Семья Берг

Пока он думал, она, приподнявшись на локте, заглядывала ему в глаза и водила пальцем по лицу, щекотала шею, потом опустила руку на грудь, зигзагами прочертила: линию вниз, все ниже, ниже, и вдруг заговорила:

— Я ведь знаю, о чем ты думаешь: тебе странно, что еврейка так откровенно переступает традиции и открыто занимается любовью. Считается, что еврейки все должны быть чистыми, «как новая посуда». Тетя Муся хотела меня посватать за тебя, она думает, что я пропадаю без мужчины. А я не хочу замуж, я хочу быть свободной, свободной, свободной!

И пока Элина говорила, ее рука нашла внизу то, что искала, и зажала в кулак. Павел вздрогнул, а она уселась на него одним прыжком и с комической серьезностью воскликнула:

— Ой, как я крепко сижу, ой, как я крепко сижу!

Вжимая его в себя все глубже, она приложила одну руку козырьком к виску и спросила:

— Похожа я так на кавалериста-буденовца?

Как ни был Павел занят своим мужским делом, он расхохотался:

— Ой, как похожа… Ну, девка!

— Не девка, а дамочка.

11. В Институте красной профессуры

Институт красной профессуры (ИКП) был одним из первых партийных вузов. Павел неясно представлял себе, чему его станут там учить. Его, как и многих, смущали сами слова «институт» и «профессура». Как вообще можно выучить на профессора? Ничего этого он себе не представлял. К тому же в Москве вся жизнь была чрезвычайно насыщена идеологией и пропагандой. Ему это не нравилось, и он заранее волновался — насколько в обучении будет преобладать идеологическая подготовка? Институт был для него первым учебным заведением после начальной еврейской школы — хедера. Промежуток времени между ними был почти в двадцать лет, а разница в уровне образования — должно быть, как между моськой и слоном.

Павел был довольно неплохо образованным самоучкой, много читал, у него была хорошо натренированная память. К тому же ему повезло: он встретил в жизни нескольких образованных людей и имел возможность учиться у них пониманию жизни, тем более что в нем было развито умение схватывать новое на лету. Но его знания были гуманитарными — немного истории, немного литературы, немного искусства. Он сомневался, чтобы с таким запасом знаний из него можно было сделать профессора. Для этого ему нужно будет приобретать еще много других, более весомых знаний. Собственно, за ними он и приехал на учебу и хотел погрузиться в нее с энтузиазмом новичка.

Но Павел переживал бы еще больше, если бы знал состав преподавателей и студентов и осознал до конца задачи института. Преподавали там в основном заслуженные революционеры, сами без глубоких научных знаний и без преподавательской подготовки. А училась там молодежь пролетарского происхождения, почти все были без среднего образования. Основная задача института заключалась в критике научного и идеологического инакомыслия — цель была не в том, чтобы дать студентам широкое образование, необходимое интеллигенции, а в том, чтобы только натренировать односторонний, идеологизированный подход к знаниям и жизни. По окончании института они должны были стать ректорами и профессорами других, уже специальных вузов. Таким образом предполагалось заместить старую интеллигенцию, частично уничтоженную в революцию, сбежавшую или высланную за границу.

Идея создать учебное заведение для того, чтобы быстро налепить из малообразованных взрослых людей новых идеологов-интеллигентов и назвать это заведение Институтом красной профессуры могла прийти в голову только малокультурным людям. Интеллигенцию общества невозможно создать однобоким обучением, тем более за короткий срок. По определению многих энциклопедий, интеллигенцией называется группа людей, «стоящих в оппозиции к правительству». Это не значит, что они заговорщики, они просто способны критически оценивать действия правительства, потому что их интеллект позволяет им подчас понимать происходящее лучше, чем понимает само правительство. Поэтому оппозицией они являются как бы номинально, по своим возможностям. Интеллигенция шлифуется десятилетиями, как морские волны долгими годами обтачивают остроконечные камни, превращая их в гладкую гальку.

Институту красной профессуры вменялось в обязанность как раз обратное: заполнить место отшлифованной гальки новыми «сырыми остроконечными камнями» из необразованных пролетариев — без всякой обточки, быстро создать из них прослойку лояльных правительству идеологов. И при этом им не только не давали широкого образования, но сужали его почти исключительно до идеологического просвещения.

Идею института поддерживали Ленин и Бухарин — два наиболее образованных и интеллигентных человека в руководстве страны. Казалось, они-то уж должны понимать невозможность «выковать» в короткое время интеллигентов из пролетариев. Но в горячке и сумятице революционных преобразований они принимали так много скороспелых решений и ежедневно издавали такую массу противоречивых декретов, что такая нелепица не казалась им странной. Правда, Ленин указывал, что для специальных предметов можно привлекать так называемых спецов, то есть профессоров старой формации, но их обязывали преподавать под неусыпным контролем большевиков.

Основная линия в системе образования новой России была определена как «политическое завоевание высшей школы». Была организована комиссия под руководством большевика Ротштейна. Институт должен был «ковать» кадры новых идеологов коммунизма, чтобы потом придать высшим учебным заведениям революционно-марксистскую направленность, наладить политическое воспитание молодежи. Были даже введены специальные термины: «орабочивание» и «большевизация» студентов. Главными предметами в институте были марксистско-ленинская философия и политика. Лекции по трудам Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина читали крупные коммунисты-революционеры. В силу недостатка специальных знаний на семинарах и лекциях они декларативно высказывали известные истины, подкрепляя их цитатами, а слушатели должны были запоминать важные фразы вождей пролетариата чуть ли не наизусть.

Почти одновременно с Институтом красной профессуры для формирования кадров руководителей производств была организована Промышленная академия. Для учебы там не требовалось никакой вообще подготовки, кроме преданности делу партии большевиков. И действительно, туда принимали молодых девушек-работниц без всякого образования: там учились жена Сталина — Надежда Аллилуева, жена Молотова — Полина Жемчужина (Коган) и простецкий паренек Никита Хрущев, будущий руководитель. Советского Союза.

Первым ректором Института красной профессуры был революционер М. Покровский. Ему строго предписывалось принимать в институт «только рабочих», прямо с производства, но при этом ставилось условием их «достаточное развитие через систему партийного просвещения». Такой системы пока вообще не существовало: партийное просвещение, которое велось в то время, сводилось к собраниям и митингам на политические темы. Какое просвещение могли получать на них рабочие? Чтобы все-таки набрать слушателей, Покровскому приходилось зачислять практически всех, только чтобы в послужном списке числилось: рабочий, рабочая. Это были энтузиасты строительства нового общества, но их энтузиазм сводился в основном к разрушению всего старого, которое они считали враждебным. Что же касается построения нового, то у них для этого не было ни культуры, ни знаний. Вдобавок учиться и жить им было негде: студенты сами присмотрели для себя здание Страстного монастыря (на нынешней Пушкинской площади), сами сделали в нем ремонт и устроили там свое первое общежитие.

Но вообще пролетарии неохотно шли в институт: время было тяжелое и смутное, надо было выживать и кормить семью. В 1928 году институт закончило только 29 рабочих: в первом же выпуске был большой отсев из-за полной неуспеваемости. Недобрав слушателей из пролетариев, в институт стали отбирать проверенных бойцов Красной армии — революционеров и командиров. Хотя лишь единицы из них имели приличное образование, все же у них уже были устоявшиеся коммунистические взгляды. В эту группу как раз и попал Павел Берг. У него одного этих взглядов не было, потому что в партию он вступил лишь недавно и вынужденно.