Властелин Темного Леса<br />(Историко-приключенческие повести)

Впереди простиралась неизвестность, зыбкая тьма, населенная невидимыми враждебными существами. Запретная область. Позади — все привычное, знакомое, безопасное.

Нум не поддался искушению.

— Я пойду дальше, — упрямо прошептал он. — Все равно пойду дальше!

Он оперся о палку и перешагнул через толстый корень, похожий на ползущую змею. Пальцы нащупали на гладкой коре очертания бизона, и Нум сразу почувствовал себя не таким одиноким.

Раздвигая руками высокую стену камыша, мальчик снова устремился вперед. Ближе к берегам речки узкая тропинка постепенно расширялась; по обеим сторонам ее валялись плетенные из камыша верши, которыми обычно пользовались рыболовы. Крупная чешуя карпов, усеивавшая тропинку, блестела и искрилась в мертвом свете луны. На кустах были развешаны для просушки шершавые шкурки угрей.

Нум продвигался во мраке, удерживая дыхание, ловя чутким ухом каждый звук. Но тишина была такой глубокой, что скоро он отчетливо услышал впереди тихое лепетание маленьких струек воды. Тогда, остановившись, он лег ничком на землю и беззвучно пополз, переставляя локти по земле. Палка мешала ему, но он боялся расстаться с ней, опасаясь, что потом, в темноте, не сумеет разыскать ее.

Тропинка превратилась в широкую, плотно утрамбованную площадку. По краям ее возвышались кучи срезанного тростника, на земле чернели следы костров, валялись обломки удочек и костяных рыболовных крючков. Особый запах, говорящий о частом присутствии человека, царил в этом месте, смешиваясь с острым запахом рыбных отбросов и горьким ароматом болотных трав.

Нум подполз к большой куче сухого тростника, заготовленного для костров, и, укрывшись за ней, медленно поднялся с земли.

Долина по ту сторону речки резко сужалась, и болото примыкало вплотную к невысокой скалистой гряде, подножие которой утопало в ковре зеленого мха; над мхом вздымались тонкие стебли цветущих ирисов и болотных лютиков.

Бледный свет луны озарял зубчатые серые скалы, и в его призрачном сиянии гребни их казались намного выше, чем при свете дня. На самой крутой вершине, четко выделяясь на фоне звездного неба, чернела странная фигура.

Непомерно огромную голову этого загадочного существа украшали короткие, загнутые кверху рога, выглядывавшие из густой курчавой шерсти, а сзади свешивался короткий толстый хвост, шевелившийся на ветру.

Но вертикальной осанкой и руками, молитвенно воздетыми ввысь, к серебряному светилу ночи, фигура напоминала человека.

И Нум с первого взгляда узнал Мудрого Старца Абахо, закутанного в большую бизонью шкуру, ниспадавшую свободными складками вдоль высокой фигуры старика.

Абахо, рослый, как все Мадаи, сейчас, на вершине скалы, выглядел гигантом. Шкура делала его шире, массивнее, придавая могучий вид сухопарому старческому телу. Подняв к небу руки и обратив лицо к бледному диску луны, он тянул какую-то монотонную песню без слов, напоминавшую не то мычание, не то жалобу. Порывы ночного ветра доносили этот звук до болота.

Широко раскрыв глаза, Нум смотрел на невиданное зрелище, пытаясь понять, что оно означает. Ему уже не раз случалось присутствовать на ритуальных церемониях Мадаев и видеть Мудрого Старца, облаченного в самые фантастические одежды. Это были либо великолепная шкура пещерного льва, либо плащ из разноцветных птичьих перьев, либо пятнистый наряд оленя с царственной головой, увенчанной ветвистыми рогами, огромными и величественными.

Почему же сегодня Абахо завернут в грубую, невыделанную шкуру бизона с короткими рожками, похожими на маленькие кривые ножи?

Нум еще не нашел ответа на свой вопрос, как вдруг пение на скале смолкло. Мудрый Старец опустил руки и несколько минут стоял неподвижно, склонив голову набок и словно прислушиваясь к чему-то. Затем пошарил рукой в мешочке из оленьей кожи, который всегда носил у пояса, и достал оттуда какой-то небольшой предмет, который Нум не мог разглядеть.

Абахо медленно выпрямился и снова поднял руку — теперь только одну! — к ночному небу. Нум увидел, что в пальцах старика зажат узкий длинный ремень из сыромятной кожи. Стоя в той же позе, Мудрый Старец начал медленно вращать ремень над головой, постепенно убыстряя темп. Нуму показалось, что к концу ремня привязан продолговатый предмет — быть может, просверленный камень или кусок выдолбленного дерева, — который, вращаясь, протяжно свистел в воздухе.

Все быстрей и быстрей вращал Абахо свой странный снаряд; свист, который издавал этот снаряд, звучал то высоко и пронзительно, то низко и глухо. Казалось, голос какого-то дикого существа поднимается все выше и выше к звездному небу, голос, напоминающий то рев Красной реки во время весеннего паводка, то зловещий гул пламени лесного пожара, то жалобное завывание зимнего ветра, то яростное гудение океанского прибоя у скалистых суровых берегов на далеком Западе.

И вдруг все эти звуки слились в один, глубокий и мощный, словно издаваемый каким-то зверем. Нум узнал голос бизонов. Рев заполнил собой всю округу; он поднимался ввысь, к звездам ночного неба. Дрожь пробежала по прибрежным ивам и камышам; вдали, за болотом, протяжно завыл волк.

Иллюзия была настолько полной, что Нум невольно оглянулся: не мчатся ли бизоны через болото, не рискует ли он погибнуть, растоптанный мощными копытами бегущего стада?

Но долина была по-прежнему пустынна, и рыхлая влажная почва не дрожала под тяжкой поступью четвероногих великанов.

Тогда Нум поднял голову и взглянул на вершину скалы, где Мудрый Старец с помощью обыкновенного ремня и куска просверленного камня заставлял рождаться эти магические звуки, эти могучие голоса воображаемого бизоньего стада.

Стоя на гребне скалы, с лицом, обращенным к безучастно льющей свой серебряный свет луне, один, в самом сердце враждебной человеку первобытной природы, Главный Колдун воссоздавал перед своим мысленным взором стада бизонов, стремящихся к тучным пастбищам. Он вслушивался в мощный рев бегущего стада и сам перевоплощался в бизона, стараясь понять устремления и намерения могучего животного, проникнуть в его мысли, во все его существо… И тогда, поняв инстинкты этого дикого существа, он сможет завтра уверенно сказать охотникам и воинам племени Мадаев: «Бизоны пройдут там-то и там-то… в такой-то день!..»

Потрясенный до глубины души странным зрелищем таинственного перевоплощения Абахо, Нум потерял всякое представление о времени. Он не сразу заметил, что глубокий, низкий голос внезапно смолк и болото по-прежнему безмолвно простирается вокруг, будто отдыхая после пережитой тревоги. Ни одно дуновение ночного ветерка не шевелило склоненные тростники, даже маленькая речка, словно уснув, не лепетала больше свою извечную песенку.

Нум бросил взгляд на вершину скалы: она была пуста. Высокая фигура Абахо не вырисовывалась больше на светлом фоне звездного неба.

Дрожь пробежала по телу мальчика. Абахо спускается со скалы, он, быть может, уже достиг ее подножия…

Испуганный этой мыслью, Нум припал грудью к земле за ворохом сухого тростника. До этой минуты ему и в голову не приходило, что кто-то может его обнаружить. В ушах мальчика прозвучал строгий голос старшего брата Ури: «Никому не дозволено следовать за Абахо, даже нашему отцу».

А он, Нум, несчастный хромой, ни к чему не пригодный калека, дерзко нарушил священный запрет и тайком, как вражеский лазутчик, прокрался за Мудрым Старцем. Только сейчас Нум осознал до конца свою беспримерную дерзость и глубину совершенного им преступления. Холодея от ужаса, мальчик представил себе кару, которая обрушится на него, если его проступок станет известен Главному Колдуну. Ночь сразу показалась ему враждебной и холодной, а болотная грязь, облепившая его обнаженную грудь и руки, — ледяной и липкой. Он повернулся на локтях, все так же стесненный в своих движениях палкой, которую держал под мышкой. Одна лишь мысль владела всем его существом: бежать как можно скорее обратно, добраться до становища прежде, чем кто-либо заметит его отсутствие.