Отравленный сад

— Знаешь, Бланш, я думаю, что Дженкс прав. Дождь, похоже, стихает. Поехали назад.

Подставив под ногу принцессы сложенные ладони, Дженкс проворно подбросил ее в седло, затем помог и Бланш сесть на лошадь. Трава на лугу стала скользкой, повсюду были кроличьи норы, поэтому всадники медленно двинулись к дворцу Тюдоров, сложенному из красного кирпича и блиставшему теперь в каплях дождя.

Расположенный в восемнадцати милях от Лондона, Хэтфилд-хаус стал для Елизаветы убежищем, хотя королева позаботилась о том, чтобы в нем было несчетное количество шпионов. И все-таки Елизавета любила этот четырехугольный двор, выходящий на центральную лужайку. Скромный большой зал Хэтфилд-хауса неизменно радовал глаз, но не потому, что принцесса там обедала или принимала гостей, — нет, не она, а ее родители делали это в те короткие годы, когда счастливо жили вместе до падения Болейнов. В солнечные дни Елизавета любила посидеть в гостиной и спальне, даже когда училась, потому что оттуда открывался вид на пруд и цветники. Но сегодня все ее мысли занимало письмо.

Когда они спешивались во внутреннем дворе, Дженкс быстро сунул принцессе в руку листок. Елизавета едва успела сложить его пополам и спрятать в рукаве, как Томас Поуп и его супруга Беатрис, которую обычно звали Би, вышли ее встречать. Принцесса заметила, что Томас и Беатрис успели высохнуть, но еще не сменили костюмов для верховой езды на домашнее платье.

— Нельзя так отставать от нас, миледи, когда мы вместе выезжаем на конные прогулки, — проворчал сэр Томас вместо приветствия. — Наш почетный долг оберегать вас.

— Виной тому, что мы разделились, гроза и пугливые лошади, а вовсе не я, милорд, — ответила Елизавета, быстро проходя мимо. — Я переоденусь, и мы чуть позже увидимся за ужином.

Теперь письмо обжигало ей кожу. Она немедленно прочтет его и сожжет, если оно может чем-то ее скомпрометировать. Разве они не понимают — те, кто больше всего предан ей и жаждет поднять восстание, — что только в этой осторожной игре, в этом угрюмом изгнании заключается ее единственная надежда выжить?

— О нет, я так и знала! — вскричала Кэт Эшли, встретив Елизавету на пороге ее покоев. Когда принцесса была маленькой, Кэт была ее гувернанткой и, насколько это возможно, заменяла ей мать. Пухленькое лицо Кэт, обрамленное седеющими волосами, сейчас напоминало грозовую тучу. Она всплеснула руками, потом в сердцах хлопнула ладонями по юбкам. — Чудесно. Нет, вы только посмотрите на нее: мокрая до нитки. С волос капает, несмотря на капюшон, от прически осталось одно воспоминание.

— Да, Кэт, я знаю.

— Я не позволю, чтобы вы простудились и накликали на себя смерть.

— Не волнуйся, моя милая Кэт. Просто разведи огонь в камине, и я переоденусь. И запри дверь, — шепнула Елизавета, переступив порог и зашагав прямиком к очагу. — Бланш, несомненно, переодевается, но скоро явится сюда и поднимет шум по поводу моего туалета.

— И не ровен час приведет с собой Стервятницу, — проворчала Кэт.

Она закрыла и заперла дверь, потом поспешила подбросить полено в широкий камин, но все это время не спускала с Елизаветы пристального взгляда.

«Стервятницей» Кэт называла Беатрис Поуп, которая, по ее словам, постоянно кружила и присматривалась, выжидая случая схватить тухлую кость. Елизавета знала, что Би вместе с мужем приставлена следить за ней, но, тем не менее, острый ум и даже крутой нрав миссис Поуп были ей по душе — не говоря уже о ее великолепных вышивках. Принцесса знавала тюремщиков и похуже, а однажды случайно услышала, как Би наедине с мужем отстаивала ее привилегии, когда Поупу вздумалось поразглагольствовать о том, что не мешало бы держать Елизавету под более строгим надзором. И все-таки Кэт настолько не любила Би, что иногда казалось, будто ей хочется заколоть миссис Поуп швейной иглой.

Кэт поспешила к комоду за сухой льняной сорочкой, а Елизавета тем временем поставила ногу на железную каминную решетку и вынула из рукава намокшее письмо. Хотя для Кэт и Дженкса не было секретом, что принцессе доставили послание, больше они ничего об этом не узнают, если только она сама не решит им рассказать.

Но тут Елизавета заметила что-то в крошечной петле красной ленты, которую скреплял сургуч. Она сразу узнала этот предмет и беззвучно втянула в легкие воздух.

Это была жемчужная серьга, пара к той, что дала ей герцогиня Норфолк много лет назад во время Святок — тогда королевой ненадолго стала Екатерина Говард.

«Когда-то эта сережка принадлежала твоей матери, Анна была в ней, когда ее арестовали, — шепнула тогда герцогиня, — поэтому не носи ее. Я хотела отдать тебе пару, но говорят, что кто-то из родственников твоей матери взял вторую серьгу себе. Спрячь ее и никому о ней не рассказывай», — настойчиво проговорила Екатерина, сунув изысканное украшение Елизавете в ладонь, и растворилась в толпе закрытых масками хохочущих придворных…

Под ногой Елизаветы вспыхнули и заплясали языки пламени. Она в глубоком потрясении округлила глаза и раскрыла рот. Принцесса бегло просмотрела письмо. Изящный, но небрежный резкий почерк.

Не может быть! Эта серьга и письмо от женщины, которой давно нет в живых. Запретное прошлое восстало из могилы. А вместе с ним призыв, на который Елизавета всей душой хотела откликнуться, но последствия которого могли обернуться для нее гибелью.

Глава вторая

Принцесса зажала серьгу в кулаке и принялась читать письмо:

«Моей дорогой племяннице Елизавете.

Я знаю, что все эти долгие годы после падения Болейнов мы с тобой не обменялись ни словом, и это всегда глубоко меня огорчало. Но для тебя это, в самом деле, было меньшим из зол, а для меня — единственным способом выжить. Сколько раз я порывалась написать тебе из своей добровольной ссылки или, когда мой любимый супруг умер в прошлом году, тайно проскользнуть в твой дом. Но я знаю, что это невозможно, особенно теперь, когда на престоле восседает Мария. Кроме того, когда-то я поклялась твоему отцу, что до гробовой доски буду хранить молчание, если только он позволит мне жить своей жизнью, вдали, как он выразился, от „жаркого солнца“.

Но, милая моя Елизавета, теперь я должна нарушить это обещание. Насколько я понимаю, тебе сообщили, что я умерла здесь, в Уивенхо, через несколько лет после смерти твоей матери. Это ложь, которую я с готовностью поддерживала, чтобы защитить тебя и своих детей от первого брака, Генри и Екатерину Кэри. Даже теперь им приходится жить за границей, вдали от Англии, в которой правит Мария Кровавая. Уверяю тебя, что они твои верные будущие подданные и друзья, которые, как и я, неустанно молятся о твоем законном наследовании трона».

— Что это за письмо? — вывел Елизавету из раздумья голос Кэт. Она попыталась заглянуть принцессе через плечо, но та отмахнулась от нее и повернулась немного в сторону. — Золото мое, что случилось? У вас такой вид, будто вам явился призрак.

— Так и есть, — шепнула Елизавета, не отрывая глаз от письма. — А теперь дай мне дочитать.

— Не дам, если это послание от очередного плута или предателя, вроде Уайетта.

— Я сказала, оставь меня!

«О твоей матери, моей бедной сестре, говорили жестокие и страшные вещи, но она любила тебя. Она боролась за твое законное место и погибла в этой борьбе, никогда не забывай об этом. Я тоже мать и, стоя теперь на пороге смерти, должна бороться за безопасность и будущее своих детей.

Вот почему я с нетерпением жду нашей встречи, чтобы кое-что рассказать тебе лично. Хвала Господу, сейчас в моем особняке в Уивенхо в западной части Колчестера залечивает раны Генри, на жизнь которого недавно покушались. Не так далек от нас Хэтфилд, милая, как велика пропасть лет, разделившая нас. Генри настаивает на том, что непременно должен о чем-то тебе рассказать. Береги себя, дорогая, ибо он считает, что, даже после стольких лет и злоключений, Болейнам твоего поколения, в том числе и тебе, дочери короля, — быть может, в первую очередь тебе, — грозит серьезная опасность.