Черный ангел

Мы больше не разговаривали с Анной о политике. Оставляем свои мысли при себе Ее тело мне верит. Ее сердце – нет.

Я посчитал своим долгом сообщить Джустиниани о том, что говорят люди. Его это совершенно не взволновало. Он посмотрел на меня, как на глупца.

– Конечно, ни один разумный человек не хочет войны, – сказал генуэзец. – Совершенно естественно, что женщины мечтают сохранить своих мужчин, дома и скарб. Если бы я сам был купцом или землепашцем, резчиком или прядильщиком шелка, я не начинал бы войну ни за что на свете. Но на самом деле народ не значит ничего. Десяток закованных в броню мужчин может держать в повиновении тысячу человек. Это нам доказали еще римляне. Народ не играет никакой роли. Если нужно, он кричит то, чему его научили. Он – как скот, который под бичами погонщиков покорно бредет на бойню.

Первое, что я сделал, получив жезл протостратора, – это приказал собрать и переписать все оружие в городе, – продолжал Джустиниани. – Это распоряжение касалось в равной мере как знати, так и простолюдинов. Сыновьям архонтов пришлось сдать инкрустированные слоновой костью арбалеты, а мясникам – топоры. Каждый день у новобранцев после занятий изымают пики и копья. Оружие разрешено иметь только караульным на постах. Все остальные могут упражняться с чем угодно – но не имеют права уносить оружие домой. А безоружный народ неопасен. Я прибыл в город, который кипел ненавистью и недоверием к латинянам. Превратил его в спокойное и законопослушное место, жители которого прилежно осваивают ратную науку, чтобы защищать свои дома и храмы под предводительством латинян. Уже одно это – немалый военный успех, не так ли? Нет, не волнуйся за народ, Жан Анж. Он будет сражаться за свою жизнь, а я прослежу, чтобы ни у кого не было времени подумать об измене, когда начнется война.

Вот наши собственные моряки, которые сейчас бездельничают, представляют собой гораздо большую опасность, – продолжал генуэзец. – Их своеволие приносит немало бед и злит как латинян, так и греков. – Джустиниани бросил на меня веселый взгляд и потер свои огромные лапищи. – Мне стоило больших трудов уговорить императора, чтобы он запряг матросов в работу, – сказал генуэзец. Зачем нанимать бесполезных людей за три тысячи дукатов в месяц? Греческие поденщики хотят, чтобы им платили за каждый камень, который они подносят к стене, и за каждую корзину земли, которую перетаскивают с места на место. Это совершенно правильно и вполне естественно. Они – бедные люди, им надо кормить себя и свои семьи. Но императору приходится платить за каждую лопату, в то время как моряки лишь играют на дудках да колотят в барабаны и день-деньской отплясывают на своих кораблях. Василевс не хочет ссориться с венецианскими шкиперами, а те со своей стороны оберегают своих людей от любой работы вне парусников. Однако теперь я настоял наконец на том, чтобы Алоизио Диего назначили главнокомандующим флотом.

Главнокомандующим всем флотом и портом, – с нажимом повторил новость Джустиниани. – А это означает, что завтра, ранним утром все большие галеры войдут в Золотой Рог и причалят у Влахернского холма, в Кинегионе. Там лежат приготовленные лопаты, кирки и корзины, в которых носят землю. Моряки должны будут выкопать ров от Деревянных ворот до башни Анемаса: там – открытое пространство. С нашей стороны было бы безумием позволить туркам подобраться почти к самым стенам Влахернского дворца. Там же рядом порт! И оттуда ничего не стоит сделать несколько подкопов под дворец. Я узнал, что султан послал не только за сербской конницей, но и за сербскими горняками.

Джустиниани, несомненно, получил и другие известия о султане, раз в последнюю минуту счел необходимым начать такую гигантскую работу, как создание нового рва. Но я не придавал этому слишком большого значения. Самой поразительной новостью было то, что Луку Нотара лишили звания флотоводца. В принципе было ясно, что владельцы и шкиперы латинских судов никогда не согласятся с тем, чтобы ими командовал грек. Но меня удивило то, что император решился именно сейчас нанести Нотару столь жестокое оскорбление.

– Лука Нотар неделю за неделей напрасно ждал разговора с тобой, – сказал я. – Даже не побеседовав с ним, ты сместил его с поста. Как ты посмел это сделать?

Джустиниани развел руками и живо воскликнул:

– Напротив, напротив! В полном согласии с императором Константином его советники и я решили, что такой опытный и мудрый стратег, как Лука Нотар, должен занять при обороне города самое достойное место. Что он будет делать во время осады, имея в своем распоряжении лишь прогнившие дромоны, поскольку латиняне желают сами командовать своим флотом? Нет, Нотар удостоен более высокой чести. Он будет руководить обороной большого участка стены.

Я не поверил своим ушам.

– Вы что, рехнулись? – закричал я. – Зачем вводите его в искушение? Это подло – и по отношению к нему, и по отношению к городу. Нотар же открыто заявил, что лучше покориться султану, чем папе.

Джустиниани весело глянул на меня. Мое возмущенное лицо рассмешило его.

– Делать нечего, – ухмыльнулся генуэзец. – Таково совершенно добровольное и единогласное решение императорских советников. Лука Нотар будет оборонять более четверти всей городской стены. Кто мы такие, чтобы отстранять человека от дел из-за его искренних убеждений? Среди нас не должно быть отныне места недоверию. Мы протягиваем Нотару дружескую руку, чтобы вместе, плечом к плечу, защищать этот чудесный город.

– Ты пьян? – спросил я. – Или император Константин лишился последнего ума?

Джустиниани сделал вид, что утирает слезу. Он никак не мог справиться с собой.

– Удостоенному такой чести Луке Нотару будет конечно, легче проглотить потерю дромонов, – с усмешкой продолжал генуэзец. – Первое, что сделает Алоизио Диего, готовясь оборонять порт, – это избавиться от всех маленьких и непригодных к бою судов. Потому и с императорских галер снимут такелаж, после чего вытащат их на берег. Их команд ждут не дождутся на тех участках стены, защитой которых будет руководить Нотар. Я не думаю, что смогу найти для него какие-то другие отряды.