Лучи из пепла

— Если вы и дальше будете ставить палки в колеса, правительство попадет в крайне неприятное положение. И это не только нанесет урон всему нашему народу, но и повредит непосредственно Хиросиме.

Последний аргумент решил дело. Старому кладбищу пришлось потесниться. Именно там было решено строить новый институт. Однако события последующих лет показали, насколько справедливыми были опасения мэра.

Хиндзо Хамаи был бы, по всей вероятности, менее сговорчив в спорах по вопросу о «Public Security Law» («Законе об обеспечении общественной безопасности») и строительной площадке для клиники АБКК, если бы он не хотел спасти ценой своих уступок другой проект, являвшийся, так сказать, его любимым детищем. Речь шла о чрезвычайном законе, который должен был помочь Хиросиме выбраться из безнадежного финансового кризиса. Для того чтобы провести этот законопроект в Токио, мэру необходимо было заручиться расположением «дайити» — штаба Макартура — и либерально-демократического большинства в Токио, верой и правдой служившего американским политикам.

В апреле 1948 года в Хиросиме была создана «лига» из представителей всех слоев населения. Единственной целью «лиги» было добиться у правительства в Токио чрезвычайных кредитов на восстановление города, подвергшегося атомной бомбардировке. Однако, несмотря на то что сотни членов этого «народного собрания» ездили в столицу с петициями, стараясь оказать давление на министерства, в очередном годовом бюджете для Хиросимы опять были предусмотрены лишь обычные ассигнования.

Мэр Хиндзо Хамаи заявил, что он подает в отставку. Однако его политические друзья дали ему добрый совет: надо сделать так, чтобы в японский парламент был внесен специальный законопроект об «оказании помощи Хиросиме». Ибо только в том случае, если народные представители большинством голосов решат, что Хиросиме должно быть оказано предпочтение в ассигнованиях, можно надеяться на увеличение кредитов.

После этого Хамаи составил обширную докладную записку, в которой указал на «историческое значение хиросимской катастрофы» и объяснил, какую пользу извлечет Япония в том случае, если один из городов в стране будет официально объявлен «Меккой мира». Это не только укрепит веру всего человечества в стремление «страны восходящего солнца» жить со всеми в мире, но и принесет выгоду японской экономике благодаря притоку туристов из всех стран. Наконец, Хамаи указывал в своей записке, в которой ясно чувствовались отголоски проектов Комиссии по восстановлению, что «современный идеальный город» Хиросима послужит образцом для всех японских городов.

Болезнь помешала Хамаи самолично передать записку с пространным заглавием «Петиция об интегральной политике восстановления в отношении жертв атомного взрыва в Хиросиме» в кулуары парламента в ноябре 1948 года. Однако эта небольшая задержка оказалась весьма кстати. На выборах в январе 1949 года обнаружился явный поворот влево. В связи с этим умеренная правительственная партия, незыблемые позиции которой несколько поколебались, почувствовала, что в будущем она должна больше заботиться о своей популярности. Хамаи, явившемуся в феврале 1949 года в Токио, был неожиданно оказан горячий прием реакционным правительственным большинством. Как в верхней, так и в нижней палате быстро нашлись люди, которые согласились внести желаемый законопроект. Одновременно соответствующие министерства заявили, что они готовы уже сейчас, еще до принятия закона, подготовить пятнадцатилетний план восстановления Хиросимы.

Мэр взял на себя переговоры с оккупационными властями, которые должны были санкционировать закон. В сопровождении депутата Такидзо Мацумото, прожившего много лет в США, и председателя муниципалитета Хиросимы Нагури он отправился к мистеру Вильямсу — связному между Макартуром и японским парламентом. После того как Мацумото в общих чертах изложил существо вопроса, американец взял английский перевод законопроекта и начал столь же основательно, сколь и медленно изучать его.

Казалось, время остановилось. Пока Вильямс с совершенно бесстрастным лицом читал текст записки, он не проронил ни слова и ни единым жестом не дал понять, согласен ли он с проектом или отклонит его. Тот факт, что цензура оккупационного правительства делала до этого момента все возможное, чтобы заглушить воспоминание о Хиросиме, заставлял предполагать, что Вильямс скорее всего отвергнет проект. Но некоторая надежда все же оставалась. Ведь в памяти еще живо было воспоминание об официальном заявлении Макартура относительно первого «праздника мира», проводившегося 6 августа 1947 года, и о широком резонансе, который это заявление получило во всех странах.

Вспоминая тягостные минуты ожидания в кабинете американского чиновника, Хамаи рассказывал:

— Мне стало чуть ли не дурно; я уставился на Вильямса, стараясь угадать его настроение. Если бы он сказал «нет», наш план провалился бы в парламенте. Но вот американец оторвал наконец взгляд от записки и возвестил: «Великолепно! Ваш план имеет не только внутриполитическое, но и внешнеполитическое значение. Попытайтесь добиться, чтобы ваше предложение было поскорее обсуждено и принято. Как только представители парламента придут ко мне с законом, я сам отправлюсь к генералу Макартуру и добьюсь, чтобы он утвердил его».

Счастливые японцы пожимали друг другу руки. А потом, когда они выходили из американского штаба, председатель муниципалитета Хиросимы без конца повторял: «Дело в шляпе, наше дело в шляпе! Теперь закон будет наверняка принят».

И действительно, мысль о том, что Хиросима должна быть выделена из всех других городов, разрушенных войной, наконец-то нашла признание в японском парламенте. Даже премьер-министр Иосида, до того времени весьма сдержанно относившийся к Хиросиме (ни он, ни его предшественники ни разу не удосужились нанести городу официальный визит), сказал мэру:

— Разумеется, мы что-нибудь сделаем для вас. Когда я веду переговоры с представителями союзников, я всегда говорю им: «Вы можете сколько угодно кичиться своей гуманностью, но судьба Хиросимы заставляет видеть вас в совсем ином свете». В ответ они обычно машут рукой и говорят: «Лучше не будем упоминать об этом».

10—11 мая 1949 года японский парламент наконец-то принял закон, официально объявляющий Хиросиму «городом мира». Этот закон не только обеспечил Хиросиме чрезвычайные субсидии, но также передал в ее распоряжение один из двух принадлежавших ранее военным властям земельных участков, которых город уже давно домогался.

В последний момент, правда, возникло непредвиденное затруднение, чуть было не сорвавшее принятие законопроекта. Дело в том, что представители Нагасаки — второго города, где произошел атомный взрыв, — внезапно выступили с заявлением, что их город по меньшей мере с одинаковым правом может претендовать на то, чтобы стать «Меккой мира». Поэтому надо сразу же проголосовать закон о восстановлении как Хиросимы, так и Нагасаки. Если этого не произойдет, все депутаты либерально-демократической партии в округе Нагасаки единодушно выйдут из правительственной коалиции. Обращаясь к представителям Нагасаки, Бамбоку Оно, один из сторонников закона о Хиросиме, с возмущением сказал:

— Где это видано, чтобы так делалась политика? Сперва вы смотрели, как другие готовили лакомое блюдо, а потом, когда пришло время есть, заявляете: «Мы тоже хотим участвовать в трапезе!».

Депутаты спешно выработали компромиссное решение: Нагасаки было присвоено наименование «международного культурного центра». Таким образом, на долю второго разрушенного атомной бомбой города пришлась по крайней мере треть «кушанья», изготовленного на парламентской «кухне» в Токио.

Однако радость населения Хиросимы в связи с утверждением будущих субсидий была вскоре омрачена одним неприятным событием.

В начале июня вызванный из США для борьбы с инфляцией в Японии экономический советник Джозеф Додж предложил свой план «оздоровления японской экономики», который предусматривал немедленное, и притом значительное, сокращение всех расходных статей государственного бюджета, повсеместное замораживание заработной платы и различные мероприятия по «рационализации» японской промышленности. Тем самым пятилетний план экономического восстановления Японии, принятый только в предшествующем году, был на данном этапе сорван. Жители Хиросимы имели все основания предполагать, что проект возрождения их города, только что с большой помпой утвержденный парламентом, постигнет та же участь. Тем более что сверхосторожные защитники этого проекта не внесли в текст закона никаких точных данных о размерах помощи государства «городу мира».