Кловис Дардантор

Патрик, не теряя достоинства, сел на мула, и агент Деривас дал сигнал к отъезду.

Караван двигался в следующем порядке: во главе верхом на коне — агент Деривас, затем проводник Моктани и месье Дардантор — оба на верблюдах, за ними парижане и еще два туриста — на лошадях, потом Агафокл, не очень уверенно сидевший на муле, далее — тянувшиеся вереницей три шарабана, в одном из которых устроился месье Эсташ Орьянталь, и, наконец, повозка с туземцами, багажом, провизией и оружием, а в арьергарде — еще два туземца и Патрик.

Путь от Сайды до Дайи не превышает сотни километров. Тщательно изученный маршрут обещал на полдороге деревеньку, куда предстояло добраться к восьми вечера, чтобы провести там ночь, а на следующий день отправиться дальше и к вечеру приехать в Дайю. Средняя скорость в четыре с половиной километра в час делала путешествие неспешной прогулкой.

Покинув Сайду, караван вскоре оставил позади сравнительно плотно населенную местность и вступил на территорию Бени-Мениарен. Перед туристами стелился ковровой дорожкой уходивший далеко на запад широкий торговый путь. По нему-то и предстояло двигаться вплоть до Дайи.

Небо было застлано пушистыми облаками, гонимыми северо-восточным ветром, несшим свежесть и прохладу. Солнечные лучи не жгли и, бросая светотени, лишь оживляли пейзаж. Караван шел медленно, поскольку дорога с высоты в девятьсот метров над уровнем моря устремилась вверх до отметки в тысячу четыреста.

Через несколько километров туристы увидели древние развалины у рощи Дуи-Табет, затем миновали реку Узд-Хуне и обошли стороной лесной массив Джефра-Шерага площадью не менее двадцати одной тысячи гектаров.

На севере простерлись обширнейшие посадки альфы. Этот злак служит кормом лошадям и другим домашним животным. Кроме того, его круглые листья используются для плетения веревок, циновок, ковров и обуви, а также для производства прочной бумаги. Там, где возделывают эту культуру, сооружаются цеха с гидравлическими прессами, обрабатывающие нежные растения сразу же после сбора, пока они еще не успели пересохнуть от жары.

— Вдоль нашей дороги, — заметил агент Деривас, — мы встретим еще немало плантаций альфы, или алжирского ковыля, бескрайние леса, горы, дающие железную руду, и карьеры, где добываются строительный камень и мрамор.

— Да, нам не придется жаловаться на скудость впечатлений! — заметил перпиньянец.

— Особенно если попадутся живописные пейзажи, — добавил Марсель, думая совсем о другом.

— А много ли рек в этой части провинции? — поинтересовался Жан.

— Больше, чем вен у человека, — заверил Моктани.

Местность, по которой пролегал маршрут, входила в состав территории, известной под названием Телль и шедшей под уклон к Средиземному морю. Здесь самые плодородные в провинции Оран почвы, и единственное, что портит сей край, — это непомерная жара, какой не знает даже бывшая Берберия.

И все же стоящую в данном районе высокую температуру можно вынести, тогда как на Великом Плато и далее в Сахаре, где в воздухе непроницаемая пыль, африканское солнце убивает все живое — и флору, и фауну.

Климат провинции Оран самый жаркий в Алжире, но вместе с тем и самый здоровый. Его целебные свойства обусловлены частыми северо-западными ветрами. Возможно, что лежавший на территории провинции Оран участок Телля, который предстояло пересечь каравану, не столь горист, как другие его участки — в провинциях Алжир и Константика, зато лучше орошаемые равнины оранского Телля более благоприятны для земледелия и пригодны для возделывания практически всех культур и в особенности хлопчатника, под которым занято триста тысяч гектаров засоленных земель.

Продвигаясь вперед под сенью величественных лесов, путешественники могли не опасаться летнего зноя, становящегося нестерпимым уже в мае. Окружавшая путников буйная растительность была чарующе прекрасной. А что за чудный воздух, благоухавший ароматом самых различных цветов, вдыхали они! Чего только не встречали экскурсанты на своем пути: и рожковые и мастиковые деревья, и карликовые пальмы, и купы тимьяна, мирта, лаванды, и рощи могучих дубов разнообразнейших видов — пробковых, зеленых, с мягкими желудями и других, а также туи, кедры, вязы, ясени, дикие оливы, фисташковые и лимонные деревья, можжевельник, столь благоденствующие в Алжире эвкалипты, тысячи алеппских сосен, не говоря уже о множестве других хвойных!

Восхищаясь увиденным, находясь в том приподнятом состоянии духа, какое обычно бывает в начале путешествия, туристы преодолевали километры весело. В пути их слух услаждали своим пением птицы, и месье Дардантор утверждал, что это любезная Компания алжирских железных дорог специально для экскурсантов устроила такой концерт. Верблюд нес на себе перпиньянца весьма осторожно, как того и заслуживала столь достойная особа, и хотя при более быстром движении сей наездник толкался о верблюжий горб, он все же утверждал, что еще не видывал столь ласкового и уравновешенного верхового животного.

— От него куда больше проку, чем от какой-нибудь клячи! — утверждал он.

«Лошади, а не клячи!» — так бы сказал Патрик, находись он рядом с хозяином.

— Неужели, месье Дардантор, — спросила Луиза, — вам не жестко сидеть на этом верблюде?

— Нет, моя дорогая… Скорее, это ему тяжело нести… такую глыбу пиренейского мрамора!

К шарабану приблизились всадники — Марсель и Жан — и поприветствовали мадам Элиссан и ее дочь, к вящему неудовольствию Дезиранделей, которые беспрестанно наблюдали за Агафоклом, порой пререкавшимся со своим мулом.

— Осторожней, не упади! — говорила ему мать, когда животное делало неожиданный рывок в сторону.

— Упадет — не поднимется! — философически заметил месье Дардантор. — Вперед, Агафокл! Постарайся удержаться в седле!

— Мне хотелось бы, чтобы он сидел в шарабане, — повторял месье Дезирандель.

— Ну ладно… А куда это он направился? — воскликнул вдруг наш перпиньянец. — Он что, поворачивает на Сайду? Эй, Агафокл, ты едешь не туда, мой мальчик!

И правда, несмотря на все усилия Дезиранделя-младшего, мул, ускорив шаг и взбрыкивая, ничего не слыша, повернул обратно.

Пришлось на несколько минут остановиться, и Патрик получил хозяйское распоряжение вернуть скотину в общий строй каравана.

— К кому относится это определение — к всаднику или мулу? — вполголоса спросил Жан.

— К обоим, — прошептал Марсель.

— Господа, господа, будьте снисходительней! — увещевал их Кловис Дардантор, с трудом подавляя желание расхохотаться.

Но Луиза наверняка слышала эту реплику, и легкая улыбка тронула ее губы.

Наконец мадам Дезирандель успокоилась: Патрик быстро догнал Агафокла и привел упрямое животное.

— Я тут ни при чем, — оправдывался простак, — я напрасно натягивал удила…

— Ты бы сам не выпутался из этой истории! — заметил месье Дардантор, и от громовых раскатов его голоса крылатые гости мастиковых деревьев мигом упорхнули.

К половине одиннадцатого караван пересек границу между округами Бени-Мениарен и Джафра-бен-Джафур и без особых трудностей перешел вброд ручей — приток Хунета, питающего водой земли северного региона. Через несколько километров путешественники точно так же переправились через Фенуан, берущий начало в непролазных чащобах Шерага, причем лошади и мулы замочили ноги только по бабки.

За двадцать минут до полудня проводник Моктани дал сигнал остановиться. Для привала было выбрано очаровательное место на опушке леса, под сенью зеленых, густолиственных дубов, надежно защищавших туристов от знойных лучей, у речушки с изумительно свежей и прозрачной водой.

Всадники соскочили с лошадей и мулов, поскольку эти животные не имеют обыкновения ложиться на живот. Верблюды же, согнув колени, улеглись на землю и потянулись губами к придорожной траве. Месье Дардантор и проводник, можно сказать, сошли на «берег» — недаром ведь арабы называют верблюдов «кораблями пустыни».