Крушение надежд

— Летим над Кокчетавской областью.

Семен смотрел из окна на сплошные серо-желтые степи, которые ему предстояло поднимать и оживлять. Все выглядело голо и тоскливо, засеянных полей было мало, деревни попадались редко. Глядя на эту картину, он даже пожалел себя, подумал: «Эх ты, Сеня-Семен, куда же это тебя занесло на старости лет? Вот именно». У него не было никакого энтузиазма начинать новую незнакомую работу в шестьдесят лет. Новоселы были собраны со всей страны, они еще не сработались, у многих не хватало достаточного опыта в новой работе. Все это надо налаживать. А он знал, что обком партии станет указывать ему и контролировать его работу, этого не избежать. Поэтому в душе Семен не верил в успех начинания. Если бы не было подчиненности партийным органом, а так…

Самолет приземлился и запрыгал по кочкам примитивной взлетно-посадочной полосы. Кокчетавский аэропорт оказался простым зеленым лугом, в конце которого стояла деревянная изба — это и был аэровокзал.

Встречать Семена приехали первый секретарь обкома и председатель облисполкома — самые высокие чины. Оба на вид типичные советские бюрократы высокого ранга, оба в черных правительственных «Волгах».

— Добро пожаловать на целину. Мы приготовили для вас две комнаты в обкомовской гостинице. Где же ваша жена?

— Спасибо. Жена приедет позже, когда я здесь освоюсь.

Первое совещание в первое же утро секретарь обкома начал казенными фразами восхваления Хрущева:

— Товарищ Хрущев в последнем выступлении на пленуме ЦК партии своевременно и четко поставил задачу о преобразовании всей системы ведения сельского хозяйства, в первую очередь у нас, на целине. Нам предстоит провести укрупнение колхозов и ликвидацию машинно-тракторных станций с продажей техники колхозам. Для выполнения указаний товарища Хрущева нам предстоит организовать совнархоз, мы добьемся высоких показателей. Все это нам с вами предстоит делать.

Несколько раз услышав слово «предстоит», Семену захотелось сказать в ответ: «Я этого дела не знаю к делать не умею», но он кивал головой и молчал. После обсуждения планов, секретарь добавил:

— Должен вас предупредить — при вас будет постоянный охранник.

— Зачем? Кого мне здесь бояться?

— Есть кого. У нас в городе полно чеченцев. Вы не знаете этого народа — разбойники, крадут людей прямо на улице и потом требуют за них выкуп. Мы все живем под охраной.

Семен не знал, что Кокчетав переполнен чеченцами, но помнил, как их выселяли с Кавказа. Весь чеченский народ, как и ингушей, по приказу Сталина депортировали в феврале 1944 года, поскольку чеченцы время от времени, как известно, переходили на сторону немцев и убивали русских, которых издавна ненавидели. Этой ненависти было уже сто пятьдесят лет, она тянулась со времен покорения кавказских народов царской Россией. Часть чеченцев в начале XX века уехали в Иорданию, создали там свою общину, в религии придерживалась суфизма, мистической ветви ислама. Оставшиеся на Кавказе чеченцы, обладатели дикого и необузданного темперамента, всегда вели себя независимо, не подчинялись никаким законам, не служили в армии, не работали. До поры это терпели, но после измены на войне Сталин приказал главе КГБ Берии провести секретную операцию «Чечевица». Окружив войсками госбезопасности все поселения, врывались в дома, давали несколько часов на сбор и вывозили с Кавказа в Сибирь. Таким образом было депортировано почти полмиллиона человек в 177 железнодорожных эшелонах. Некоторые из молодых пытались сбежать и вернуться на родину, их вылавливали, ссылали в лагеря. В 1948 году Сталин издал новый секретный приказ, на неопределенный срок продлевающий пребывание чеченцев в Сибири и Северном Казахстане.

Поначалу Семен не имел с чеченцами никаких дел, он ездил по селениям и колхозам, проводя реорганизацию. Его черная «Волга» буксовала в грязи, шоферу с охранником приходилось ее толкать и вытаскивать, Семен тоже им помогал, но после этого у него болело сердце. Потом ему дали «газик»-вездеход с четырьмя ведущими колесами. Трясясь по бездорожью, он с иронией вспоминал, как ездил по Москве в правительственном лимузине «Чайка».

Вскоре после начала работы он спросил своего шофера:

— Ну, как народ поднимает целину?

— Ничего, поднимает. Только евреев понаехало — что твой Биробиджан.

— А вы что, против евреев?

— Я-то не против, мне что. Но местные никогда их столько не видали, косятся на них.

— Знаете, я ведь тоже еврей.

— Да ну? Извините, если что не так сказал. — После этого шофер предпочитал молчать.

Состав приехавших покорять целину был, действительно, очень пестрым, сюда согнали профессионалов со всей страны, лишив их привычной работы. Тут трудились теперь инженеры с производств, учителя из разных областей и республик страны, врачи. Почти половина из них были евреи. И многие так же не знали своего нового дела, как и Семен.

Семен слышал, что в городе орудует несколько банд чеченцев, враждующих между собой. Он видел чеченцев на городском рынке, они торговали всем на свете, зазывая покупателей гортанными восклицаниями. Бросалось в глаза их вызывающее поведение. Про чеченцев рассказывали дикие истории: они грабили, крали, хватали людей, за которых требовали и получали выкуп.

Главный врач детской больницы жаловалась Семену:

— Товарищ Гинзбург, вы как председатель совнархоза должны нам помочь.

— Что я могу для вас сделать?

— Понимаете, у этих чеченцев очень высокая детская смертность, умирают до пятидесяти процентов младенцев. Они губят детей и портят нам статистику.

— Почему их дети умирают?

— Потешу что эти дикари никогда не показывают больных детей педиатрам. Если врач стыдит молодых матерей, то они отвечают: «Муж не разрешает показывать, говорит: „Бог дал, бог взял“». А жен у каждого из них несколько, и мужей своих они боятся до смерти.

Однажды к Семену на прием пришел шестидесятилетний чеченец Ахмед Муратов, старшина одного из городских кланов. Держался он очень достойно, его прямая и стройная фигура выдавала бывшего всадника. Он разгладил седые усы и начал свой рассказ: попросил помочь освободить из-под ареста одного из сыновей. Семен разговаривал с ним вежливо, предложил сесть, потом спросил:

— Сколько у вас детей?

— Когда нас выслали в феврале 1944 года, у меня было семеро детей, пятеро из них были слишком малы и больны для переезда, их застрелили. Осталось двое. Но недавно старшего сына судили и сослали в лагерь. Этот у нас с женой последний сын. Она все время плачет. Я просил разных начальников, но они не любят чеченцев, не хотели помочь. Вы человек новый, может быть, отнесетесь к нам с большей справедливостью.

Его рассказ поразил Семена — потерять пятерых детей, да еще таким жестоким образом!..

— Я вам очень сочувствую. Хотя это не в моей власти, я похлопочу о вашем сыне. Но я тоже хочу просить вас об одолжении: дайте указание вашим молодым отцам и матерям, чтобы они обязательно показывали больных детей детским врачам.

Семен выяснил, что сын старика был мелким воришкой, по его ходатайству того быстро освободили.

Ахмед Муратов явился к нему с благодарностью:

— Вы теперь мой кунак. Я велел всем нашим, чтобы носили детей к докторам. Я прошу вас оказать мне честь и прийти в гости на бешбармак. У нас вам не нужна охрана, я отвечаю за вас своей головой.

Чеченцы построили для себя дома, напоминавшие их родные сакли на Кавказе. Эти жилища занимали целый район на краю города. Снаружи они выглядели бедно, но внутри были увешаны и устелены богатыми коврами.

Когда подъехала машина Семена, его встретил сын Муратова и проводил к отцу. Старик в национальном костюме — узкой куртке с газырями на груди — сидел на ковре, обложенный цветастыми подушками, скрестив ноги. Он не просто сидел, он восседал. Никто из домашних не смел к нему подойти, пока он не позвал.

Он пожал Семену руку, и по его приказу молодая женщина принесла сначала чай и лепешки. Семен огляделся и увидел, что на полках стояло несколько книг, некоторые на русском языке.