Наставница королевы

— Возлюбленным! — Я произнесла это слово, будто ругательство, и плюнула, едва не попав в Тома. Затем я стряхнула с себя его руки и сумела сделать широкий шаг назад — правда, в итоге голова моя уперлась прямо в шипы роз. — Прежде я была слишком глупа, но вы излечили меня от этой беды, — сказала я, отряхивая платье там, где к нему прикасались руки Тома. — Что же касается вашей жены и ее высочества, да и леди Джейн тоже, можете сообщить им, что небо имеет зеленый цвет, и, как это ни печально, они согласятся с вами за милую душу.

— «За милую душу» — превосходный девиз, — засмеялся Том, но в ответ я обожгла его сердитым взглядом.

Как он изменился по сравнению с тем юношей, которого я впервые встретила на барке, плывшей к Гемптон-корту двадцать лет тому назад. Том заметно располнел, оброс жирком. Лицо, когда-то чисто выбритое, теперь обрамляла большая борода — такие были тогда в моде. Взглядом он привычно и бесцеремонно ощупывал меня, но в уголках глаз появились морщинки, а высокий лоб был весь изборожден глубокими морщинами.

А вот голос остался таким же громким, самоуверенным, разве что Том на каждом шагу бранился, как матрос, как будто это добавляло ему удали или достоинства. Большинство ругательств, кои он использовал, так или иначе оскорбляли Творца поминанием всуе Его священного имени. Не реже поминал Том и дьявола, врага Божьего.

— Да господа бога душу, Кэт, ты не думай, будто я тебя забыл. Ну как же, ведь я доныне храню те любовные письма, что ты мне когда-то посылала, кстати, так красиво написанные. И если сейчас ты от меня отвернешься…

— Я не боюсь ваших угроз, прямо вы их высказываете или намеками, как и ваших грубых манер.

— Грубых? Да чертово пекло, у меня и на уме нет ни малейшей грубости, как раз наоборот! — воскликнул Том и, протянув руку, бесцеремонно взял меня за подбородок. Я ударила его по руке. — Да бога душу, Кэт, ты просто молодец: высоко поднялась, прямо как я, — попробовал он зайти с другой стороны. Том засунул большие пальцы за широкий пояс и покачался на каблуках. — Ты должна согласиться, в прежнее время нам было хорошо вместе, а? Разве я не сказал когда-то, что ты никогда не забудешь свою первую любовь? Ну, вот мы и снова вместе. Неужели ты не заметила, сколько в моих владениях уютных потайных беседок, которые так и манят на свидание?

— Оставьте это, сэр, и меня оставьте в покое. Вы оскорбляете и меня, и свою жену — даже себя самого, если только это возможно.

Тут он рассердился и выпрямился во весь рост.

— Ты в некотором смысле теперь моя служанка, а слуги выполняют мои распоряжения, или я их прогоняю, — бросил Том. — Христом-богом клянусь, если ты решила играть в эту игру, давай я выложу свои карты на стол. Не вздумай мне перечить или становиться поперек дороги, а я, в свою очередь, не стану докладывать совету о твоем сомнительном прошлом…

— О моем прошлом? О том, что ты грубо изнасиловал меня во время пира по случаю коронации матери Елизаветы?

Том с такой силой сжал мои запястья, что у меня онемели руки. Он наклонился ко мне вплотную и сильно встряхнул.

— А ты разве не заметила, что я всегда делаю то, что мне вздумается? — требовательно спросил он. — Король обожает своего дядюшку Тома, который все время дарит ему что-нибудь, дает денег, тогда как злой дядя Эдуард никуда его не пускает, кроме классной комнаты, а сам правит государством. Такое положение надо менять. Многое надо менять. Хочешь, я позабочусь о том, чтобы у Елизаветы появилась новая наставница?

Его красивое лицо исказилось гримасой, превратилось в маску горгульи — я видела именно такую в кошмарном сне в ту ночь, когда Том лишил меня невинности. Был ли это тот же человек — беззаботный, обожающий веселиться, тот, кто, играя в карты с женой и ее гостьями, развлекал их рассказами о погонях за пиратами, свежими придворными сплетнями и солеными шуточками?

Наконец Том отпустил мои руки.

— Если вы не со мной, мистрис Эшли, значит, вы против меня. И стоит мне заметить хотя бы малейшие признаки этого, черт меня побери…

— Да он вас все время побирает — то так, то эдак, — не выдержала я.

Я думала, Том меня ударит. Но он продолжал говорить:

— Богом клянусь, я сумею добиться, чтобы вас прогнали с нынешней должности — или моя супруга, или совет, какие бы мерзкие истории обо мне вы им ни рассказали. Я слышал и знаю сам, что Джон Эшли — порядочный человек, строгих правил, а потому ему незачем знать, что ему подсунули негодный товар, женщину, которая писала мне неприличные письма и многие годы раздвигала ноги по моему желанию.

Неприличные письма? Должно быть, он подделал их для своих целей. Многие годы? Это я могла без труда опровергнуть, учитывая его частые разъезды и мои поручения. И все же Том мог нанести мне непоправимый вред.

Он отвесил мне шутовской поклон и ушел, оставив меня чуть ли не приколотой к розовому кусту. Мне хотелось крикнуть ему вдогонку: «Лжец!» — и прочие оскорбления и ругательства, какие я только знала. Но тогда я унизилась бы до его уровня. Подумать только, «Богом клянусь»! Я могла лишь надеяться на то, что этот страшный человек получит по заслугам, и как можно скорее. У меня просто не было слов, чтобы выразить, как сильно я его ненавижу. Но в то же время я боялась его. Лучше бы уж вернулся умница Кромвель и стал меня запугивать. А что, если Том замарает мое имя и я лишусь права воспитывать мою милую Елизавету? Мне оставалось надеяться лишь на то, что Том сам станет причиной своей гибели — да только не потянет ли он за собой и нас с принцессой?

Если поступки Тома тогда казались мне дурными, то очень скоро все стало еще хуже. Я чувствовала, как у меня сжимается все внутри, когда наблюдала, как он заигрывает с Елизаветой. Нет, поначалу Том не делал этого слишком откровенно: только заговорщическая улыбка, подмигивание, быстрое прикосновение к спине или к плечу — так он старался исподволь завоевать ее симпатии. Когда он оказывался рядом с Елизаветой, ее щеки покрывались румянцем, а когда уходил, она бесцельно бродила по комнате и тосковала — несомненно, вспоминала проведенные с ним минуты. Да, я очень хорошо понимала, что это значит. Моя девочка по-настоящему обрадовалась, когда Джейн Грей вынуждена была возвратиться к своей семье, словно Елизавета видела в ней соперницу, отбиравшую у нее внимание Тома.

В присутствии Елизаветы я стала называть его не иначе как «супруг вдовствующей королевы», хотя на мою подопечную это, кажется, совсем не подействовало. Наконец я ей сказала:

— Пусть вы и отвергли сватовство лорд-адмирала, но он имеет основания считать, что вы не утратили интереса к его предложению.

— Он интересует меня как друг и опекун, разумеется, — ответила принцесса, старательно разглядывая свои руки и делая вид, будто ищет сломавшийся ноготь. В лившемся из окна свете тускло мерцал рубин на перстне Анны. — Я считаю его добрым и веселым, мне нравится проводить с ним время — и с его супругой, разумеется, — заверила она меня.

Тут уж я не могла сдержаться. Я стала ядовито-ироничной (не зная в тот момент, что некий тупоголовый соглядатай из числа слуг Тома, но шпионивший явно по заданию его брата Эдуарда, подслушивает нас и принимает все мои слова всерьез, будто я цитирую Священное Писание). Упершись руками в бока, я обратилась к Елизавете:

— Если бы лорд-адмирал не был женат и если бы у вас было единодушное согласие всего Тайного совета, хотели бы вы выйти за него замуж? Ведь он тогда стал бы самым знатным и благородным из всех холостых мужчин Англии.

— Нет, Кэт, нет, — пролепетала Елизавета. — Не нужно ни думать так, ни говорить!

Тогда я наклонилась и прошептала ей на ухо как можно строже:

— В таком случае не нужно делать вид, что вы только об этом и мечтаете! Его сиятельство, несомненно, без колебаний пойдет на поспешный и тайный брак сразу после кончины своей супруги, но вас это погубит! Если только вы свяжете себя обещанием или станете бросать на него такие взгляды, как нынче, вы горько пожалеете об этом, девочка моя! И мы все вместе с вами.