Земляк Ломоносова. Повесть о Федоте Шубине

Шубин в эти долгие траурные дни был огорчен и расстроен другими обстоятельствами: в Академии художеств, насмехаясь над ним, шушукались: «Знаменитость из портретного преобразилась в похоронного».

Издевка Гордеева была очевидна и Шубину понятна. Федот Иванович еще надеялся восстановить себя в былых правах.

Но было уже поздно. Наступил закат. Мода и спрос на его творения кончались бесповоротно.

Только через год после подачи жалобы Павлу Шубин был вызван во дворец. Раньше, когда была жива Екатерина, ему ни разу не приходилось видеть Павла. Наследник враждовал с ней, был ненавидим матерью и жил замкнуто в Гатчине, занимаясь военной муштрой по прусскому образцу.

Обтянутый тесным мундиром рыцаря Мальтийского ордена, с крестом во всю чахлую грудь, император принял Шубина крайне неприветливо.

– Ты что! – кричал он, держа в руках скомканную жалобу скульптора. – По-твоему, у императора и дела больше нет, кроме как разбирать каких-то академиков?!

– Ваше императорское величество, раньше государыня-матушка весьма уделяла внимание, а потом она за множеством дел своих…

Но Павел не хотел слышать о своей матушке.

– Знаем, слыхали! – резко и пренебрежительно отвечал он, высоко задирая голову и показывая вместо носа одни раздутые ноздри. – Внимание… внимание… какое еще внимание? Всякому надворному советнику внимание!? А нам от художеств какое внимание? Слава богу, я на престоле не первый день, а где бюст императора Павла? Знаю твои работы – бюсты фаворитов – любовников той же матушки (не тем будь помянута), статую ее знаю! А сейчас, при моем царствовании, что делаешь?..

– Ваше величество, поистине скажу, стар я и работа нужна по силам. Пенсия нужна бы… Есть у меня последний кусок мрамора, свой собственный, ни на кого не трачу, берегу. Думаю, как вернется в Петербург великий полководец Суворов, его бюст сделать, дал себе обещание. Иначе история не простит мне такого упущения. И давно бы я сделал бюст с него, но великий полководец неуловим. Он всю жизнь свою проводит то в далеких походах, то в глухом захолустье в опале. А ведь, ваше величество, кого, как не Александра Васильевича изваять в камне и бронзе! Из золота ему надобно памятники ставить. На Руси три великих государственных мужа, имена которых вовеки не затмятся. Петр Первый, ученый Ломоносов и не знавший поражений славный полководец, любимец народа генералиссимус Суворов! Не мне говорить вам о его великих подвигах… – ответил Федот Шубин и поклонился императору.

– Опять же Суворов! Помешались вы все на Суворове! А не я ли его из опалы извлек?.. Ступай, работай… Будет дело – будет и благодарность.

Только и услышал из уст Павла скульптор Шубин и не рад был, что год тому назад дерзнул пожаловаться царю на свою участь и просить его о помощи.

Задумчивый, расстроенный пришел он к себе домой на Васильевский остров. В доме было холодно и пусто. Все, что было менее необходимо, давно уже продано. На кухне и в двух соседних комнатах шумели ребята-подростки.

Вера Филипповна, постаревшая не столько от возраста, сколько от невзгод мужа, вошла в комнату, где не раздевшись сидел в тяжком раздумье вернувшийся из дворца Шубин.

– Опять плохи дела, Федот? – с прискорбием спросила она. – И царь тебя ничем не порадовал?..

– Да, не порадовал, – тяжело вздохнул скульптор. – Кажется, на нашей улице праздника не предвидится. Попытаюсь услужить Павлу, он желает иметь бюст моей работы. Страшно приниматься лепить урода… – Шубин говорил отрывисто, глотая с каждым словом обиду, комом стоявшую в его горле.

А через несколько дней, оправившись от болезненных переживаний, скульптор съездил в Гатчину, где Павел проводил смотр гарнизона. Среди войск был целый полк курносых, подобранных по образу и подобию самого царя. Но острый глаз Шубина не приметил в полку двойника Павла. Лицо государя было настолько особенным, что навряд ли кто имел с ним близкое сходство. И скульптор попросил высочайшего позволения сделать с Павла зарисовку, дабы в мраморе император был как живой.

Сеанс длился не более получаса. Нарочито для этого Павел оделся в мантию и накинул на свои узкие плечи золотую царскую цепь, составленную из гербов. Выпятив тощую грудь с нагрудником и крестом Мальтийского ордена, к которому он был особенно привержен, император сидел перед Шубиным подобно истукану, не шевелясь и сдерживая дыхание…

Прошло несколько месяцев, и кусок мрамора в старом каретнике – мастерской Шубина – ожил. Из под резца скульптора вышел преотменный бюст, поразительно схожий с Павлом – короткий загнутый кверху нос на измятом лице казался вдавленным между щеками, нижняя челюсть выступала вперед, как у обезьяны, лоб был узок и покат. Никто из художников и скульпторов, входивших тогда в моду, не решился бы с такой смелостью изобразить строптивого монарха. Когда-то в юношеские годы Николя Жилле лепил бюст с Павла-наследника, но француз сфальшивил, прикрасил дурные черты в лице и осанку царственного выродка. Шубин, каким он был, таким и продолжал оставаться. Он мог стать изгнанником, пойти просить милостыню – изменить же правде было не в его силах, не в его характере.

В закрытой карете бюст увезли из мастерской во дворец напоказ Павлу.

Император молча принял бюст, осмотрел его и, сняв со своего мизинца бриллиантовый перстень, сказал, подавая слугам:

– Вот, отнесите ему… в благодарность от меня… – И, видимо, не доверяя, добавил: – Отдайте под расписку…

От драгоценного перстня положение скульптора не улучшилось.

Вскоре Павел, как и его отец, был задушен. «Высочайший» подарок Шубин не замедлил продать. Деньги были скоро прожиты. Неумолимая нужда еще крепче стеснила скульптора и его семью. Помощь от Академии оказывалась незначительная. Зрение художника, так много поработавшего на своем веку, испортилось. А шестерых детей было нужно кормить, одевать, учить. Ни один из шести не пошел по пути своего отца, ни один не захотел стать ваятелем или живописцем. И Шубин не настаивал: слишком печальной была в ту пору участь талантливых правдолюбцев-художников. В довершение к старости и безотрадной нужде во время большого пожара сгорел ветхий деревянный дом, остальной скарб и мастерская.

И снова хождения, унизительные упрашивания о помощи.

Нужда приблизила смерть.

Федот Иванович Шубин умер в мае 1805 года, шестидесяти пяти лет от роду.

Кто-то из родственников Веры Филипповны догадался поставить на могиле Шубина скромный памятник с барельефом. Слова эпитафии вещали, что здесь покоится:

В наше советское время имя знаменитого русского скульптора-реалиста Федота Ивановича Шубина не забыто.

Многие его работы находятся в Русском музее в Ленинграде, в Третьяковской галерее и в Оружейной палате в Москве. По произведениям Федота Шубина народ верно судит об эпохе и той общественной среде, в которой знаменитому ваятелю приходилось жить и трудиться.