Казанова. Правдивая история несчастного любовника

— Это что-то новое.

— Угодно ли будет Вашему Величеству, чтобы я объяснился?

— Извольте.

— Налог, предназначенный королю, наполняет его личную шкатулку.

— И этот налог вреден?

— Без всякого сомнения, потому что он приостанавливает денежное движение, то есть душу торговли, настоящую пружину государства.

— Однако вы считаете необходимым налог в пользу армии?

— К несчастью, ибо война — это несчастье.

— Может быть. Ну, а налог в пользу народа?

— А вот он полезен. Король одной рукой получает со своих подданных то, что возвращает им другой.

— Вы, может быть, знакомы с господином Кальцабиджи?

— Да, Ваше Величество.

— И что вы скажете о его налоге, ведь лотерея — это тот же налог?

— Налог почтенный, когда он направлен на полезные дела.

— И даже тогда, когда в результате — потеря?

— Один шанс из десяти не есть даже шанс.

— Вы ошибаетесь, — возразил Фридрих Великий.

— Значит, ошибаюсь не я, а арифметика.

— Вам, конечно, известно, что дня три тому назад я потерял двадцать тысяч талеров?

— Вы потеряли раз в два года. Я не знаю точной цифры выигрышей, но цифра потери говорит мне, что выигрыши должны были быть очень значительны в предшествующие тиражи.

— Серьезные люди считают это дело вредным.

— Мы не заботимся о добродетели, когда говорим о политике. У короля всегда есть девять шансов выиграть против одного шанса проиграть.

— Но вообще-то все эти ваши итальянские лотереи считаются надувательством.

Король, это было видно, начинал раздражаться. Возможно, происходило это потому, что он чувствовал, что Казанова прав. И венецианец решил больше не возражать.

Сделав еще несколько шагов, Фридрих остановился и вдруг заявил:

— Вы красивый мужчина, господин Казанова. Я взял бы вас гренадером в свой элитный полк.

Пока Казанова соображал, что это должно значить, король резко повернулся к нему спиной и слегка приподнял край шляпы. Это означало, что аудиенция окончена. Казанове ничего не оставалось, как удалиться, и он был убежден, что не понравился Фридриху Великому. Тем не менее, через пару дней Джордж Кейт вызвал его и сказал:

— Король мне говорил о вас. Он намеревается дать вам здесь место.

— Буду ждать повелений Его Величества, — поклонился Казанова.

И Кальцабиджи вдруг получил от Фридриха Великого позволение восстановить лотерею. Он снова открыл свои бюро и к концу месяца получил прибыль в сто тысяч талеров. Потом он выпустил тысячу акций, каждая ценою в тысячу талеров. Вначале никто не хотел их брать, но потом, видя поддержку короля, дельцы набежали толпой. Так шло несколько лет, а потом все вдруг рухнуло по вине зарвавшегося управляющего (потом Казанова узнал, что Кальцабиджи бежал в Италию и там умер).

Сам же Казанова получил от Фридриха Великого предложение стать наставником в новом кадетском корпусе для благородных померанцев. Но до этого венецианец, осматривая Потсдам, успел увидеть смотр королевской гвардии. Солдаты были великолепны. А еще ему показали простую железную кровать, на которой любил спать король. Недалеко от кровати находился стол, заваленный книгами и бумагами.

Кадетов, за которых должен был отвечать Казанова, было пятнадцать человек, и жалование ему было предложено в пятьсот талеров плюс питание и служебная квартира. Но само заведение оказалось позади конюшен, и оно состояло из нескольких помещений без всякой мебели, но с такими же кроватями, как и у самого короля.

Скромность обстановки поразила Казанову, но еще больше его поразила сцена, свидетелем которой он стал. В кадетский корпус вдруг приехал король и принялся осматривать его. Вдруг его глаза гневно заблестели, он поднял палку и ударил ею по одной из кадетских коек, под которой был замечен ночной горшок.

— Где наставник? — закричал король.

Несчастный вытянулся перед ним, и король осыпал его отборной бранью за беспорядок в казарме. Понятно, что после этого испуганный Казанова отказался от предложенного ему места. Когда он увидел Джорджа Кейта, тот посоветовал:

— По крайней мере, не уезжайте, не увидав короля и не поговорив с ним.

Казанова последовал совету и нашел Фридриха Великого во дворе дворца, посреди множества офицеров, шляпы которых были украшены перьями и золотыми галунами. На Фридрихе был, как и в первый раз, когда Казанова увидел его, простой мундир без эполет и высокие ботфорты.

Что касается одежды, король был слишком велик, чтобы обращать на нее хоть какое-то внимание. Кстати, и его армия до самой его смерти ходила в таком же платье, в каком была при его восшествии на престол. Сам же Фридрих фанатично любил порядок и пренебрегал даже самыми нужными переменами, причем исключительно потому, что это были перемены. Следуя такому образу мыслей, его слуги и в 1785 году имели того же покроя платье, как и сорок лет назад. Постоянство короля в подобных мелочах соответствовало твердости его характера и мыслей. Это-то и стало истинной причиной того, что Казанова испугался его предложения и предпочел не становиться винтиком в этой мощной, но не самой презентабельной машине.

Король делал смотр. Увидев Казанову, он резко спросил:

— Ну, когда вы отправляетесь?

— Дня через четыре, если Ваше Величество позволит.

— С удовольствием. Прощайте.

Так бесславно закончилась попытка нашего героя обосноваться в Пруссии. С надеждами на эту страну теперь было покончено. А жаль, Берлин так понравился Казанове. Что было делать дальше, он не знал, а посему был разочарован и до крайней степени удручен.

Глава восемнадцатая

Сомнительные похождения в России

Что делают все иностранные «звезды», понимающие, что их славе пришел конец? Они едут в Россию. К сожалению, так было, есть и будет всегда. Вот и Казанова осенью 1764 года, основательно нагрузившись рекомендательными письмами, отправился в Россию. Он ехал в эту далекую и холодную страну, чтобы поправить свои дела, ведь предыдущий год был одним из самых скверных в его жизни. В ту пору (да и не только в ту) Россия в представлении просвещенных европейцев находилась за пределами цивилизованного мира, но все были уверены, что, несмотря на ужасный климат и дикие нравы, там можно сделать стремительную карьеру, потому что там все пьют водку, а людей образованных и предприимчивых просто нет.

Казанова сначала прибыл в Ригу и пробыл там до 15 декабря, а затем отправился в Санкт-Петербург, имея цель очаровать, ни много ни мало, саму русскую императрицу, чтобы стать ее фаворитом.

В Санкт-Петербурге Казанова снял себе отличную квартиру из двух просторных комнат с кухней и комнатой для прислуги на Миллионной улице.

Город поразил Казанову своим странным видом. «Мне казалось, — написал потом он, — что я вижу колонию дикарей среди европейского города. Улицы длинные и широкие, площади огромные, дома громадные. Все ново и грязно. Его архитекторы подражали постройкам европейских городов. Тем не менее, в этом городе чувствуется близость пустыни Ледовитого океана. Нева не столько река, сколько озеро. Легкость, с которой штутгартский немец — хозяин гостиницы, где я остановился, объяснялся со всеми русскими, удивила бы меня, если бы я не знал, что немецкий язык очень распространен в этой стране. Одни лишь простые люди говорят на местном наречии».

Особые надежды Казанова возлагал на конфиденциальные письма масонов к своим российским собратьям. И не зря. Именно эти рекомендации помогли ему завязать дружеские отношения со многими высокопоставленными военными и вельможами. Вскоре его принимали приближенные императрицы: камергер Семен Кириллович Нарышкин, глава русских масонов Иван Перфильевич Елагин и другие. Умнейшая княгиня Екатерина Романовна Дашкова, долго жившая за границей и водившая дружбу с Адамом Смитом, Вольтером и Дидро, также пожелала познакомиться с Казановой и пригласила его в свое загородное имение. К тому времени ее уже удалили от двора, и она жила в трех верстах от Санкт-Петербурга (она помогла императрице взойти на престол, рассчитывая править вместе с ней, но Екатерина умерила ее честолюбие). Княгиня свела Казанову с графом Никитой Ивановичем Паниным, государственным канцлером и воспитателем Павла Петровича (сына императрицы и будущего императора Павла I).