Хей, Осман!

Ибн-Саид, арабский географ XIII века, насчитал двести тысяч туркманских шатров на западных рубежах Конийского султаната; раскинулись эти шатры у города Тунгузлу (а он же - Денизли, Ладик, Лаодикия) и подле крепости Ханаз. Глава кочевого рода Мехмед ал-Уджи поклонился монголам; объявил, что никого из конийских принцев не поддерживает в их желании занять престол, а сам желает подчиняться ильхану Хулагу. И направил к ильхану своего посланца и просил прислать ему, Мехмеду ал-Уджи, маншур-грамоту и санджак-стяг; чтобы он, Мехмед ал-Уджи, был бы правителем своего малого владения, бейлика. Стяг и грамоту прислали, но после, как-то между прочим, казнили нового бея, то есть Мехмеду ал-Уджи отрубили голову по приказу того же ильхана. И что? Бейлик остался под властью Али-бея, зятя Мехмеда ал-Уджи.

Кочевым малым правителям было всё едино, у кого выпрашивать высокие титулы и права на владения, — у монголов, у сельджуков, у византийцев... Пишет Смбат Спарапет: «А до смерти Константина, отца царя, появился некий Хараман из рода кочующих племён исмаильтян [46], и присоединились к нему многие из его племени, и потребовал он, чтобы величали его султаном. Он сделался настолько сильным, что истинный султан Рукнеддин не осмеливался спорить с ним. Хараман захватил много крепостей и начал притеснять Исаврию и Селевкию, и брал в плен жителей». Рукнеддин предоставил Караман-бею местность Камереддин-или в условное владение («икта») и дал ему титул эмира, а брата его, Бунсуза, сделал эмиром султанских телохранителей (эмир-и джандар). Затем и Гюнери Караманоглу получил титул бейлербея, а Сулейман Эшрефоглу был сделан султанским наибом [47]. Так было. И малые правители кочевников привыкали к оседлой роскоши двора конийских султанов.

А меж тем жалованные владения-икта как-то неприметно преображались - каждое - в «мюльк» - собственность малого правителя. И земли державы начали распродавать в частные руки. И записал в своей хронике ибн Биби о султане Рукнеддине: «И сделал он большую часть своего царства владениями знати и простолюдинов и повелел составить и выдать каждому хотут-и шари, манашур-и султани и эмсале-и дивани - подтвердительные грамоты». А надо сказать, что «простолюдинами» ибн Биби называет как раз тех самых вождей кочевых племён. Но «простолюдин» Караман-бей сделался настолько силён, что едва не сверг султана.

Султаны Коньи платили дань монголам, но уже явились первые проблески грядущего свержения власти и сельджуков и монголов. Начиналось последнее двадцатилетие тринадцатого века. В Анатолию вторглись мамлюки [48] Египта. Тюрки-беи вступили с ними в союз. А весной 1277 года объединённые войска Мехмеда Караманоглу, Эшреф-бея и Ментеше-бея под развёрнутыми санджаками, присланными мамлюкским султаном Бейбарсом, подошли к стенам Коньи и сельджукская столица была взята штурмом. Мехмед Караманоглу выдал некоего Джимри за сына бывшего султана Иззеддина, посадил Джимри на трон, а сам сделался при нём первым советником и правил полновластно. Все грамоты и прочие записи он приказал писать «на языке тюрки». По приказу того же Мехмеда Караманоглу началась чеканка золотой и серебряной монеты с именем нового султана - Ала ад-Дунья ва ад-Дин абу ал-Фатх Сиявуш ибн Кейкавус. Но вскоре Мехмед-бей погиб в одной из стычек с монголами. А Джимри монголы схватили, содрали с него кожу и, набив её соломой, возили по городам Анадола...

Теперь сельджукские султаны искали опору своей власти в монгольских войсках. Монголо-сельджукская армия подавила мятеж туркманов Денизли, а их предводитель Али-бей заключён был в тюрьму Афьон-Карахисара и затем казнён.

Однако было уже поздно. Вслед за караманцами выступили и гермиянцы [49]. Ещё ведь недавно гермиянцы и не думали восставать против власти монголов и сельджуков. Ещё недавно войско Музаффереддина Алишироглу помогало в подавлении восстания шейха Исхака и надзирало из Кютахьи за приграничными туркманами. Ещё совсем недавно бей Хюсамеддин Алишироглу помогал разгромить Джимри... И вот уже осенью 1286 года гермиянцы выступили против нового сельджукского султана Месуда I.

Монгольские ильханы огнём и мечом обрушились на бейлики Карамана и Эшрефа, разграбили земли Ментеше... [50] Это всё были странные битвы, где перемешалось бог весть что! И грузинский летописец Жамтаагмцерели описывает, как на стороне монголов воевали Давид, сын царя Деметре II, и многие правители областей Картли [51].

Всё смешалось, и не было ни правых, ни виноватых! Монгольское государство Хулагуидов раздирали междоусобицы. Газан-хан убил ильхана Байджу, а внук Байджу, Суламиш, кликнул клич и собрал вокруг себя кочевую чернь и последних бродяг. Он раздавал им земли и деньги, жаловал их титулами эмиров, над их отрядами развевались санджаки и за ними шли литаврщики-накаречилер.

Суламиш отправил послание султану мамлюков, но был разгромлен монголами Башгурда, схвачен монгольским вассалом, царём армян Гетумом И, отвезён в Тебриз к Газан-хану и там казнён.

Тщетно пытались сохранить власть Газан-хан и преемник его, Олджайту. «...многие государи поставили на лоб клеймо повиновения и завязали чресла свои поясом покорности... » - писал Рашид ад-Дин. Но это не продлилось долго. Монголы едва сдерживали караманцев. Монгольский эмир Чабан-бахадур поставил наместником в Конье своего сына, Тимурташ-нойона. Но правление Тимурташа завершилось бесславно, он принуждён был к бегству в Египет, где его казнили в тюрьме Каира.

Теперь монгольские правители то боролись за престол хулагуидов, то провозглашали себя вассалами мамлюкских султанов...

А между тем... О какой грядущей великой державе могла идти речь?.. Писал византиец Никифор Григора: «...не только сатрапы и люди, отличавшиеся родом и заслугами, раздробили между собой царство на множество участков, но ещё многие из людей незнатных и неизвестных, окружив себя всяким сбродом, взялись за разбой, не имея при себе ничего, кроме лука и колчана». Запомните слова эти: «...многие из людей незнатных и неизвестных...» И слова о «всяком сброде» также можно запомнить!..

Никифор Григора писал во второй половине XIII века: «Тюрки, наделавшие у себя много сатрапий [52], будучи преследуемыми скифами (так он называл монголов), в свою очередь преследовали римлян (то есть румов-греков)...»

Михаил VIII Палеолог укреплял границы. Он воздвиг крепость Триполи на Меандре. Он отражал набеги кочевников и ходил победоносным походом против бея Денизли, всё того же Мехмеда ал-Уджи. Император, сам описавший свою жизнь, так рассказывал об этом: «...и когда все окружные народы пришли в движение, то, сразившись с одним из них, а именно, с тюрками, близ Карии и источников Меандра и самой Фригии, потому лишь мы не предали их всех истреблению, что решили иных из них сделать своими рабами».

Но далее Михаил повёл себя по-другому; о чём и записал Георгий Пахимер: «Не имевшие оседлости и чуждавшиеся гражданского общества, они занимали пограничные места империи общинно и признавали себя данниками императора, который с охотой принимал в подданство пограничных тюрок, надеясь пользоваться ими как стеною, когда стали бы делать свои набеги монголы».

Но окружённая врагами империя слабела. И сетовал Георгий Пахимер: «Стал пустеть и Меандр; и Магедон, и Кария наводняются врагами империи. И Трахий, Стадий, Стровил, ещё недавно находившиеся под имперским владычеством, сделались в короткое время убежищем неприятелей».

Напрасно сын Михаила, Андроник [53], пытался остановить кочевников. Он восстановил Тралы и дал городу новое имя - Андроникополис. Но тюрки вновь разрушили город, а жителей взяли в плен. Так началась история бейлика Ментеше, в недалёком будущем - сильнейшего эмирата Эгейского побережья. А затем и этот бейлик-эмират канул в вечность, оставив историкам будущим в наследие тщательные поиски его следов...