Русская корлева. Анна Ярославна

— Владыка, немедленно сверши обряд расторжения супружеских уз с этой мерзкой женщиной. Вот свидетели ее неверности. Или я убью ее, если ты откажешь! — И король выхватил меч.

Епископ Филипп знал крутой нрав короля. Измена Констанции была очевидна. И епископ, подумав, что отказ свершить обряд развода будет чреват для него многими бедами, сказал:

— Мой сын, в доме своем я не могу выполнить твою просьбу даже при свидетелях. Идем в храм. Там и я свершу таинство расторжения брака. Неси же ее, как она есть.

Королева все еще пребывала в небытии. Роберт вновь взял ее на руки и ушел следом за епископом. В храме Филипп окропил Констанцию холодной водой, и она открыла глаза. Ее поставили на ноги. Воины держали ее за руки, чтобы она не упала. К этому времени в храме собрались другие священнослужители, которых позвали ночные служки. Кто-то из них накинул на королеву мантию, укрыл ее наготу. И послe этого епископ Филипп совершил обряд расторжения супружеских уз короля и королевы. Констанция ни словом, ни жестом не воспротивилась тому, что сделалось над нею. Король тоже был молчалив. Лишь на скулах гуляли желвака, да смотрел он в одну точку мрачным взором и видел лишь убитого им графа Дофена Ферезского. Епископ Филипп дважды приносил ему чашу с вином, король, не вымолвив ни слова, выпивал вино и продолжал оставаться безучастным ко всему. Так он просидел в некоем оцепенении до полуночи. Потом сказал епископу:

— Там, в Булонском лесу, в охотничьем доме убит мною граф Дофен Ферезский, донесите весть о том его близким.

— Исполним, сын мой, — ответил епископ Филипп.

Королеву Констанцию в ту же ночь отвезли в родовой замок Моневилль. Ночь в пути она провела без сна и вспомнила, как в сумерках перед нею промелькнуло в дверях охотничьего домика лицо ее сына Генриха. Она поняла, что только он стал причиной ее позора, и возненавидела его. Позже она добилась, чтобы бывший супруг отдал ей младшего сына Роберта. Этот маленький, четырехлетний принц, личиком был похож на Констанцию, и король без сожаления отдал его матери. Констанция, получив от Роберта сына, каждый вечер, укладывая его в постель, пела ему колыбельную: «Ты будешь королем великой Франции, я приведу тебя к трону». И многие годы, до возмужания юного принца, она воспитывала в нем ненависть к отцу и к старшему брату. Время покажет, что ей это сполна удалось.

Спустя три года отец Генриха отправился в поход, заехал по пути в замок дальнего родственника графа Пуатье де ла Марша и там провел несколько дней. За это время он влюбился в юную дочь графа Маргариту и попросил ее руки. Граф Пуатье любил Роберта и дал согласие. Маргарита и Роберт обвенчались. Они были счастливы. Но Констанция сумела отравить жизнь бывшего мужа и его молодой жены. Ее происками по воле папы римского Иоанна Девятнадцатого, итальянца из рода графов Тускуло, брак Маргариты и Роберта был признав кощунственным и недействительным, потому как Маргарита приходилась Роберту родственницей в пятом поколении по мужской линии. И наступил роковой год. Роберт, безумно любивший молодую жену, вынужден был с нею расстаться и стал искать себе смерти. И в одном из походов во Фландрию, с которой Роберт вел постоянные войны, отчаянный король врезался в самую гущу фландрийских рыцарей и был убит.

Восшествие на престол Франции двадцатилетнего Генриха Первого в 1031 году было омрачено проклятием матери. Его брак с принцессой Матильдой, дочерью германского императора Конрада, принес одни страдания. Через шесть лет Генрих овдовел. Тогда-то Констанция и сказала своему сыну Роберту: «Милый принц, тебе, а не Генриху продолжать династию Капетингов. И помогут тебе в этом мои друзья — император Германии Генрих Третий и граф Анри де Блуа». — «Спасибо, матушка-королева, я не уроню чести дома Капетингов», — ответил молодой Роберт.

И вот уже почти пятнадцать лет мать и сын враждовали против короля Генриха и погубили в междоусобицах за Бургундию не одну тысячу своих подданных. Каждый из братьев, а вкупе с Робертом его мать, считал, что только он должен владеть этим благодатным и богатым краем.

Ночь была на исходе, когда Генрих забылся в тревожном сне. А утром, едва наступил рассвет, в королевскую опочивальню пришел каноник-канцлер и голосом, полным ликования, сказал:

— Государь Франции, сын мой, все, что ты задумал, мы исполним благополучно. — По виду Генриха прозорливый Анри понял, что у короля была бессонная ночь, что он не исполнил совета помолиться. Но духовный отец простил королю сей малый грех и продолжал: — В долгом молении я нашел тот праведный путь, и с Божьей помощью мы пройдем его удачно.

Генрих встал с ложа, позвал слугу. Тот пришел с тазом и кувшином, помог королю умыться, одел его. Генрих в эти минуты преобразился и выглядел оживленным, деятельным. Он усадил Анри близ камина, в котором уже пылал огонь, и попросил:

— Прости меня, святой отец, ныне я не сомкнул глаз. Я буду слушать тебя, но не жди, что пойму. Голова гудит, словно котел.

— Ничего страшного, сын мой. Сейчас в твоей голове прояснится. У меня все родилось вольно и само собой. Тебе остается только повелеть мне собираться в дорогу. И пока совсем недальнюю.

— Господь, святой отец, ты можешь сказать сей же миг о сути?! — воскликнул Генрих нетерпеливо. — Говори, мой друг, о главном и не испытывай мое терпение.

— Нет, сир, не могу. Спешке не должно быть места. Наберись терпения. — И хотя сие было сказано мягко, Генрих знал каноника: ничто не заставит его спешить в важном деле. А тот продолжал: — Слушай со вниманием, сын мой. Много веков назад, если мне не изменяет память, в девяносто седьмом году от Рождества Христова, наместник Спасителя, понтифик Вселенской церкви папа римский Климент Первый отправился с миссионерами в дальнее путешествие по Черноморью. Прибыв в благодатную Таврическую землю, папа пришел в Херсонес и попытался обратить в христианскую веру его жителей, кои пребывали в язычестве. И надо же случиться такому, чьим допущением, ныне неведомо, но папа Климент был убит при таинственных обстоятельствах, и тело его исчезло. Донес эту весть до Рима епископ Эварист, родом грек из Антиохии. Ему поверили, и он остался служить в Риме, был избран папой. И первым делом он послал в Херсонес святых отцов и воинов, дабы они нашли мощи Климента. Но никто из святых отцов и воинов из Тавриды не вернулся. Все они погибли там за дело Христово. И тогда папа римский Эварист завещал всем грядущим папам не оставлять поиски священных мощей Климента. Увы, — тяжело вздохнул канцлер-каноник Анри, — шли век за веком, а поиски оставались тщетными. Папу Климента христианская церковь чтит и поныне, он причислен к лику святых. И это знаменательно.

— Не пойму, святой отец, при чем тут папа Климент из минувших веков и какое отношение он имеет к нашей с тобой заботе.

Однако Анри д’Итсон был спокоен и не дал сбить себя с повествования о далеком прошлом:

— В последний раз в Херсонес уходили святые отцы тридцать семь лет назад при папе Сергии Четвертом. С тех пор сменилось шесть наместников Иисуса Христа, но они, занятые грешной суетой в борьбе за панский престол, забыли о святом Клименте. — Анри д’Итсон смочил горло вином, передохнул и продолжал: — Но вот блаженные звездочеты-астрологи утверждают, что скоро на престол церкви на долгие годы встанет благочестивый пастор и поиски можно будет возобновить. — Анри д’Итсон встал, подошел близко к королю и сказал: — Мне ведом тот преемник престола. Потому прошу тебя, сир, отправить меня с визитом к нему. И я получу благословение будущего папы на поиски мощей святого Климента. И тогда… — Каноник-канцлер посмотрел в глаза королю и, увидев неподдельный интерес, сообщил о главном: — Тогда ты снарядишь послов, кои пойдут в Херсонес Таврический через германские, богемские, венгерские земли, через Россию. И стольный град Киев будет лежать на нашем пути. Мы встретимся с великим князем Ярославом, свершим сговор о супружестве, сходим в Херсонес, найдем мощи и вернемся в Киев. Там возьмем с собой несравненную княжну Анну и придем в Париж. Вот и все. — Добрые глаза Анри д’Итсона светились лаской и любовью к королю.