Братья Гримм

Но не всегда ему удавалось писать так сдержанно, часто с невыразимой болью вспоминал он о смерти своего сына: «За два часа до того, как его добрые глазки перестали нас узнавать, он еще тянулся ручонками к серебряным колокольчикам, пытался играть с ними, но тут же ронял их. Такого доброго иласкового ребенка теперь больше нет, он плакал, когда ему было больно, но я никогда не видел у него злого выражения лица. Ночь, когда он умирал, была ужасной. Я никогда не забуду, как упорно и с каким трудом билось под моей рукой его крошечное сердечко. Он боролся со смертью в течение двенадцати часов и закрыл глазки лишь с последним вздохом...»

Много месяцев спустя Вильгельм признавался, что ему постоянно видится во сне та длинная и ужасная ночь. Горькое испытание вновь ясно напомнило скорбящему отцу о том, что есть ценное и непреходящее на этом свете: «Я внутренне почувствовал, что любовь — это единственное, что действительно может утешить». И он с благодарностью увидел, как еще больше в эти горестные часы открылось ему «невероятно доброе сердце» его жены, увидел переживания Якоба, который «сидел двенадцать часов у кроватки ребенка, склонившись над ним, до его последнего вздоха».

Горестное время прошло, и семья Гриммов вновь пережила радость. В 1827 году сестра Лотта родила сына Фридриха, а 6 января 1828 года у Вильгельма и Дортхен Гриммов родился тоже сын — Герман, который впоследствии стал искусствоведом.

Рождение ребенка вновь пробудило у Вильгельма печальные воспоминания об умершем маленьком Якобе, и он писал Зуабедиссену: «Малыш очень похож на умершего, и кажется, божьей милостью восполнена потеря, о которой мы грустили и чувствовали себя одинокими на рождество и на Новый год; мы надеемся теперь, что той же божьей милостью нам удастся сохранить подарок судьбы».

Осторожно и бесшумно снова и снова входил Вильгельм в комнату, где в постели, вся в белом, лежала бледная и ослабевшая после родов Дортхен. В комнате было темно, занавески задернуты. Дортхен почти не могла говорить. Она была измучена и лишь изредка просила подать ей флакончик с кельнской водой. Когда ей становилось чуть легче, Вильгельм заходил в большую комнату, где около натопленной печки в плетеной кроватке лежало маленькое существо. «Личико кругленькое, как у марципановой куколки», — замечал гордый отец. Ему нравилось, что ребенок спокойный и совсем мало плачет, лишь сопит и мурлычет про себя, как бы разговаривая сам с собой — «ведь бедному ребенку предстояло очень многое обдумать и многому удивиться в жизни». Уже тогда Вильгельм размышлял, кем станет его малыш. С оглядкой на свою собственную жизнь он говорил: «Библиотекарем по моей воле он не станет...»

В эти кассельские годы Вильгельм вместе с братом ежедневно отправлялись в библиотеку. Конечно, с их высоким авторитетом ученых они могли бы рассчитывать на более респектабельное и лучше оплачиваемое место. Но было трудно найти сразу два места в одном городе и в одном и том же ведомстве. Поэтому братья оставались в Касселе в ожидании лучших времен.

Германия в эти годы переживала культурный расцвет в самых различных областях. Так, в 1819 году по инициативе барона фон Штейна было основано «Общество изучения древней истории Германии», занимавшееся поисками и изучением исторических памятников. В 1826 году под руководством Георга Генриха Пертца вышел первый том «Памятников германской истории», ставший основным источником по средневековой истории Германии. В эти годы появились значительные произведения литературы и искусства. Начатый Шлегелем перевод Шекспира был почти завершен под руководством Тика. Гёте приступил к завершению «Фауста». Из-под пера Эйхендорфа вышла повесть «Из жизни одного бездельника», Гейне создал «Книгу песен», Граббе — «Дон Жуана и Фауста», Вильгельм Гауф написал исторический рыцарский роман «Лихтенштейн», Грильпарцер — историческую трагедию «Величие и падение короля Оттокара», а Раймунд поставил на сцене «Короля Альп и Врага человечества»; Франц Шуберт написал «Зимнее путешествие» и «Лебединую песню»; Бетховен, закончив Девятую симфонию (1824 г.), писал ноты своих последних аккордов.

Подъем и дух творчества, находивший столь бурное выражение, несмотря на мрачную политическую обстановку того времени, в определенной мере коснулся и братьев Гримм. Плодом совместной работы стали выпущенные в 1826 году в их переводе «Сказки ирландских эльфов». Братья Гримм вновь выступили перед общественностью как одно лицо, в этот раз в качестве переводчиков значительной книги. Как и прежде, основательное «Предисловие об эльфах» написал Вильгельм. Именно он занимался эльфами — сказочными, поэтическими образами, созданными народом. И в этом труде вновь проявилась поэтическая натура Вильгельма, а более строгий аналитический ум Якоба был занят лингвистическими проблемами.

Вильгельм подробно описывал тихих эльфов, их происхождение, внешность, одежду, жилье и образ жизни, их отношения с людьми, их ловкость; рассказывал, что часто они становятся хорошими соседями людей, но иногда способны и на злые выходки; говорил о таинственной силе этих чудесных существ. Страна эльфов раскрывалась во всем ее волшебстве и очаровании, со всеми красками и запахами. В этой работе Вильгельм выступил скорее даже не как ученый, а как мастер художественного слова, владеющий всеми его оттенками, например, в описании внешности шотландских эльфов: «По красоте с эльфами не может сравниться ни одно другое неземное существо. Они, в общем, очень малы ростом, но чрезвычайно хорошо сложены. В особенности же их женщины, которые, по-видимому, самые привлекательные существа на свете. Их глаза блестят, как звезды, на щеках горит нежнейший румянец, губы напоминают кораллы, а зубы — слоновую кость; густые каштановые волосы локонами ниспадают на плечи». Счастливые часы, когда ученый, особенно ученый с таким тонким поэтическим восприятием, может увлеченно и восторженно писать о таинственных существах, таких легких и крошечных, «что капля росы дрожит, но не рассыпается, когда они вспрыгивают на нее».

Вслед за совместным переводом «Сказок ирландских эльфов» последовало несколько других работ. Вильгельм дополнил свою ранее написанную книгу «О немецких рунах» (1821 г.) статьей «О рунической литературе» (1828 г.), в которой он дал рунический алфавит и фрагменты из готских рукописей. Все больше внимания уделяет Вильгельм Гримм поэтическим памятникам, написанным на средневерхненемецком языке. К этому времени уже многие специалисты пришли к выводу о необходимости издания текстов старинных рукописей — основы поэтического богатства средних веков. Значительным вкладом стала книга поэзии средневековых крестовых походов «Граф Рудольф» (1828 г.) в издании Вильгельма Гримма. Пожелтевшие, частично поврежденные страницы рукописи XII столетия были прочитаны, обработаны и изданы — был спасен от гибели еще один памятник средневековья.

Основным трудом Вильгельма в этот период были «Германские героические сказания», вышедшие в 1829 году. Книга насчитывала свыше 400 страниц. Этот труд опять-таки стал результатом многолетней собирательской и исследовательской работы. Он вобрал в себя материалы о немецких героических сказаниях за период, охватывавший более тысячи лет, то есть с VI до начала XVII века. Во второй части этой книги Вильгельм изложил теорию происхождения и дальнейшего развития немецкого эпоса. Позже под влиянием этого произведения многие авторы воссоздали для народа, и в особенности для юношества, немецкие героические сказания о Нибелунгах, Зигфриде, Гудруне, Эрманрихе, Этцеле и других героях. Оно вдохновило многих крупных поэтов, художников и композиторов XIX века. Вообще книга стала первоисточником, фундаментом, с которого началось дальнейшее изучение героических сказаний. Как писал германист Карл Мюлленхофф, она стала на десятки лет «опорой и основой для всех исследований в этой области». Вильгельм тоже считал «Сказания» необходимой и полезной книгой: «Изучение возникновения и развития немецкого эпоса так же важно для духовной истории человечества, как и изучение Гомера!» Он высоко ценил предмет своих исследований и по этому поводу писал так: «Произведения, доносящие до нас героические сказания, будь они из Древней Греции или Индии, из древнего периода немцев, галлов, славян или из христианского прошлого романских народов, хотя сильно и отличаются друг от друга как по тексту, так и по манере изложения, но во всех сквозит родственный дух, позволяющий нам увидеть их общую природу. Великолепные произведения безымянных авторов, исполненные чистейшей поэзии, простые и непринужденные, бесконечные по глубине и богатству содержания, они несут в себе картину молодой, целомудренной, бурно расцветающей жизни».