, напуганные тем, что им довелось увидеть в море, отказались присоединиться к нам. Пока не было дождя, они играли и плавали вокруг корабля, как морские нимфы и дельфины. Но потом небо снова потемнело, и они вернулись на корабль и не поддавались ни на какие уговоры сойти на берег.

Мы с Эзопом отправились на сушу вместе с водоносами, и тут небеса разверзлись и полил дождь.

Струи воды несли пепел и песок — это были не капли, а почти твердое вещество, которое, попадая на наши лица, обжигало кожу. Мы завернулись в плащи, но они промокли, а головные накидки отяжелели от этой влажной пыли. Впереди забрезжил просвет, в котором мы увидели последние лучи заходящего солнца. Мы побежали в том направлении, словно там можно было спастись от этого песчаного дождя. Наконец мы добрались до узкой тропинки на ослизлом вулканическом склоне, образованном пемзой, которая скользила у нас под ногами. Мы петляли по склонам вулкана и наконец совсем потеряли ориентацию. Потом дорога вдруг резко пошла вниз, и мы словно оказались под горой, хотя и на ее вершине. Не знаю, как это возможно. Я вцепилась в руку Эзопа. Быстро опустилась темнота, потом словно ниоткуда у нас под ногами появилась быстрая речка. Мы пошли по ней вброд — вода доходила до пояса. Перед нами возник мрачный паромщик, загородивший нам путь веслом.

— Садитесь, — сказал он.

Это был Харон, а его лодка была битком набита душами.

— Я лучше пешком, — сказала я, полагая, что если откажусь от услуг Харона, то смогу вернуться к живым.

Он рассмеялся, услышав мои слова.

— Не имеет значения, идешь ли ты пешком, плывешь или едешь на лодке, — сказал Харон. — Если не веришь мне, спроси у своего проводника.

Я повернулась к Эзопу, который садился в лодку. Он пожал плечами.

— Я здесь тоже в первый раз, — сказал он, — а Гомер не остерегал меня против лодки с душами или лодочника, который их перевозит.

Вдруг рыже-золотистый кот — один глаз у него был голубой, а другой — агатовый — прыгнул мне на колени, плача, как человеческое дитя.

— Сесострис! — воскликнула я, узнав по описанию Исиды ее любимого умершего кота.

Но когда я попыталась его погладить, мои пальцы не нащупали ничего, кроме пустоты.

У меня на коленях сидел тот самый волшебный кот, которого я искала по всем Сиракузам, а я не могла погладить его по красивой шерстке.

Я посмотрела в черную воду. Из-под ее темной ряби на меня смотрел мой маленький брат Эвригий. Розовые пальчики потянулись кверху, чтобы ухватиться за борт лодки.

— Эвригий! — крикнула я.

Харон грубо опустил весло, ударив по маленькой ручке. Я закричала так, будто удар пришелся по моей руке.

— Он ничего не чувствует, — сказал Харон. — Но может оставить тебя здесь навсегда.

Мой брат исчез в черной воде.

Мы добрались до противоположного берега. Навстречу бросились какие-то фигуры, словно надеясь перебраться назад — к живым. Я вспомнила, как Одиссей в царстве Аида поил теней кровью, чтобы они могли говорить с ним.

— А где пруд с кровью? — спросила я.

— Какой еще пруд с кровью? — не понял Харон.

— С той кровью, что позволяет душам говорить. Харон горько рассмеялся.

— Гомер был слеп. Он думал, что это кровь, но это была только вода — густая холодная вода быстрой реки, вязкая из-за душ.

Я с удивлением услышала, что Гомер ошибался. Если ошибался великий Гомер, то возможно все. Души ринулись вперед. Они окружили меня, и я разглядела несколько знакомых лиц.

— Если хочешь вернуться к живым, не обращай на них внимания, — предупредил Харон.

Но я не могла не обращать на них внимания. Первым был мой отец Скамандроним.

— Сапфо, маленький вихрь, — сказал он, — что ты здесь делаешь? Только не говори, что ты мертва. Я этого не вынесу.

Я бросилась вперед, чтобы обнять отца, из боевых ран которого еще сочилась алая кровь, но он оттолкнул меня.

— Не обнимай мертвых, если хочешь жить, — предостерег он меня. — Аид воспримет это как знак того, что ты хочешь остаться. Я не искал смерти. Питтак отправил меня сражаться с афинянами в Троаду. Домой вернулись только он и его приближенные. Если бы я погиб, сражаясь за свободу Митилены, я бы так не скорбел, но я погиб из-за него и его гнусной ненасытной похоти. Иногда я думаю, что он и твоя мать запланировали эту осаду, чтобы избавиться от меня.

— Нет! Это невозможно!

— Все возможно. Мужей с начала времен отправляли на войну, чтобы избавиться от них. Чем я лучше других? Так было предначертано судьбой, а любовник моей жены только помог осуществиться предначертанному.

— Но она так тебя любила… Ты был ей верен?

— Я всегда был ей верен… до самой смерти, если не считать нескольких не имеющих никакого значения рабынь, наложниц и хорошеньких мальчиков. Любовь к твоей матери была главной страстью моей жизни. Я любил ее, как ты любишь отца твоего единственного ребенка.