Между жизнью и смертью (СИ)

 - Никак Митька Коршунов! 

 - Не может быть…

 - Что ты мелешь! – одёрнул его хмурый темноволосый. - Откель ему тут взяться, он давно за кордоном?

 - Михаил? – тихо выдавил из себя Коршун, также вглядывавшийся в колышущую толпу.

 - Знакомых встретил? – Ехидно спросил Аким.

 - Наши хуторные, – не веря своим глазам, прошептал упитанный зэк. - Привёл же Бог встретиться…

 Аким посмотрел на своего помощника и по его побледневшему лицу, на котором резче выделилась рыжая борода, понял всё о важности этой встречи для Коршуна. Нетерпеливый сержант завёлся:

 - Шевелись! 

 - Да подожди ты.

 - Счас точно стрельну…

 - Не шуми, начальник! – веско сказал Аким. - Не видишь, земляки встретились.

 - А мне насрать! – закричал Демченко и грязно выругался по матушке. - Задолбали… Мне этих доходяг ещё по бригадам рассовывать! До ночи не справишься.

 - Считай этих двоих, ты в слесарный цех пристроил, – вальяжно произнёс Аким и махнул рукой в сторону знакомых Коршуна. - Так ведь?

 - Мишаня подтверждает заинтересованность?

 Демченко вопросительно взглянул на начальника слесарного цеха и когда тот молча кивнул, спешно погнал конвой дальше. Двое отобранных зэков нерешительно переминаясь, подошли к авторитетным ворам:

 - Подходите смелее! – подбодрил замёрзших путников Аким.- Поручкайтесь что ли…

 - Нельзя нам здороваться, – зло ответил Коршун. - У нас кое с кем старые счёты.

 - Вон оно как, - удивился лагерный авторитет. - Тогда пускай они с Мишаней сразу чешут на работу.

 Мастер столярного цеха тут же молча забрал новых работников и повёл их селиться в закреплённый барак. Рохлин понял, что сегодня Мишане не до него, развернулся и бочком заскользил к себе в клуб. Напоследок он краем уха услышал окончание разговора блатных. Недоумевающий Аким сипло спросил:

 - Зачем тогда ты их остановил? 

 - Хотел убедиться, что это мои земляки.

 - Особой радости от встречи я у тебя не заметил.

 - Я отомстить хочу… Если бы ты знал, сколько я мечтал об этом.

 - А в чём дело?

 - Михаил, это который светлый, моего деда убил, а дом спалил.

 - Тогда конечно, понимаю!

 - Я сразу хотел его кончить. – Признался Коршун. - Руки чесались свернуть ему голову…

 - Не горячись! – остановил подручного Аким. - Зачем делать на глазах всего лагеря? Завтра с утра возьми Митю и Калугу и поговори с ним по-тихому в столярке.

 - Я с ним так разберусь, – угрожающе сказал Коршун. - Пожалеет, что на белый свет народился…

 Аким одобряюще кивнул головой и что-то сказал, очевидно, весёлое. Окружающие цинично засмеялись, однако Рохлин уже этого не слышал, он ловко скользнул за угол жилого барака.   

Глава 22

Неразговорчивый мастер столярного цеха завёл своих новых подчинённых в пустой барак и махнул рукой в сторону голых нар. Бывший вор, по прозвищу Мишаня Маленький, мягко приказал:  

 - Располагайтесь… Сегодня можете отдохнуть! 

 - Благодарствуйте.

 - Завтра после развода обоим быть в столярке.

 - Не переживай бригадир, мы не подведём…- успокоил его Григорий. - Работать умеем.

 - Как с деревом обращаться знаете?

 - Оба три года отпахали на лесозаготовке, – усмехнувшись, ответил Кошевой. - Столько леса навалили, в век не переработать!

 - Вот-вот…

 - Тогда сработаемся. – Подытожил Маленький и вышел.  

 В прошествии нескольких минут давно не видевшиеся земляки лежали в полудрёме и лениво переговаривались, им было, что рассказать друг другу. Хотя после последнего пешего перехода в сорок километров, не хватало сил, как следует устроиться на новом месте. Шокированный Михаил признался свояку:

 - Кого угодно ожидал увидеть здесь, только не Митьку Коршунова! 

 - Да уж!

 - Принесла нелёгкая…

 - Не говори! – согласился Григорий. - Воистину говорят, степь широкая, да стёжка узкая.

 - Тоньше некуда…

 После ухода бригад на работу в тёмном, приземистом помещении никого не осталось, только работал одинокий уборщик, на вид обычный лагерный доходяга. Бывшие кровные враги, мирно разговаривали:

 - После того как тебя на пересылке увидал, думал все сюрпризы кончились! – удивлялся постаревший Кошевой. - Энто надо ж такому случиться, три казака из одного хутора, а пересеклись в лагере на далёком Севере.

 - В нонешнее время как раз не удивительно, – не согласился собеседник.

 - Где ищо казакам встретиться?

 Друзья далёкого детства помолчали, вспоминая боевых товарищей раскиданных судьбой по всему миру. 

 - Сын то как? – спросил Григорий. - Пишет?

 - В следующем году выпускается из военного училища! - С гордостью за приёмного сына ответил Михаил. - Наконец–то у нас в роду будет кадровый офицер.

 - Парень получился что надо, весь в тебя!

 - Хотел бы я его увидеть, – признался Григорий. - Мальцом только и помню…

 - Увидишь ищо… 

 - Навряд ли!

 - Невестка беременная! - Кошевой завозился, доставая из кармана телогрейки махорку и бумагу. - Дуня пишет, будто на Троицу срок.

  Будущий дед отвернулся к бревенчатой стене, проклиная про себя свою горькую судьбину, потом спросил:

 - Ты я вижу на прежнюю фамилию, совсем не отзываешься?

 - Привык к фамилии Шелехов. – Признался Григорий. - Почти двадцать лет с ней живу… Благодаря тебе, кстати!

 - Я за ту помощь видишь, как расплачиваюсь. – Зло признался Кошевой.

 - Правду люди говорят, не делай другим добра, не будешь плакать…

 - Что уж зараз об том гутарить? – недовольно отрезал Шелехов. - Мы с тобою в одинаковом положении, бесправные зэки…

 Вдруг доходяга, по-видимому, что-то задев, выругался на хорошем французском языке. 

 - Откуда он знает французский? – удивился Григорий, он во время войны пару раз пересекался с французскими офицерами. - По виду обычный крестьянин…

 - Слышь, друг, – позвал доходягу Михаил. - Как закончишь уборку вали к нам, угостим табачком.

 Уборщик молча кивнул и энергичнее задвигал веником. На первый взгляд он был их ровесник, но еле передвигал ноги от истощения. После  того как он докурил оставленный окурок, начал охотно отвечать на дотошный вопрос незнакомца, откуда знает иностранный язык.

 - Меня зовут Микола, я родом из украинской глубинки. В девятнадцатом году пошёл искать счастья в Одессу с пустой котомкой на плечах, незадолго до эвакуации белых. При эвакуации попал на пароход и спустя малое время очутился в Стамбуле. Там несколько месяцев  перебивался с хлеба на квас, пока не попал в компанию двух оборотливых хлопцев, занимавшихся грабежами на ночных улицах.

 - И что полиция вам позволяла грабить? – удивился Григорий.

 - Куда там, – возразил больной хохол. - Через полгода пришлось нам срочно бежать в бюро вербовки Иностранного легиона. Оно пользовалось экстерриториальностью, переступив его порог, назвав себя любым именем и подписав обязательство, вы не существовали более для полиции, хотя бы она гналась за вами по пятам.

 Микола натужно закашлялся. Каждый зэк на прииске знал, раз оставили уборщиком, значит у него медицинское заключение о непригодности к общим работам, а его так просто не давали.

 - Отправили нас на маленький остров в Эгейском море, где проходило обучение. Пробыв там пару месяцев, мы бежали, попали в Грецию, где нанялись к какому-то помещику сторожить имение. – Продолжил уборщик. - Винтовки даже выдали! Сторожили так, что за короткое время даже косяки из дверных проёмов выломали и продали.  Поэтому обменяли винтовки на наганы и подались обратно в Стамбул. Пришлось обратно возвращаться во французский Легион.

 - Мёдом что ли там намазано?

 - А куда деваться? – возмутился рассказчик. - За пять лет в легионе я побывал по всей французской Африке, в Алжире, в Тунисе, в Марокко, в горах Атласа, всюду... По истечении этих пяти лет отвезли меня в Марсель, высадили на берег, выдали французский паспорт и пять тысяч франков. Вроде много, но шёл 1926 год и эти пять тысяч стоили мало. Что делать?