Охотники за каучуком (Роман об одном виде сырья)

Вовлеченный в непрерывную борьбу против проектов социальных реформ своего злейшего врага, лидера либералов Уильяма Гладстона, бесцеремонный в выборе средств для достижения своих целей, Бенджамин Дизраэли проложил путь быстро идущему в гору английскому империализму.

4

Маркиз Солсбери велит остановить карету перед трехэтажным зданием на сквере Сент-Джемс, направляется быстрым шагом к дверям и дергает за ручку звонка.

— Господин премьер-министр ожидает меня, — роняет он, проходя мимо открывшего ему слуги в красной ливрее.

Тот молча сгибается в поклоне и провожает маркиза по мягко освещенному коридору и по лестнице наверх в приемную.

— Милорд просит вас пройти к нему, — говорит слуга, появившись через несколько минут в высоких двухстворчатых дверях, ведущих в соседнюю комнату.

Маркиз входит в кабинет премьер-министра. За письменным столом сидит человек с острыми, живыми глазами, который никак не производит впечатления семидесятилетнего. Только щеки и высокий, изрытый морщинами лоб необычайно бледны.

Это Бенджамин Дизраэли, честолюбивый литератор, который за сорок лет взобрался на высшую ступень английской государственной лестницы и ныне, через пять лет после поражения Франции в войне с Германией, стремится предотвратить новые нарушения равновесия сил в Европе и в то же время защитить интересы Великобритании на Востоке против политики Бисмарка, энергично изыскивающего новых союзников.

Первым шагом, предпринятым Дизраэли на посту премьер-министра, было включение островов Фиджи в британскую колониальную империю; к этому времени территория ее возросла почти до тридцати миллионов квадратных километров, а количество подданных — до полумиллиарда. При помощи четырех миллионов фунтов стерлингов, показавшихся египетскому хедиву более привлекательными, нежели его доля акций Суэцкого канала, Дизраэли обеспечил британским банкам ключевые позиции в мировой торговле; он укрепил армию, взял более резкий внешнеполитический курс и польстил тщеславию ее величества, добившись через парламент закона, возводящего королеву Викторию в сан императрицы Индии.

Благодарная королева присвоила своему первому министру титул графа Биконсфильда, и он перешел в палату лордов, пробыв тридцать лет лидером палаты общин.

Маркиз отвешивает легкий поклон.

— Я пришел к вам по вопросу, представляющему, вероятно, некоторый интерес для Англии. Впрочем, человек, от имени которого я говорю, смотрит на это дело, пожалуй, с излишним оптимизмом.

Кивком головы Дизраэли просит его продолжать.

— Мой друг сэр Джозеф Хукер, — начинает маркиз, — возможно, знаком вам, хотя бы по имени…

Он подробно излагает предложение Хукера. Под конец в его голосе звучит легкая ирония. Дизраэли едва заметно хмурит брови.

— Ваш друг мыслит более здраво, чем вы полагаете, дорогой маркиз, — говорит он серьезным тоном. — Этот план вовсе не кажется мне досужей выдумкой. Англия ежегодно ввозит из Бразилии десятки тысяч тонн каучука и расплачивается за него полновесными английскими фунтами, углем, железом и другой продукцией своей промышленности, за которую мы могли бы получать турецкую, бельгийскую или, например, ту же бразильскую валюту, если бы Бразилия не владела, так сказать, монополией на каучук. Техника — в этом нет никакого сомнения, — техника продолжает идти вперед. Спрос на каучук растет во всем мире. Доходы Бразилии будут увеличиваться…

И он продолжает, глядя маркизу прямо в глаза:

— Вам известна цель, к которой мы стремимся: не Англия должна покупать у всего мира, а весь мир должен покупать у нас! Как видите, дорогой друг, сэр Джозеф Хукер прекрасно понял эту мысль: Англии нужен каучук!

Некоторое время они не произносят ни слова. Наконец Дизраэли спрашивает:

— А что, ваш друг имеет в виду какого-то определенного человека, которому он хочет поручить эту операцию?

— Речь идет об одном живущем в Бразилии плантаторе, некоем Генри Викхэме, — поясняет маркиз.

— Англичанин?

— Да.

— Надежен?

— Сэр Джозеф самого высокого мнения о нем. Кроме того, — замечает маркиз, — он хотел бы знать, должен ли мистер Викхэм действовать исключительно по поручению Ботанического института в Кью.

— Правительство ее величества, — отвечает Дизраэли, — с уважением относится к законам Бразилии, как и всякого другого государства. Оно самым решительным образом осудило бы любое нарушение этих законов, если бы узнало о нем. — И продолжает с невозмутимым видом:

— Надеюсь, вы передадите это вашему другу?

— Не премину сделать это, сэр.

— Что касается материальных затруднений, которые предвидит сэр Джозеф Хукер, — замечает Дизраэли уже совсем другим тоном, — то прошу вас сообщить ему следующее: некий неизвестный мне человек, который случайным образом состоит членом Ливерпульской торговой палаты, в недалеком будущем обратится к нему по сугубо частному, тоже совершенно неизвестному мне делу.

Маркиз встает.

— Прошу вас время от времени информировать меня о ходе событий, — заканчивает Дизраэли беседу, провожая маркиза к двери.

В просторной правительственной резиденции, выстроенной в Лондоне в период с 1868 по 1873 год на широкой улице Уайт-холл, напротив парка Сент-Джемс, находились наряду с министерствами внутренних дел, колоний и иностранных дел также и помещения Индиа оффис — английского министерства по делам Индии. Здесь министр по делам Индии совместно с Индийским советом — назначаемой им самим совещательной коллегией в составе пятнадцати человек — рассматривал проекты законов, представлявшиеся вице-королем Индии, а также губернаторами Мадраса и Бомбея, в области индийских финансов, денежной системы, почт и телеграфа, уголовного права, религиозных культов и армии.

Отсюда, из Индиа оффис, осуществлялось руководство систематическим ограблением трехсот пятидесяти миллионов человек, здесь разрабатывались способы лишения их элементарных прав. Отсюда распоряжались четырьмя с лишним миллионами квадратных километров плодороднейшей земли, насильственно захваченной в течение одного столетия.

Анналы английской истории таят имена многочисленных министров по делам Индии, отдававших свои несомненные способности на то, чтобы подавлять и эксплуатировать великий и одаренный народ. Одним из них был маркиз Солсбери.

5

Заключительный разговор между маркизом и Клементсом Маркхэмом происходит однажды вечером в марте в помещении географического отдела Индиа оффис. В результате беседы оба джентльмена, вот уже десять лет сменяющие друг друга на посту министра, приходят к тому молчаливому согласию, которого, к вящему благу Британии, умеют добиваться консерваторы и либералы, несмотря на все разногласия во внутриполитических вопросах, как только представляется возможность сообща запустить руку в золотой мешок колоний.

На длинных столах разложены географические карты. Маркиз отмечает какой-то пункт на карте и говорит:

— Вот тут на Цейлоне, в Хенератгоде, мы в свое время организовали специальный ботанический сад по разведению каучуконосов. Здесь можно сначала выращивать саженцы, а затем, когда они окрепнут, рассылать их в другие места.

— Например, в Калькутту, Сингапур, Парадению, а также и в Сурабаю, — говорит Клементс Маркхэм и добавляет, усмехаясь: — Господа ученые, как водится, не согласятся с нами, — в его словах сквозит уверенность человека, который много поездил по свету, опубликовал целый ряд серьезных географических сочинений и сумел в 1860–1861 годах вопреки предсказаниям некоторых ботаников натурализовать в Индии вывезенное из Перу хинное дерево.

Оглядывая высокие стеллажи, занимающие три стены и заполненные канцелярскими принадлежностями, картами и папками с документами, Клементс Маркхэм на секунду вспоминает о собственных научных исследованиях, которые двадцать шесть лет спустя принесли ему пост секретаря Королевского географического общества и привели его сюда, в эту комнату.