Последние хозяева кремля. «За кремлевскими кулисами»

В Венгрии все так и было, но как только власть ослабила контроль, все рухнуло. Значит, нельзя ни в коем случае ослаблять контроль. Это еще один важный вывод, который делает для себя Андропов.

В Венгрии он увидел, как в масштабе целой страны осуществляется еще один сталинский принцип: никаких выборов партийных руководителей быть не может. Это слишком серьезное дело, чтобы его можно было доверять случайностям. Теперь, когда посольство надежно окружено кольцом советских войск, когда в стране находится одиннадцать до зубов вооруженных советских дивизий, он чувствует себя хозяином положения и отдает приказы.

Несмотря на это, венгры все еще продолжают верить заверениям советского посла. Как и условлено, делегация, возглавляемая министром обороны Палом Мелетером, является на переговоры в штаб-квартиру советской армии. В одиннадцать часов вечера Кирали услышал голос Мелетера, звонившего из советского штаба: ’’Все в порядке”, — спокойно сказал командующий венгерскими ’’Борцами за свободу”. Это были его поледние слова. В комнату переговоров ворвались офицеры КГБ во главе с генералом Серовым. Попытавшегося было выхватить пистолет Мелетера тут же сковали наручниками.

В четыре часа утра грохот артиллерийских орудий потряс Будапешт.

— Нас обстреливают, — звонит премьер-министру Кирали.

— Не беспокойся. Советский посол у меня. Он как раз сейчас говорит с Москвой. Это недоразумение, — ответил Надь.

Советский посол действительно находился рядом, как всегда излучая искренность и дружелюбие.

— Наше правительство намерено вывести свои войска немедленно, и мы хотим продолжить переговоры, — повторил Андропов то, о чем недавно говорил Кирали.

Поверив, Надь вновь подтвердил свой приказ защитникам города, запрещающий им открывать огонь. Советский посол довольный покинул резиденцию премьер-министра.

А грохот снарядов становился все ближе.

Надь попросил связать его с советским штабом. Телефон молчал. Только теперь он понял, что все, что говорил ему советский посол, было хорошо рассчитанной игрой. Посол знал, что переговоры уже прерваны, 1Гго венгерская делегация арестована, и продолжал лгать с улыбкой на устах.

В руках правительства оставалось еще радио. Наконец-то Надь решился сказать то, что уже давно мало для кого оставалось секретом.

— Рано утром советская армия начала наступление на нашу столицу с очевидной целью свергнуть законное демократическое правительство Венгрии, — звучал по радио голос Надя. — Наши войска сражаются.

Речь эта в московских газетах напечатана не была. Но появившееся в них сообщение о том, что советская армия ведет бои против войск правительства, которое еще вчера превозносилось как подлинно социалистическое и дружественное, произвело полный переворот в сознании многих заставив раз и навсегда отбросить веру в слова советских руководителей.

В начале ноября на лекции по международному положению в Библиотеке им. Ленина в Москве, на которой был и автор, почти все вопросы касаются только венгерских событий. Когда лектор в очередной раз отказался от ответа, я с места потребовал рассказать правду о том, что

происходит в Венгрии. Вся аудитория, человек примерно двести присоединяются к этому требованию. ’То, о чем пишут в газетах — недостаточно”,

- кричат из зала.

— Разве среди присутствующих есть такие, кто сомневается в том, что советская печать пишет только правду?— обращается с вопросом к аудитории лектор. В ответ встает весь зал. Однако и это не действует. Лектор продолжает уклоняться от вопросов. Тогда присутствовавшие начинают уходить. Зал остается пустым.

В МГУ одна из партячеек выдвигает программу из трех пунктов: ликвидировать разрыв в заработной плате между партийными чиновниками и рабочими; давать в прессе правдивую информацию о положении в стране и мире; опубликовать статистические данные об уровне жизни за рубежом.

Вспыхивают забастовки на шарикоподшипниковом заводе в Москве и автозаводе в Сталинграде. Из-за волнений закрывают Свердловский университет.

Вот этого больше всего и боялись советские правители. Когда американский посол Болен спросил маршала Жукова: ”Не доказывает ли ввод советских войск в Венгрию, что существующий там режим потерял всякую опору и что все население против него?”, маршал не нашелся что ответить.

Еще недавно рядившийся в одежды „народной” власти народ полностью отказал в поддержке. Советские руководители прекрасно понимали, что они народной поддержкой не пользуются, что и их режим держится лишь силой страха перед силой штыков. Венгрия показывала, как, отбросив страх, люди перестают бояться не только штыков, но и танков. Маленькая страна звала и других последовать ее примеру.

Советские правители допустили ошибку, разрешив публиковать информацию о том, что происходит в Венгрии. Теперь они не могли просто запретить писать об этом и всячески выкручивались, объявляя тех, кого накануне называли революционными борцами .контрреволюционерами. Мальчишеское сознание автора с этим мириться не хотело. Он спорил с теми, кто, как на доказательство своей правоты, ссылался на напечатанное в ’’Правде”, забывая то, что было написано в той же ’’Правде” за день до того, кто слепо верил сказанному сегодня, отказываясь от того, во что так же слепо верил вчера. Нереальный, вывернутый наизнанку мир становился реальностью. Это был советский мир, тот мир, в котором приходилось нам жить. Понять это помогли события на берегу Дуная.

Речь Надя ничего изменить не могла. Было уже поздно.

С революцией в Венгрии было покончено.От нее остались лишь воспоминания, могилы погибших и беженцы.

Ричард Никсон встретил их в австрийском лагере Андаи. Вице-пре-зидент слушал полные горечи и разочарования рассказы венгров, которые не могли понять, почему демократический Запад не пришел на помощь им, борющимся за демократию. Они не знали, что Соединенные Штаты в этот момент были заняты не тем, как помочь борцам за свободу и демократию в Венгрии, а осуждением своих союзников — Англии, Франции и Израиля за то, что те попытались преподать урок зарвавшемуся кандидату в арабские Гитлеры — Насеру.

Пройдут годы, и в своей книге ’’Настоящая война” Никсон придет к выводу: „Мы должны объявить, что мы считаем себя свободными действовать в зоне советских интересов точно так, как они действуют в нашей”.

США к этому готовы не были. Никсону было известно заявление государственного секретаря Даллеса о том, что Соединенные Штаты не рассматривают Венгрию как своего потенциального союзника. Это заявление было сделано как раз в те роковые часы, когда на улицах Будапешта шла борьба за свободу. Государственный секретарь не увидел в борцах за свободу союзников. Он не понял, что единственным надежным союзником Америки являются народы стран, стремящихся скинуть коммунистическое ярмо. Это было трагическим заблуждением.

Американский посол в Москве Чарльз Болен получает указание немедленно довести заявление Даллеса до сведения Хрущева. Узнав, что советские лидеры находятся на приеме в турецком посольстве на Садово-Самотечной улице, он тут же отправляется туда. Встретив Хрущева, американский посол, как он сам о том пишет, в беседе с ним специально подчеркнул, что Эйзенхауэр полностью одобряет сказанное госсекретарем. Болен замечает, что происходящее сейчас в Венгрии — результат того, что Сталин не прислушался к советам Рузвельта и Черчилля и не согласился дать больше свободы странам Восточной Европы.

— Возможно, вы правы, — ответил Хрущев. — Однако Сталин, несмотря на все его ошибки, был очень умным человеком. — Он помолчал и добавил. — Он был гениальным человеком.

Через полгода после XX съезда партии, после всего того, что он сам предал гласности о нем, Хрущев все еще считал Сталина гением. Опять возникает вопрос: когда же он был искренен — на съезде или разговаривая с американским послом? Или это была все та же ленинская диалектика в действии? Делай сегодня так, как тебе выгодно, и забудь о том, что говорил вчера.