Африканский штрафбат

– Но мы же разобьёмся! У меня на борту тоже люди – двадцать пассажиров!

– Летите в Рубу, – посоветовал Нефёдову вечно жующий диспетчер. – Они пока ещё не присоединились к забастовке. Может успеете.

– Но я не знаю где это!!!

Однако это была последняя инструкция диспетчерской вышки.

– Что же они делают! – в сердцах воскликнул старый лётчик, не понимая, как такое возможно. А между тем ситуация стремительно ухудшалась. При всём своём желании ни в какую Рубу Нефёдов уже лететь не мог.

Неожиданно вслед за остановившимся правым мотором зачихал и средний, он же основной. Затем, по закону подлости, очередь дошла и до последнего «движка», который тоже стал работать с перебоями.

Вдруг наступила тишина – все три двигателя «Tri-Motor» приказали долго жить. Машина клюнула носом.

– Вашу мать! – выругался Борис. Ему стало ясно, что обкурившиеся наркоты члены экипажа не проконтролировали работу аэродромных заправщиков, а может просто продали налево часть керосина за доллары, которые не смогли поделить. Хотя стрелка топливомера как ни в чём не бывало показывала, что в баках ещё должно оставаться по меньшей мере триста галлонов керосина! Только времени размышлять над этой загадкой уже не осталось. На юго-западе появилась полоска, напоминающая довольно широкую грунтовую дорогу. За неимением лучшего Борис решил садиться там. Но как управлять тяжёлым транспортным самолётом, у которого не работает ни один мотор?! Даже просто развернуться в сторону избранной в качестве ВПП 38 дороги стало огромной проблемой.

И тогда Нефёдов решился на рискованнейший манёвр, который до него не выполнял ещё ни один пилот коммерческой авиации. Только несколько минут назад предпринимавший максимальные усилия, чтобы предотвратить опасный крен, теперь он сознательно стал заваливать машину на левое крыло. Так неловко – боком обычно валятся в дальний угол потерявшие равновесие нетрезвые посетители бара, у которых стало плохо с координацией. Однако языке профессионалов, происходящее называлось «боковым скольжением».

Такому пилотажу не учат в лётных школах. Этот приём знают только планеристы и несколько фронтовиков с богатым на серьёзные переделки прошлым. Когда-то давно в 1942 году Нефёдов совершил вынужденную посадку примерно таким же хитрым макаром. У его фанерного «ЛАГГ-3» на высоте трёх тысяч местров осколком осколком снаряда перебило топливную магистраль, что привело к остановке единственного двигателя. Правда тогда у капитана имелась альтернатива – спасать машину или только себя, выпрыгнув с парашютом. Да и весил фанерный ястребок, даже заправленный «под завязку» горючим и снаряжённый боеприпасами, в два раза легче пустого «Tri-Motor». Зато теперь у ветерана выбора не осталось, ибо за его спиной находились девятнадцать доверившихся его мастерству человеческих душ, не считая тех двух подонков, о которых речь сейчас не шла.

Борис понимал: малейшая его ошибка в расчётах неминуемо приведёт к гибели всех, кто находится на борту старенького самолёта. Снижаться приходилось по очень крутой глиссаде, фактически пикируя к земле. Только так можно быстро сбросить высоту и не проскочить шоссе. При этом нос машины нельзя опустить даже на несколько градусов ниже расчётного угла, иначе мгновенно утратишь контроль над происходящим и колом воткнёшься в землю!

Впереди маячила и ещё одна серьёзная проблема. Так как штурвалы раритетной «птички» не имели гидроусилителей, пятидесятилетний мужчина не был уверен: хватит ли ему мышечной силы для того, чтобы в одиночку выровнять, когда до земли останется метров пятьдесят.

Борис даже хотел позвать кого-нибудь на помощь из салона, но передумал: «Зачем лишний раз нервировать пассажиров. Люди итак в шоке, не понимая происходящего». Из-за того, что самолёт снижался с сильным боковым креном, те из них, что сидели по левому борту, видели под собой в иллюминаторах спокойно идущих по своим делам прохожих, играющих в футбол детей (один из пассажиров потом рассказывал всем, что даже сумел разглядеть надпись на мяче!»). Там внизу никто даже не поднимал головы, не слыша моторов бесшумно «проплывающего» над ними самолёта.

Те же, кто сидел по правому борту, видели только небо, а ещё эти люди нависали над левым рядом, удерживаемые в своих креслах только привязными ремнями. Но как ни странно, истерики ни у кого не возникло. За этот злополучный рейс люди так много раз переживали состояние ужаса, что сил бояться у них просто не осталось. К тому же во многих вселял уверенность спокойный вид нового пилота. Инстинктивно пассажиры почувствовали: этот человек будет бороться за их жизни до конца.

В последний момент Нефёдову удалось выровнять свой «крылатый форд». Стресс придал ему силы.

Электричество на борту отсутствовало, но к счастью, на этом древнем самолёте многие операции требовалось производить вручную, в том числе выпуск шасси.

Но просто так этот злополучный рейс, видимо, завершиться не мог. Как позднее выяснилось, передняя стойка шасси не встало на замок. Как только ведущее колесо коснулось грунта, не зафиксированная стойка подломилась. Из-под пола кабины донеслись хлопки взорвавшихся баллонов и Бориса швырнуло на штурвал. Если бы не привязные ремни, которые удержали его в кресле, он бы оказался единственной жертвой жёсткой посадки.

Когда самолёт, наконец, остановился, наступила гробовая тишина. А потом все, кто находился в салоне, разом закричали, стали рукоплескать лётчику, обнимать усталого «капитана». Пассажиры чувствовали благодарность к своему спасителю, при этом не до конца понимая, какое чудо он сотворил.

Потом оставшись один в пустом самолёте, пятидесятитрёхлетний мужчина с радостным удивлением разглядывал свои руки. Оказывается за столько лет профессионального простоя они не разучились держать штурвал. А ведь по-началу бывший ас сомневался: по-прежнему ли он так хорош, чтобы ввязываться в серьёзную драку.

Глава 32

В этих краях отсутствовали дороги в традиционном понимании этого слова – только направления. А потому единственным пригодным средством передвижения, помимо дьявольски выносливых ослов, считались не менее выносливые и неприхотливые японские внедорожники. Это был практически единственный вид транспорта, на котором можно было добраться до отдалённых районов страны. За пятьдесят долларов Нефёдов арендовал один такой старенький внедорожник или по местному «зип-зип». Так здесь называли любой джип или пикам, подвеска которого усилена местными механиками таким образом, что способна перевозить до тридцати пассажиров. В это трудно было поверить, но Нефёдов своими глазами видел такие забитые до отказа и облепленные людьми «маршрутки». Каждый джип имел свою оригинальную окраску. Тот, в который сел Борис, нёс изображение христианских святых и крупных местных животных, – второе, видимо, для заманивания туристов.

Весь день Борис трясся во внедорожнике по саванне, руслам высохших рек. За кормой ещё долго висело в воздухе поднятое машиной облако красной пыли. Ухо быстро привыкло к старческому гулу задыхающегося дизельного мотора.

Особенно тяжко машине приходилось, когда они преодолевали холмистую местность. На крутых склонах джип начинал скакать по крупным камням, словно горный козёл, его многострадальный движок натужно ревел, как будто жалуясь на свою тяжкую участь. Скрипели стёртые тормоза на спусках и пулями вылетали из-под колёс мелкие камни. К счастью, они никого не могли поразить, ибо звери разбегались задолго до приближения машины, а прохожие им попадались крайне редко.

Правда, иногда внедорожник, почти не сбавляя скорости, проскакивал сквозь деревни. Мимо проносились глинобитные хибары с маленькими чёрными глазницами окон, в которых вместо стёкол были натянуты штопанные противомоскитные сетки. Кое-где на деревенских улицах кучковались чёрные, полуголые мужчины, похожие на высохшие на местном солнце деревья. Лишь однажды мелькнула в дверном проёме под соломенной крышей закутанная с головы до пят в синюю тогу женская фигурка и тут же исчезла в глубине дома.