Варавва. Повесть времен Христа

Она вопросительно подняла на него блестящие глаза.

— Не мучай себя и меня этими сказками. Пойдем. Если не хочешь домой, давай прогуляемся по саду. Юдифь схватила Каиафу за руку.

— Нет, пойдем будить Иуду! Он спит давно, а скоро утро.

Девушка быстро пошла вперед. Обрадованный Каиафа поспешил за ней с видом печального покровителя, и если бы кто-нибудь их увидел вместе, то вполне мог подумать, что первосвященник застал полоумную в своем саду и теперь, выполняя свой долг, провожает ее в дом отца.

Внезапно Юдифь остановилась и окинула его подозрительным взглядом.

— Ты все расскажешь Иуде? — спросила она. — Ты скажешь, что это твой замысел — казнить Назорея? Ты успокоишь брата? Ведь преступление, которое его так мучает, было задумано тобой!

— Скажу, что смогу, — уклончиво ответил Каиафа.

— Ты скажешь правду, жестокий священник! — воскликнула Юдифь. — Ты возненавидел Бога и принес Его в жертву! А теперь должен во всем признаться. Я не уйду отсюда, пока ты мне не обещаешь сделать это. Поклянись, что ты все расскажешь Иуде!

Каиафа поспешил ответить:

— Клянусь, что все будет по-твоему. Юдифь смотрела не веря, в ее глазах появился зловещий огонек.

— Если ты действительно хочешь сдержать слово, поклянись этим, — сказала она медленно и подняла крест.

Каиафу охватил приступ ярости. Бросившись к Юдифи, он попытался вырвать крест, но девушка отчаянно сопротивлялась.

Во время борьбы хрупкий крест сломался. Юдифь закричала и, выхватив из-за пояса свой кинжальчик, ударила Каиафу с такой силой, что тот упал на землю. Кровь хлынула из раны.

Бросив кинжал и сломанный крест на истекающее кровью тело, преступница исчезла в глубине сада.

Глава XII

Размеренно шагая по площадке перед входом в склеп, бдительный Галбус озирал окрестности, но никто не пытался посягнуть на то, что так тщательно охраняла стража. Только луна, завладевшая ночным небом, касалась своим светом таинственной могилы, и торжественно сияли звезды в вышине над ней.

В природе царила тишина. Маленькое знамя над палаткой Галбуса обвисло, не колеблемое ветром. Слышны были шаги остальных караульных.

— Вот посмеются в Риме, — ворчал Галбус — тишина его угнетала. — Пятнадцать лучших воинов цезаря топчутся вокруг гроба несчастного Пророка, который не угодил священникам и распят!

Он зевнул и потер глаза.

— А ведь говорят, Он был добрым, жалостливым Человеком и искусным врачом. И кажется, главное Его преступление состояло в том, что Он осмелился бороться против священников… Как хочется спать! Но если бы я заснул сейчас и Каиафа узнал об этом, не быть мне больше начальником сотни.

— Галбус, Галбус! — послышался вдруг взволнованный голос молодого воина Максимуса, а скоро и сам он предстал перед начальником.

— Почему ты оставил пост?

Тон сотника не предвещал ничего хорошего для дезертира.

— Галбус, ты ничего не слышишь? — загадочно спросил Максимус.

— Что можно услышать здесь, кроме наших голосов?

— Прислушайся, Галбус, прошу тебя! Как дивно поет эта птица!

И раньше, чем Галбус произнес хотя бы еще слово, раздалась песня невидимого существа. Сотник стоял как вкопанный. Максимус тоже замер.

— Вы слышите это чудесное пение?

Еще один стражник оставил свой пост и подошел к палатке сотника.

Галбус спохватился: так вся охрана соберется вместе и будет жадно впитывать в себя волшебную мелодию, а тем временем неслышно подкрадется Каиафа, и тогда прощай, новая должность, прощай, обещанная награда…

— Разойдись! — скомандовал сотник громко, чтобы взбодриться самому и настроить на боевой лад подчиненных.

Приказ незамедлительно был исполнен.

Но пение все звучало. Теперь пела не одна птица, а пожалуй, десятка два. Воины замерли, положив оружие на землю, чтобы оно своим бряцанием вдруг не спугнуло невидимый чудный хор. Птицы пели так сладко, так нежно, что хотелось ни о чем не думать, ничего не знать, никому не подчиняться, а только слушать, слушать, слушать…

Неподалеку от стражников был еще один зачарованный слушатель. Он лежал в заранее облюбованном месте и удивлялся — в этих краях никогда не водились пернатые с такими ангельскими голосами.

Постепенно чувство неизведанного ранее счастья и покоя овладело и Вараввой, он впал в восторженное, сладкое забытье.

— Галбус! Рассвет! — вдруг услышал Варавва чей-то голос и очнулся.

Сотник тоже пришел в себя и посмотрел на небо.

— Никогда я еще не видел такого странного рассвета — ни в этой проклятой стране, ни на своей благословенной родине, — растерянно сказал он. — Это не рассвет… Это небесный огонь. Клянусь Юпитером, в нем есть что-то сверхъестественное… Он ослепляет меня! О, боги! Максимус!..

И прежде чем молодой воин успел прийти на помощь командиру, тот выронил копье и вдруг лишился дара речи.

Максимус, тоже не способный выговорить ни слова, смотрел на необыкновенное сияние, охватившее все видимое пространство неба.

Чудеса продолжались. Два могучих белых крыла появились на фоне ослепительного света и молнией пали на землю. Земля задрожала, поднялся сильный вихрь.

— Преклони колени, Галбус! — прошептал изумленный Максимус. — Боги сошли на землю… Вот они!

Два величественных небесных творения, окруженные прозрачной дымкой, парили над могилой Назорея.

Галбус не выдержал этого видения — он, как подкошенный, рухнул на землю. Остальные воины в страхе тоже пали ниц. Оставался только один свидетель явления ангелов — Варавва. Но вдруг яркий, режущий свет, словно бичом, ударил его по глазам, и он тоже потерял сознание.

Глава XIII

Когда Варавва пришел в себя, он смутно стал припоминать, что с ним случилось. Кажется, он видел двух неземных существ над могилой Назорея, но не успел он рассмотреть их получше: глаза застлал какой-то туман, и он упал в обморок. Сколько он пролежал без памяти, неизвестно. Ясно было одно — ночь прошла и сияло утро. Мир показался Варавве каким-то другим — свежий, чистый воздух кружил голову, ощущался тонкий, едва уловимый запах цветов.

Варавва хотел уже подняться на ноги и подойти к склепу, как вдруг услышал чьи-то мягкие шаги.

Глянув на дорогу, он увидел трех женщин, идущих из города. Одну из них он знал — Мария Магдалина, бесконечно печальная, держала в руках цветы и благовония. Женщины шли плакать на свой пост безутешной скорби.

Никогда уже чудная улыбка Учителя не озарит их жизни… Несмотря ни на какие горькие слезы, тихая могила не отдаст им Того, Кто погребен в ней…

Внезапно пронзительный крик прервал горестные размышления Вараввы. Две женщины в страхе бежали от склепа.

Варавва вышел из укрытия и преградил им путь.

— Что случилось? — спросил он взволнованно.

— Его нет там! Печати сломаны, камень отвален от гроба, а Учителя нет в гробе! — ответили женщины, торопясь и перебивая друг друга.

Потрясенный Варавва кинулся к могиле Назорея и увидел странную картину: все стражники лежали поверженные, как на поле битвы. Склеп действительно был открыт, а в глубине его он увидел распростертую Магдалину. Варавва хотел подойти к ней, но ноги его словно приросли к земле.

Вдруг он услышал голос:

— Женщина, что ты плачешь?

Не поднимаясь, Магдалина ответила:

— Унесли Господа моего, и не знаю, где положили…

— Мария!

Она вздрогнула, удивляясь тому, что кто-то назвал ее по имени, подняла голову и с радостным криком «Учитель!» протянула руки к воскресшему Христу.

Неземной свет окружал Его. Божественная мудрость, любовь отражались в лучезарных глазах Сына Божия.

Все чистые краски утра нового дня витали над Ним, сливаясь в величественный венец Владыки мира.

Он предупредительно поднял ладонь:

— Не прикасайся ко Мне, Я еще не восшел к Отцу Моему. Иди к братьям Моим и скажи им, что Я восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему…