Сказания и легенды средневековой Европы

На Скандинавском полуострове жестоко свирепствовал в XI столетии Олаф Трюггвессон, задумавший распространить там христианство. Он был беспощаден к чародеям. Он однажды собрал всех колдунов в одной местности под предлогом роскошного пира, которым обещал их угостить. Пир и действительно состоялся и был обилен яствами и питиями; но в разгар пира Олаф приказал запереть все выходы из дома и зажег его, так что все собранные в нем волхвы сгорели живьем, за исключением молодого Эйвинда Келльда, сына Гаральда Красивоволосого. Это был как раз самый опасный колдун. Он как-то вовремя распознал ловушку, выбрался через трубу на кровлю дома и бежал. И вот весной он явился к берегам острова Кормта, где Олаф праздновал тогда Пасху. Он приплыл на большом судне, в сопровождении большого числа самых лютых колдунов. Они потихоньку высадились, надев на себя шапки-невидимки и окутав себя туманом. Но они не приняли в расчет, что Олафа и его людей хранил крест. На колдунов вдруг на самих напала слепота, и их всех переловили люди Олафа. Их привязали к скале, которая обнажалась во время отлива моря и вся покрывалась водой во время прилива; тут они все и погибли, а скала та после того стала называться Скалой Воплей.

Олаф, однако, исключил из этой толпы самую дорогую добычу — юного красавца Эйвинда, сына Гаральдова. Он во что бы то ни стало хотел обратить его в христианство. Только он взялся за это благочестивое дело немножко круто, а именно, для пущей убедительности своих увещаний он разложил юношу на земле, привязав его к кольям за руки и за ноги, а на его обнаженный живот поставил жаровню с пылающими углями. Казалось бы, Эйвинду, под влиянием такого красноречивого довода, оставалось только покориться, но он упорно безмолвствовал до тех пор, пока его тело не пережглось пополам. «Эйвинд, — в последний раз воззвал к нему Олаф, — хочешь ли ты уверовать во Христа?» «Нет, — отвечал раздвоенный волшебник, — я не могу принять крещение, потому что я злой дух, заключенный в человеческом теле силой чар колдуна-лопаря; мои родители должны были прибегнуть к его услугам, потому что иначе они не могли иметь детей». Мы весь этот ужасный эпизод затем и привели, чтоб показать, какая в скандинавском народе таилась вера в безграничное могущество этих колдунов-лопарей, о которых мы уже упоминали во втором отделе нашей книги. Характеристичен также и этот проповедник Христовой веры, пережигающий живых людей пополам; впрочем, христианство в те дикие времена в Западной Европе нередко распространялось подобными путями.

В других странах Европы строгости по отношению к магии все более и более смягчались; мирское законодательство оставило колдунов в покое, и лишь духовные власти изредка выступали на ратоборство с ними. Так, в 1119 году в Корвейском аббатстве монахи обвинили своего настоятеля в том, что он прибегал к «дьявольским чарам». В 1181 году папа Александр III издал постановление, в силу которого канонизация (причисление к лику святых) становилась исключительно привилегией папы. Это распоряжение было вызвано тем, что в одном аббатстве в Нормандии все монахи попродавали души свои дьяволу и с его помощью творили чудеса, и народ, конечно, валил к ним в монастырь толпами и считал их всех за святых. Случилось однажды, что монахи перепились за обедом и один из них убил в драке своего приятеля и был в свою очередь жестоко избит; от побоев он умер без покаяния и причастия. И, не взирая на это, монахи, с помощью дьявола, устроили так, что умерший буян начал творить посмертные чудеса, и народ признал его за новоявленного святого. Все эти безобразия были, наконец, доведены до сведения папы, и вот он поэтому и порешил, чтобы никакие святые нигде не появлялись без верховного решения пап. Но замечательно, что тот же Александр не подверг этого монастыря никакому особенному наказанию. Вообще этого рода проступки как-то слишком уж легко прощались духовным. Так, при том же папе Александре один патер, чтобы отыскать вора, похитившего какую-то вещь из церкви, прибег к содействию колдуна; папа лишил его сана на один год, и этот случай послужил потом образцом, принятым последующими папами, которые за то же преступление налагали то же взыскание. Иоанн Салисберийский в своей автобиографии рассказывает, что в детстве он отдан был в обучение грамоте одному патеру, который открыто занимался катоптромантией, т. е. гаданием посредством зеркала. Это гадание состояло в том, что кудесник заставлял мальчика смотреть в зеркало, предварительно прошептав над ним какое-то заклинание, а мальчугану после того в зеркале что-то виделось, и из этого видения выводились гадателем заключения по предмету ворожбы.

Мы уже говорили, что народ не разделял снисходительного отношения светских и духовных властей к колдунам; и иногда, по требованию толпы, властям приходилось волей-неволей сжигать на костре людей, осужденных толпой за колдовство. Но тут случались происшествия, колебавшие уверенность толпы в справедливости ее суда и сильно влиявшие на власти. Так, в XII столетии какой-то молодой клирик в Париже был оговорен в колдовстве публичной женщиной, с которой он отказался вступить в связь. По настоянию толпы он был предан сожжению. Но, стоя на костре, благочестивый юноша до последнего вздоха пел молитвы, а потом на его могиле стали совершаться чудеса, и над ней построили часовню.

Писатели того времени, как, например, Цезарь Гейстербах, часто высказывали уверенность в том, что люди могут входить и входят в сношения с демоном и извлекают из этих сношений пользу, но что их злодейства в большинстве случаев остаются неоткрытыми и безнаказанными. Он, например, рассказывает о каком-то монахе Филиппе, который незадолго перед тем умер, никем и ничем не обеспокоенный, невзирая на то, что он был самый злейший колдун, связавшийся с нечистой силой. В доказательство же его чародейства Гейстербах приводит случай, в подлинности которого, видимо, не сомневается. Рыцарь Фалькенштейн однажды усомнился в могуществе и чуть ли не в самом существовании демонов и, чтобы разрешить свои сомнения, обратился к этому монаху Филиппу. Тот охотно согласился показать ему черта, начертил шпагой волшебный круг и пробормотал какие-то заклинания. И сейчас же поднялся шум и грохот, словно хлынули бурные волны, и налетел вихрь, и вслед за тем появился громадного роста и ужасного вида черный дьявол. Рыцарь все время благоразумно держался внутри волшебного круга и потому не испытал никакого вреда, только все его лицо побледнело и оставалось таким до конца жизни. Этот же самый фокус был показан Филиппом какому-то патеру, но тот так испугался явившегося дьявола, что бросился бежать, т. е. выступил за волшебный круг, и дьявол его изувечил так, что он через три дня умер.

Договоры с дьяволом нередко выступают в летописях того времени, но выступают они не в делах о колдовстве, а в делах об ереси. Начинается с нее, и тут при следствии обозначается, что обвиняемый вступил в союз с нечистым, что и приемлется как доказательство его еретичества, отступничества от веры. Так, в 1180 г. в Безансоне сожгли несколько еретиков, и у всех у них нашли под мышками куски пергамента, на которых были написаны договоры с чертом. Не лишена поучительности история современника Гейстербаха, Эвербаха. Он служил управляющим у Теодорика, епископа Утрехтского. Случилось, что у него пропало несколько весьма важных записей и документов, относящихся до управления имением, и это могло его сгубить. В сей крайности он и обратился к дьяволу, обещая, если поможет и выручит, служить ему верой и правдой. Дьявол немедленно отозвался на призыв. Конечно, была написана, как надлежит, по всей форме, т. е. кровью продавца, запродажная запись на его душу. Эвербах обязался, по контракту, отринуться от Христа и Девы Марии и воздать поклонение дьяволу. Вслед за тем ему удалось блистательно свести и оправдать документально все свои отчеты по имению епископа. После того Эвербах взял подозрительную привычку заводить речь о том, что, дескать, все те, кто служит Богу, живут нищими, а те, кто служит дьяволу, пользуются всяческими благами. Окончательно развращенный, он впал, наконец, в соблазн изучения магии. Нечестие его дошло до таких пределов, что когда в Утрехт явился знаменитый тогдашний оратор Оливье проповедовать крестовый поход, то Эвербах выступил против него и стал его опровергать, а когда Оливье смутил его своими доводами, то он покусился на его жизнь, но посреди этих злых козней сам захворал и умер. Но его история на этом не кончается, а продолжается еще после его смерти. Сделалось известным, что он по кончине был ввергнут в ад и там претерпел муки несказанные. Но Господь умилосердился над ним. В самый день погребения, в ту минуту, когда его уже несли к могиле, он внезапно воскрес и поднялся в гробу. Разумеется, после этого чудесного воскресения он стал новым человеком. Он совершил путешествие ко Гробу Господню, наложил сам на себя всяческие епитимьи, а потом отдал свое имущество в монастырь и сам пошел в монахи.