Чужой

Варево принесли к табипу. Когда оно немного остыло, Бибиджемал табип скатала из теплой массы два небольших шарика. Потом подозвала одну из женщин на помощь. Ею оказалась Акмарал.

Когда рука Акмарал коснулась голой шеи Блоквила, Блоквил ощутил в ее пальцах дрожь. Коснувшись тела мужчины, женщина почувствовала, как по ее телу побежали мурашки. Она растерялась, то полносила руку к шее пленного, то отнимала ее.

— Держи вот так, черноглазая! — женщина табип прижала руку Акмарал. — Что ты ведешь себя как неразумный ребенок. Держи покрепче!

Тепло от ладони молодой женщины разлилось по телу француза, взбудоражило его. Он изо всех сил старался взять себя в руки, как будто ничего не происходило. Но как бы ни старался, он не мог и не хотел забывать ласкового женского тепла.

Знахарка велела пленному широко раскрыть оба глаза. Потом приятным голосом зашептала:

— Биссимиллахи р-рахман, р-рахым! Раб рабу помогает! Это не руки Бибиджемал элти Дурды Худайназара жены, пусть это будут руки уважаемого Лукмана Хекима! Помоги, Господи!

В тот же миг на каждый глаз пленного легло по шарику. Сверху на них были положены ватные тампоны и забинтованы белой марлей. Поверх бинтов еще повязали платок.

— А теперь отведите его на место!

В тот же миг появился Эемурат, как будто только и ждал приглашения. Он взял Блоквила за руку и помог подняться.

Бибиджемал элти Дурды Худайназара жена дала последний совет:

— Глаза будут немного щипать. Но все равно повязку не снимайте. Из глаз ручьями потечет жидкость. Все равно пусть не снимает повязку…

Все вышло так, как и говорила табип. Когда Блоквила привели в сарай, у него защипали веки, а через некоторое время из глаз потекли потоки слез. Но он все вытерпел.

Блоквил просидел почти всю ночь. Он не знал, какое сейчас время, то ли раннее утро, то ли голубокая ночь. Для него все времена суток слились в одну бесконечную ночь. Он мог только предполагать. И когда почувствовал, что в сарай кто-то вошел, подумал, что утро еще не наступило.

— Жорж, ты уже проснулся? — услышал он знакомый голос.

— А я и не спал. Просто лежал.

Это был голос Акмарал. В руках она держала большую пиалу.

— Я принесла тебе сладкую воду, Жорж.

— Мне ничего не надо, Ахмарал, — вежливо отказался Блоквил. — Я на все согласен, и на плен, и на лишения. Лишь бы мои глаза видели, как прежде. Это единственная моя мечта.

— Чтобы глаза твои открылись, тебе и надо пить воду с набатом. Так табип велела.

Начав шарить в поисках протянутой ему пиалы, Блоквил нечаянно коснулся руки Акмарал. Это прикосновение длилось всего один миг, но этого было достаточно, чтобы продрогшие пальцы француза разом согрелись.

— Правду говорят, что нет худа без добра!

Акмарал, не понявшая, о чем это он — то ли о сладкой воде, то ли о ней, прошептала:

— Пей поскорей! Я должна забрать пиалу, Жорж.

Почти полная пиала сладкой и холодной воды согрела озябшую душу Блоквила.

В назначенное знахаркой из Годжука время с глаз Жоржа Блоквила сняли повязку. Сразу после этого состояние пленного оставляло желать лучшего, но постепенно вокруг него становилось светлее. К полудню он стал видеть гораздо лучше, хотя и не так, как до болезни.

Француз счел это своим вторым рождением. Радуясь встрече с белым светом, он даже забыл на некоторое время и свой плен, и все сопутствующие этому трудности и лишения. Правда, эйфория была временной.

Примерно через неделю зрение Блоквила восстановилось полностью, так что теперь ему оставалось до конца дней своих с благодарностью вспоминать Бибиджемал-табипа из Сада Годжука. Когда и эта беда благополучно миновала, для него снова потянулись бесконечно тоскливые дни жизни в плену.

Однажды после полудня возле дома Эемурата появились две женщины среднего возраста. Судя по их широким, туго затянутым кушакам, можно было сделать вывод, что прибыли они издалека. Блоквилу и в голову не могло придти, что их визит имеет к нему самое непосредственное отношение. Напротив, он подумал, что женщины, пережившие военное время, теперь навещают своих родственников. Весенне-полевые работы еще были впереди, а сейчас самое время ходить по гостям. Из дома вышла Аннабиби и приветствовала гостей, после чего позвали из другого дома и Акмарал. Ее приглашали всякий раз, когда надо было исполнять роль переводчика в разговоре с французом.

Две женщины последовали за Акмарал в сторону сарая. Только теперь Блоквил понял, что они идут к нему. Хотя ему и непонятно было, что этим женщинам могло понадобиться от него. К тому же Аннабиби, стоя у своего дома и глядя вслед идущим женщинам, многозначительно улыбалась. И это тоже было непонятно французу. Да и на лице приближавшейся Акмарал тоже было видно подобие улыбки. Все вместе было и странным, и смешным.

Гостьи поздоровались с пленным и уселись у наружного входа сарая.

Акмарал сообщила французу о цели визита незнакомых женщин. Блоквил сразу же понял, почему так загадочно улыбалась жена Эемурата. И теперь уже он сам не просто улыбнулся, а весело рассмеялся.

Оказывается, эти приехавшие издалека женщины прослышали, что Блоквил обладает магией волшебника, а потому решили просить его о помощи.

Немного успокоившись, Блоквил сказал:

— Вы им объясните, Ахмарал, что я не имею никакого отношения ни к колдовству, ни к магии. Я вообще в этих делах не разбираюсь. Да и не верил я никогда во всякого рода заговоры и заклинания.

После перевода, сделанного Акмарал, одна из женщин произнесла:

— Ты объясни ему, милая, что он совершает благодеяние, помогая страждущим людям своим даром! — она говорила в сторону, не глядя на Акмарал, словно та чем-то обидела ее.

Акмарал не успела ничего объяснить, а уже вторая женщина пошла в атаку:

— Не пытайся скрыть от нас, дорогая, мы приехали сюда, точно выяснив, что он колдун. Даже на базаре Хангечена все говорят, что ученый француз является колдуном. Дыма без огня не бывает, не стали бы люди зря говорить.

Блоквил снова уклыбнулся:

— Но я ведь даже не мусульманин. Я католик. Это-то вы хоть поймите, апа!

Обе “апа”, хоть и не поняли ничего из сказанного, недовольно покачали головами. Одна из них даже решила продемонстрировать свою осведомленность.

— Колдуны бывают не только среди мусульман, но и среди шиитов, мы и это знаем, девушка.

— Но шииты тоже мусульмане, апа! — возразил Блоквил женщине. — Шииты такие же, как и вы, люди. Только они сторонники Хазрети Али, а туркмены сунниты — они поклоняются пророку Мухаммеду.

— Вот видишь? — воскликнула одна из женщин, поворачиваясь к своей попутчице. — Я же говорила тебе, что он колдун, во всем разбирается.

Вторая женщина попыталась настоять на своем:

— Мы и так знаем, что он не мусульманин, мог бы и не говорить об этом. Но пусть он знает, милая, что мы пешком прошли такой дальний путь. Скажи ему это. — Вдруг голос ее дрогнул. — Аннамурат джан уже сколько месяцев страдает от бессонницы. Только задремлет, тут же проснется. К каким только табипам, к каким только муллам мы не обращались, дорогая. И поэтому пусть ученый француз пожалеет нас. Ты только хорошенько объясни ему это, прошу тебя, родная.

После перевода последних слов Блоквил, услышав, как его называют ученым французом, развеселился, однако он не смог ни засмеяться, ни даже улыбнуться, видя переживания расстроенных женщин. Одна из них все время вытирала слезы концом головного платка.

Наплакавшись и немного успокоившись, женщина опять обратилась к Акмарал.

— Милая, ты ему скажи: мы просим, а не требуем. Мы все равно все знаем, даже и не пытайтесь скрывать. Какой-то ребенок утонул в реке и только через полдня его вытащили из воды. А этот уважаемый ученый француз вернул его к жизни. Мы и об этом слышали. Когда мы сюда добирась, по дороге нам рассказали, что он какими-то заклинаниями даже свои слепые глаза открыл. Конечно, у истоков всего стоит Бог, но пусть он и нас пожалеет. Ты скажи ему это обязательно, дорогая. И ты тоже будь счастлива! На наше счастье, нашелся человек, который понимает его язык. Скажи ему все, как есть, ни слова не утаи!