Дарданелльское сражение

– С Богом! – широко перекрестился митрополит. Вяземский подозвал к себе адъютанта: – Войскам бить марш-поход!

Ударили полковые барабаны, засвистали флейты, и солдаты дружно зашагали по пыльным далматинским дорогам дальше на север. Рядом с ними двигалась пестрая и шумная толпа черногорских и бокезских воинов. Порядка среди них было немного, зато решимости хоть отбавляй.

Французы могли противопоставить союзникам-славянам три тысячи солдат, четыре тысячи старорагузских изменников и прочего. Для обстрела французов с тыла был послан «Уриил» с канонерской лодкой, укомплектованной за счет команды этого линейного корабля, да несколько бокезских судов.

Из бортового журнала линейного корабля «Уриил»: «30 мая. В начале 10 часа сего же утра, по приближении черногорцев к передовым неприятельским пикетам, началась между ними ружейная перестрелка и для подкрепления первых с находящейся у берега нашей канонерской лодки, под командою лейтенанта Повалиши-на, открыта была канонада. В половине сего же часа его высокопреосвященство Пётр Петрович, через присылаемого к нам находящегося при нем с катером гардемарина приказал послать на берег гребные суда для перевоза из Старой Рагузы к месту сражения остальных черногорцев и бокезцев в подкрепление сражающимся, ибо береговой туда переход есть несравненно далее, нежели как переезд морем, почему, не в продолжительном после сего времени бокезцы и черногорцы как на посланных от них судах, так и на своих лодках, переправились на тот берег, на коем происходила перестрелка… В половине 11-го часа послан от нас для действия по неприятелю с лейтенантом Казиным вооруженный баркас, на коем поставлена была 8-фунтовая пушка… В половине 12-го часа привезены были к нам на корабль с берега раненые черногорцы, которые после лечения нашим доктором и по перевязке ран, отправлены в Старую Рагузу… В продолжении 3-го часа некоторая часть черногорцев переправилась к месту сражения на наших гребных судах, а в 8-м часу вечера для продовольствия им отправлено от нас 77 пуд ржаных сухарей…

2 июня… В начале 1-го часа пополудни послана от нас к берегу с лейтенантом Повалишиным канонерская лодка для подкрепления черногорцев, идущих к стороне Новой Рагузы. В половине сего же часа поднятым на корабле «Селафиил» сигналом велено было со всей дивизии послать на берег для перевозу десанта гребные суда, почему в то же время и отправлены от нас в Старую Рагузу баркас, два катера и шестивесельная шлюпка для перевоза оттуда наших и черногорских войск к тому месту берега, куда следовали отправившиеся сего утра из Старой Рагузы черногорцы и бокезцы…

Сего же числа от его превосходительства вице-адмирала Сенявина отдан был следующий приказ: «По сообщении ко мне его высокопреосвященства господина митрополита черногорского и кавалера Петра Петровича о действии черногорцев и приморцев против французов, происходивших мая в 31 день, обязанностью поставляю благодарить господина командующего корабля «Уриил» капитана 2-горанга Быченского за хорошее его распоряжение при том действии со стороны моря; также спасибо лейтенантам Повалишину и Казину за расторопную пальбу с порученных им гребных судов, которою они исправно поражали неприятеля. И о такой ревности не премину засвидетельствовать государю императору».

Выдвинувшись из города и заняв находящиеся перед ним неприступные каменные высоты, Лористон решил дать бой своим противникам именно там. Торопясь установить до подхода русских свои пушки, французы работали в горах несколько дней подряд и сделать все успели вовремя.

Когда передовые дозоры дошли до занятых французами гор, Сенявин с митрополитом и князем Вяземским посовещались, как быть дальше.

– Мы начнем! – предложил митрополит Пётр. – А вы поддержите!

В черной рясе и клоблуке с огромным золотым крестом на широкой груди, седобородый и громогласный, он вышел перед своим войском. Завидя столь колоритную фигуру, французские стрелки принялись было по ней палить. Пули свистели совсем рядом, но митрополит не обращал на них ровным счетом никакого внимания.

– Впереди враг! Позади жены и дети! – обратился он к своему притихшему ополчению. – Иного пути у нас нет! С нами Господь и Небесные Силы! Кто есть витязь!

Развернувшись, митрополит первым пошел в сторону неприятеля, высоко подняв над головой тяжелый крест.

– Кто есть витязь! – эхом раздалось у него за спиной.

Еще мгновение, и вся ополченческая рать в едином порыве устремилась вперед, обгоняя своего обожаемого пастыря. Удар черногорцев и поморцев был столь стремителен, что французы, несмотря на долговременную подготовку к обороне, его не выдержали. Карабкаясь вверх по камням, поддерживая и затаскивая друг друга под непрерывным огнем, срываясь и разбиваясь, ополченцы сумели все же взобраться на самую, казалось бы, неприступную скалу Баргат и в бешеной рукопашной схватке сбросить оттуда неприятеля. Ободрясь первой удачей, они в запале бросились дальше.

Но к этому моменту несколько опомнились и французы. Сомкнув ряды, со штыками наперевес они пошли в контратаку. Вел их известный храбрец герой Маренго и битвы при пирамидах генерал Дельгог. Князь Вяземский опустил зрительную трубу:

– Дело плохо, сомнут французы ополченцев, ой, сомнут! Надобно срочно слать сикурс, Дмитрий Николаевич, иначе будет поздно!

– Надо, значит, надо! – кивнул головой Сенявин. – Скалу захваченную обратно отдавать нам никак нельзя! Вяземский кликнул к себе капитана Бабичева.

– Вот что, Иван Тимофеич. Бери три роты своих егерей и броском черногорцам в подмогу! Сам видишь, какая каша там наверху заваривается!

– Все исполню в точности! – махнул рукой Бабичев и опрометью кинулся к егерям:

– Ребята! На горушку за мною, дружненько1 Несмотря на крутой склон, егеря одолели его в несколько минут. И вовремя! Французы, ощетинясь штыками, уже почти сбрасывали черногорцев вниз. Бабичев мигом оценил ситуацию:

– Стройсь! Штыки примкнуть! Ружья на руку! Ряды тесней! Барабаны, бой! За мной! Ура!

Зарокотали ротные барабаны. Егеря скорым шагом с ходу пошли в штыковую. Французы не выдержали напора. Напрасно генерал Дельгог с горстью смельчаков пытался остановить русскую лавину! Генерала подняли сразу на несколько штыков, остальных перебили там же. К Сенявину с Вяземским прибежал запыхавшийся посыльный. Тяжело дыша и утирая пот, выкрикнул еще издали: – Так что гора наша будет, а хранцуз убёг!

– Ну вот и с почином вас, Дмитрий Николаевич! – повернулся к Сенявину Вяземский.

– И вас, князь, тоже! – в тон ему ответил вице-адмирал.

Тем временем к русским военачальникам прибыл посланник от Али-паши Янинского. Как оказалось, большои отряд паши стоял неподалеку, сохраняя нейтралитет и наблюдая за тем, чья возьмет. Теперь, когда успех обозначился на стороне россиян, посланец паши поспешил с поздравлениями. После долгих восхвалений и заверений в дружбе, посланец, наконец, сказал самое главное, ради чего его, собственно, и послали в ставку Сенявина:

– Великий и могучий Али-паша извещает тебя, москов адмирал, что к франкам идут сильные подкрепления по всем дорогам. Так что будь готов их перебить!

– Передайте паше мой самый низкий поклон и огромную благодарность! – приложил руку к сердцу Сенявин.

Когда посланец, вскочив на коня, умчался, рассмеялся генерал Вяземский:

– Вы, Дмитрий Николаевич, даже и из этих головорезов союзников сделали!

– Ну эти с нами до поры до времени, – вздохнул Сенявин. – Али-паша друг до первой канавы.

Тем временем к Лористону подошли подкрепления, и он с новыми силами навалился на ополченцев и егерей, стремясь любой ценой сбросить их с горы. Над Баргатом стоял непрерывный ружейный треск.

– Что ж, пора и нам поразмяться! – сказал Вяземский, вытаскивая из ножен шпагу. – Господа офицеры, ко мне!

Вокруг генерала встали капитаны Красовский и Кличко, поручики Ренекампф и Мишо. Все пропыленные и черные от усталости, лишь зубы блестят.

– Вы ведете впереди охотников! Я за вами со штурмовыми колоннами! С Богом, начинаем!