Жизнь пророка Мухаммеда

Магомет милостиво обернулся. «Да будет так!» — сказал он и не только дал ей свободу, но подарил одежду и верблюда и отправил в Сирию с первым отходившим туда караваном.

Приехав к брату, она стала упрекать его за то, что он покинул ее. Ади осознал свою вину и получил прощение. Затем она принялась убеждать его, чтобы он примирился с Магометом. «Он — истинный пророк, — говорила она, — и скоро будет владыкой мира; торопись же вовремя добиться его благосклонности».

Хитрый Ади принял ее совет и, отправившись поспешно в Медину, приветствовал Магомета в мечети. Его собственный рассказ об этой встрече дает яркую картину простоты обращения и образа жизни Магомета, даже когда он достиг полной верховной власти и быстрых успехов в военных завоеваниях. «Он спросил, — рассказывает Ади, — мое имя, и когда я сказал ему, то пригласил меня к себе в дом. Дорогой к нему подошла хилая, изнуренная женщина. Он остановился и поговорил с ней о ее делах. Это, подумал я про себя, далеко не по-царски. Когда мы вошли к нему в дом, он подал мне кожаную подушку, набитую пальмовыми листьями, и предложил мне сесть на нее; сам же поместился на голом полу. Это, подумал я, даже совсем не по-княжески!

Тут он три раза просил меня принять ислам. Я сказал, что у меня есть своя вера. „Я знаю твою веру, — отвечал он, — лучше, чем ты сам. Ты, как князь, берешь у своего народа четвертую часть получаемой добычи. Разве это согласно христианскому учению?“ Из этих слов я понял, что это — пророк, знающий больше других людей».

«Ты не склоняешься к исламу, — продолжал он, — потому что видишь нашу бедность. Но близится время, когда все истинно правоверные будут обладать такими богатствами, что не будут знать, куда девать их. Может быть, тебя удерживает малочисленность мусульман сравнительно с громадным количеством их врагов? Клянусь Аллахом, недалеко время, когда мусульманке можно будет одной безопасно совершать свое путешествие на богомолье из Кадезии в Мекку. Ты, вероятно, думаешь: сила в руках у неверных; знай же, что скоро настанет время, когда мы водрузим наши знамена на белых башнях Вавилона [24]»!

Хитрый Ади уверовал в пророчество и тут же обратился в веру Магомета.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Приготовление к экспедиции в Сирию. Интриги Аб-даллаха ибн Обба. Приношения правоверных. Шествие армии. Проклятая страна Гаджар. Лагерь при Те-буке. Покорение соседних областей. Неожиданное нападение Халида на Окайдор и его замок. Возвращение армии в Медину

Магомет частично путем присоединения к исламу, частично силой оружия завладел почти всей Аравией. Он соединил в одну нацию и таким образом подготовил к внешним завоеваниям все разъединенные племена, которые до сих пор были опасны только друг для друга и вследствие своей разрозненности совершенно бессильны по отношению к остальному миру. Звание пророка давало ему абсолютную власть над грозной силой, образовавшейся таким образом в пустыне, и теперь он готовился направить ее на распространение веры и расширение мусульманского владычества в чужеземных странах.

Его многочисленные победы и недавнее дело при Муте обратили, наконец, на него внимание императора Ираклия, который стал собирать войско на границах Аравии, чтобы подавить этого нового врага. Магомет решил предупредить его неприязненные действия и водрузить знамя правоверия в самом сердце Сирии.

До сих пор он предпринимал свои экспедиции тайно, сообщая свои планы и намерения только самым надежным военачальникам и без всяких объяснений увлекая своих последователей в опасные предприятия. Предстоящий поход, не имевший ничего общего с быстрыми разбойничьими набегами арабов, требовал серьезных приготовлений. Нужно было собрать особенно многочисленную силу и сделать всякого рода запасы для дальних переходов и продолжительного отсутствия. Поэтому он объявил открыто о цели и характере своего предприятия.

Незаметно было обычной готовности стать под его знамя. Многие вспоминали злополучное дело при Муте и опасались нового столкновения с дисциплинированными римскими войсками. Кроме того, и время года не благоприятствовало такой далекой и продолжительной экспедиции. Стояла летняя жара; земля была накалена, а все ручьи и источники пересохли; наступила также пора сбора фиников, когда человеку надо дома убирать плоды, а не пускаться на хищнические предприятия.

Все эти обстоятельства очень ловко выставил на вид народу хазрадит Абдаллах ибн Обба, продолжавший втайне питать вражду к Магомету и пользоваться всяким случаем для противодействия его планам. «Хорошая выбрана пора, — кричал он, — для такого дальнего похода, невзирая на голод, засуху и невыносимый зной пустыни! Магомет, по-видимому, воображает, что война с греками — увеселительная прогулка; поверьте мне, что вы увидите, как сильно она отличается от арабских междоусобиц! Клянусь Аллахом, мне кажется, что я уже вижу всех вас в цепях!»

Такими насмешками и внушениями он сильно повлиял на своих приверженцев-хазрадитов и вообще сделал это предприятие непопулярным. Магомет, как и всегда, прибег к откровению. «Желающие остаться и отказывающиеся посвятить себя служению Богу, — говорит глава Корана, относящаяся к этому времени, — ссылаются в свое оправдание на летний зной. Скажи им, что огонь ада жарче этого огня! Они могут наслаждаться безопасностью в настоящем, но в будущем их ожидают бесконечные слезы».

Некоторые из преданных его приверженцев проявили особенное рвение в этот трудный момент. Омар, ал-Аббас и Абдалрахман пожертвовали значительные суммы денег. Многие благочестивые женщины приносили свои украшения и драгоценности. Осман доставил тысячу, а некоторые говорят — даже десять тысяч динариев, и Магомет отпустил ему все его грехи, прошедшие, настоящие и будущие. Абу Бакр дал четыре тысячи драхм; Магомет стеснялся принять этот дар, зная, что он составляет последнее его достояние. «Что же останется у тебя и у твоей семьи?» — сказал он. «Бог и Его пророк!» — было ответом.

Такие примеры благочестия произвели громадное впечатление, но все-таки стоило большого труда собрать армию из десяти тысяч конницы и двадцати тысяч пехоты. Верховную власть над Мединой во время своего отсутствия Магомет передал Али, оставив на его попечение также и свою семью. Али неохотно соглашался на это, так как привык всюду сопровождать пророка и делить с ним все опасности. Когда все было окончательно улажено, Магомет двинулся из Медины в этот знаменательный поход. Часть его войска состояла из хазрадитов и их союзников, во главе которых стоял Абдаллах ибн Обба. Этот человек, которого Магомет удачно назвал главою «лицемеров», ночью расположился лагерем со своими единомышленниками отдельно, на некотором расстоянии от главной армии, в тылу ее; когда же на следующее утро армия двинулась вперед, он отстал и со своим отрядом возвратился в Медину. Вернувшись к Али, который, как и его приверженцы, скучал и досадовал на возложенное на них охранение города, Абдаллах старался возбудить в нем еще большее недовольство своим положением и с этою целью доказывал, что Магомет потому только поручил ему управлять Мединой, что сам хотел избавиться от этой обузы. Уязвленный этим известием, Али поспешил к Магомету и спросил у него: правду ли говорят Абдаллах и его последователи?

«Люди эти, — сказал Магомет, — лгуны. Они принадлежат к партии „лицемеров“ и колеблющихся, готовых производить смуту в Медине. Я оставил тебя для того, чтобы ты следил за ними и оберегал обе наши семьи. Мне бы хотелось, чтобы ты был для меня тем, чем был Аарон для Моисея, но только разница в том, что ты уже не можешь быть пророком, потому что я — последний из них». Удовлетворенный этим объяснением Али возвратился в Медину.

Из всего этого многие вывели заключение, что Магомет предполагал сделать Али своим халифом или преемником; по крайней мере, такое заключение имеет арабское слово, означающее отношения Аарона к Моисею.