Десну перешли батальоны

— Он замечательно поет! — офицер лежал в кресле еще несколько минут, затем поднялся и стал шагать по комнате. Он усердно сосал сигару и вслушивался в шорохи, в шелест ночи.

— Почему так долго не слышно выстрелов?

Где-то пропел петух, за ним второй — в другом конце села. Над Гнилицей прокатилось эхо. Шульц посмотрел на часы. Стрелка показывала два. Уже два часа капрал на кладбище. Шульц не удовлетворится рапортом капрала, он прикажет…

За селом раздались отдельные выстрелы. Еще… еще… Эхо разрозненных, беспорядочных выстрелов гулко катилось по селу. Шульц не отрывался от окна. Кто дал право капралу нарушить приказ командира стрелять одним залпом?!

Офицер быстро надел френч, закурил новую сигару и выбежал на крыльцо. Он сдерживал раздражение, собираясь в разговоре с капралом быть строгим, но выдержанным, как всегда. На перекрестке стоял патрульный. Плоский штык поблескивал сурово в грозно. Шульц спустился с крыльца и прошел вдоль высокого забора. Луна снова выплыла из-за облаков. Патрульный увидел офицера, вытянулся, тверже затопал, меряя шагами перекресток. Шульц удовлетворенно кивнул.

Из темноты донесся топот. Затем на развилку выбежало несколько вооруженных.

— Стой! Пароль? — патрульный щелкнул затвором.

— Кайзер! — запыхавшись крикнул один.

— Разбудите господина офицера! — добавил другой. Шульц подскочил к ним и исступленно закричал:

— Смирно! Где капрал?

Солдат вытянулся и, посмотрев в помертвевшее лицо офицера, испуганно выпалил:

— Расстреляли большевики!

Шульц со всего размаху ударил солдата в лицо.

— Что ты болтаешь? — и, вспомнив одиночные, беспорядочные выстрелы, заломил руки. — Ну?..

Солдат, приложив руку к каске, дрожащим голосом рассказал все, что произошло на кладбище. Шульц все глубже втягивал голову в плечи, стал маленьким, в зубах погасла сигара. Кто посмел стрелять в отряд армии кайзера?! Большевики на свободе, а вместо них расстреляны солдаты кайзера!.. Разве может быть больший позор для офицера Шульца?

Он постоял, опустив голову. Спало село, и соловей уже затих в саду. Солдаты стояли навытяжку. Шульц быстро обернулся:

— Тревогу!

Солдат щелкнул каблуками и побежал к зданию школы. Через минуту во дворе тревожно завыл горн. Из школы выбегали вооруженные немецкие солдаты, торопливо строились. Вынесли два пулемета. Офицер стоял с правого фланга. Шеренга замерла в ожидании приказа. Шульц подошел ближе:

— Солдаты кайзера! — голос Шульца хрипел. — Большевики убили ваших товарищей! Ваши товарищи зовут отомстить за них! Приказываю: немедленно задержать большевиков! Командовать экспедицией буду я!.. Направо, шагом марш!

Два взвода, ритмически покачиваясь, пошли вдоль улицы.

— Бе-го-ом! — Шульц, поблескивая желтыми крагами, побежал сбоку. От топота двух взводов дрожала, тряслась земля.

У кладбища Шульц приказал рассыпаться цепью. Немцы быстро миновали кладбище, перебежали по песку и остановились перед густым лесом. Солдаты в нерешительности замедлили бег. Страшно было идти в лес — из-за каждого дерева их поджидала смерть. Шульц оставил возле себя пятерых. Остальным приказал углубиться в чащу и искать беглецов. Немцы неохотно пошли между деревьями.

Лес стоял молчаливой стеной. То тут, то там спросонок вскрикивала одинокая сорока. В селе пели петухи. На востоке гасли звезды, приближался рассвет. Шульц стоял на опушке, жевал кончик сигары и прислушивался к малейшему шороху. Но, кроме стрекотанья сороки, из лесу не долетало никаких звуков… Шульц не двинулся, пока на востоке не сверкнул первый луч солнца. Лес сразу ожил. Каркали вороны, свистели синицы, дружно стрекотали сороки.

— Горнист, сбор! — со злобой крикнул Шульц своему горнисту.

Над сосняком поплыли звуки трубы. Через несколько минут из лесу стали выходить немцы. Они тяжело дышали и подозрительно посматривали на офицера. Шульц отвернулся. Немцы оглядывались друг на друга, становились в строй. Офицер, конечно, не знал, что его солдаты дальше чем на двадцать шагов от опушки не отходили.

У ворот Надводнюков Шульц остановил первый взвод, второй направился в штаб. Офицер ударил ногой в калитку и забарабанил в окошечко. Из хаты вышел Тихон. Шульц сразу же кинулся к старику и, размахнувшись, ударил его по лицу. Тихон упал возле порога. Из носа брызнула кровь.

Тихониха выбежала из хаты.

— За что вы его так? За что?

Шульц выхватил шомпол из рук солдата и ударил старуху по сгорбленной спине. Тихониха упала рядом с мужем. Офицер заорал на высокого, тонкого, как жердь, солдата. Тот как бы переломился надвое и крикнул Тихону:

— Господин офицер спрашивает, где сын?

Старик медленно поднялся на ноги и сел, по бороде катились капли крови и падали на грудь.

— Я не знаю, куда вы дели моего сына, — выплевывая кровь, прохрипел он.

Шульц снова гаркнул на длинного, и тот спросил:

— Господин офицер хочет знать, кто помогал твоему сыну бежать?

Старуха быстро поднялась и перекрестилась:

— Бежал? Слава тебе, господи!

Солдат перевел ее слова Шульцу. Крупные красные пятна выступили на щеках офицера. Он откусил кончик сигары, отвернувшись, бросил:

— Шомполов!

Солдаты выдернули из своих винтовок шомполы, повалили стариков на землю и стали бить. Тихон раздирал ногтями землю, хрипло вскрикивал:

— А-а-а… а-ах…

Старуха совала в рот кончик платка. От каждого нового удара ее сухое, сгорбленное тело подскакивало, как мяч.

Шульц считал удары. Десять… Пятнадцать… Махнул рукой. Длинный снова спросил:

— Скажете?

Старики молчали. С минуту Шульц раздумывал, затем выплюнул сигару, выхватил шомпол из рук солдата, откинул концом шомпола край окровавленной юбки старухе на голову и начал сечь.

— Пан офицер будет бить, пока ты не скажешь! — выкрикнул солдат.

Старуха сжималась в комок, вытягивалась, хватала руками воздух, землю, жевала беззубым ртом платок и со стоном твердила:

— Не знаю… не знаю…

Вдруг она затихла. Ее окровавленное худое тельце утонуло в луже крови. Вспотевший Шульц, закрыв глаза и высунув кончик языка, уже машинально опускал шомпол на комок мяса. Тихон попытался подняться, но, обессиленный, упал, сгребая в ладонь горсть мокрой от крови земли. Офицер сплюнул, отбросил шомпол и, рванув с гвоздя тряпку, стал вытирать красные пятна с краг. Солдаты принесли из сеней ведро воды, облили старуху. Она, посиневшая, лежала, скрючив под собой руки. Солдат тронул ее за плечо и тихо прошептал:

— Мертвая…

Шульц гадливо поморщился, кивнул на Тихона и ушел со двора. Тихона схватили подмышки и поволокли на улицу…

Взвод остановился возле Бояров. Отдав приказание, Шульц быстрым шагом пошел к зданию школы. Солдаты вытащили из хаты Кирея в полотняной рубахе, крашеных синих брюках, босого. Увидев Тихона, Кирей всплеснул руками:

— Ч-черт побери, так вот избить человека!..

Переводчик ударил Кирея прикладом в спину. Кирей упал, сплюнул кровью. Его подхватили и вслед за Тихоном поволокли по улице.

В маленькой комнате перед офицером стоял Писарчук. Шульц, медленно отхлебывая, глотками пил кофе. У дверей замер переводчик.

— Что прикажет пан офицер? — изогнулся Федор Трофимович.

Шульц бросил несколько фраз переводчику. Тот в тон офицеру сказал:

— Пан офицер приказывает созвать всех крестьян. Срок: тридцать минут.

— Не успею за тридцать.

Шульц рывком поднялся на ноги. Писарчук выбежал из комнаты.

Ровно двадцать пять минут офицер ходил по комнате, затем в сопровождении ординарца и переводчика направился к церкви. На погосте еще никого не было. Он обошел вокруг церкви, постоял возле мраморных надгробий, посмотрел на позолоченные надписи и снова поднялся на паперть. По одному на погост приходили крестьяне. Поклонившись, к паперти подошел Рыхлов.