Последние хозяева кремля. «За кремлевскими кулисами»

Пройдет совсем немного времени, и сидевший тогда неподалеку от Маленкова в президиуме и как все неистово аплодировавший, Хрущев скажет, что все это ложь, что „фактически по производству зерна страна длительный период находилась на том уровне, который имела дореволюционная Россия”. На самом деле, несмотря на механизацию и коллективизацию, урожайность зерновых была ниже, чем в 1913 году. Но несмотря на эту и всю остальную ложь, о которой большинству делегатов было известно, поскольку они и были сочинителями этой лжи, гремели бурные аплодисменты, переходящие в овацию. Они достигли своего апогея, когда на трибуне появился невысокого роста с изрытым оспой лицом с желтыми глазами и пегими волосами старый человек в военном мундире. Казалось, общее помешательство, владевшее делегатами, наконец нашло выход и превратилось в массовую истерию.

Когда зал все-таки успокоился, старик в военном мундире начал речь. Чтобы понять, о чем он говорил, надо из зала заседаний съезда сделать бросок во времени и тогда мы окажемся в весенней Праге 1968 года.

В ту короткую ’’пражскую весну” чешские историки раскопали в дотоле запечатанных архивах весьма любопытный документ, помеченный январем 1951 года. В нем содержались сведения о состоявшемся в глубокой тайне совещании руководителей компартий различных европейских стран, на котором Сталин поставил перед ними задачу в ближайшие три-четыре года овладеть властью в Западной Европе. Выступая на XIX съезде, он вновь повторил этот призыв. Он благодарил Тореза и Тольятти за их заявления о том, что французский и итальянский народы не будут воевать против СССР и в свою очередь пообещал им не остаться в долгу и прийти на помощь. Те, кто не знал о существовании документа, обнаруженного чешскими историками, видели в этом повторение обычных партийных лозунгов. Но эти ’’несведущие” диктатора мало интересовали. Он обращал свои слова об ’’ударных бригадах” к ’’сведущим”. Он торопится. Он хочет еще при своей жизни увидеть, как произойдет захват мирами он хочет стать его властелином. Он не знал, что это ему не удастся, как не знал и того, что в зале сидит человек, который примет на себя осуществление его плана.

Андропов внимал речи Сталина. Он слышал, что не все в Политбюро одобряют сталинский план захвата мира. Конечно, они все готовы были разделить с ним власть над миром. Однако о том, как достичь этого, возникли разногласия. Некоторых членов Политбюро пугало ядерное оружие. Они опасались войны. Сталин же по-прежнему верил в незыблемость ленинского тезиса о том, что ’’империализм неизбежно порождает войны’!* Чтобы устранить их, он призывает к ’’уничтожению империализма”. Политбюро с этим не согласилось. То, что это было именно так, подтверждает документ, опубликованный после смерти вождя. В нем говорится: ’’Фатальной неизбежности войны нет. Теперь имеются мощные общественные и политические силы, которые располагают серьезными средствами, чтобы не допустить развязывания войны империалистами”.Так XX съезд,руководимый все тем же сталинским Политбюро, обоснует спустя три года так называемую политику „мирного сосуществования”. Андропов станет одним из тех, кто будет проводить эту политику. Он другими средствами будет стремиться к осуществлению завещанного ему учителем с трибуны XIX съезда. Он поймет, что куда безопаснее подрывать западные демократии изнутри, чем стремиться к военному столкновению с ними. Он будет посылать туда своих людей, организовывать всякие ’’движения” и ’’революции”. Они и станут андроповскими ’’ударными бригадами”. С их помощью он будет пытат ься поставить Запад на колени и получить власть над ним. Тогда, сидя в зале и слушая сталинскую речь, он, конечно, не мог предвидеть всего этого. Он, как и все, яростно отбивал ладони и вместе со всеми неистово кричал ”ура”, что зафиксировано в протоколе, как ’’бурные,долго не смолкающие аплодисменты, переходящие в продолжительную овацию”.

А спустя несколько дней, когда отгремели овации, граждане Советского Союза узнали из газет, что у них появились новые вожди. Теперь их было 25. На первый взгляд ничего зловещего в этом не было. И новые имена могли свидетельствовать о неистощимой заботе мудрого вождя и учителя о благе народа, которому он готовил новое поколение руководителей. Старое Политбюро прекратило свое существование. Теперь оно называлось Президиумом ,и в него, наряду со старой гвардией: Молотовым, Ворошиловым, Кагановичем, Маленковым, Берией, Микояном, Булганиным, Хрущевым, Сабуровым и Первухиным, входили и ’’молодогвардейцы”, среди которых были и те, с кем уже в течение многих лет был связан Андропов. Он, наверное, довольно улыбался, видя в числе новых вождей имена Суслова, Патоличева, Игнатьева, Михайлова, Андрианова.

Довольно улыбался и Черненко. Его покровитель и собутыльник Брежнев стал кандидатом в члены Президиума. Впервые перед обоими, хотя еще и вдалеке, вырисовываются очертания Кремля.

Позднее один из тех, кого Сталин грозился выбросить из Кремля и кого оттуда выбросит сталинский ученик, расскажет о том, что Президиум был создан для того, чтобы ’’покончить со всеми старыми членами Политбюро... ввести новых людей, обладающих меньшим опытом, которые бы всячески превозносили Сталина”.

Самое интересное произошло сразу после съезда. Если заглянуть в вышедший в Москве вскоре после смерти Сталина энциклопедический словарь, то можно узнать, что после XIX съезда он больше не носил титул „генерального секретаря”, а был всего лишь секретарем ЦК. Значит ли это, что отставка, о которой он намекнул на кремлевском банкете в честь парада победы и к возможности которой вновь вернулся на первом после XIX съезда пленуме, была принята?

Но если его отставка состоялась, то как могло случиться, что выдвинутые им на руководящие посты, судьба которых зависела от его пребывания у власти, допустили это? Ведь все их надежды были связаны с тем, что его правление продлится еще какое-то время, достаточное для того, чтобы они укрепились на своих позициях? Последующие события, когда их убрали с политической сцены, как только диктатор отошел в иной мир, лишний раз подтверждают, что реальной силой они овладеть не успели.

Какой бы в действительности титул ни носил диктатор, он продолжал оставаться Сталиным и власть была в его руках.

Покровители Андропова это хорошо понимают. Они торопятся. Образуется своеобразный штаб по проведению новой волны террора. В него помимо Сталина входят: министр госбезопасности Игнатьев, его заместитель Рюмин, Суслов, Пегов, Андрианов. Андропов на ближайших подступах к штабу. Всего одной-двумя ступеньками ниже. Для создания необходимой для проведения террора атмосферы штаб решает развернуть антисемитскую кампанию. Сталин дает переведенному в Москву на работу Хрущеву указание раздать рабочим 30-го авиазавода, недовольными условиями труда, дубинки и направить их гнев на евреев.

Прием евреев в высшие учебные заведения ограничивается. В сталинской империи, как и в гитлеровском рейхе, все эти репрессии носят отвлекающий характер. Они должны скрыть тот факт, что готовящийся удар будет нанесен по всем слоям населения, включая партийный, государственный и военный. После такого удара должно освободиться много мест. Новое поколение, рожденное новым террором, целиком обязанное Сталину, займет вакантные места.

О том, каким было бы это новое кровопускание,дает представление культурная революция в Китае, проведенная верным учеником Сталина — Мао Цзе-дуном. И в СССР уже были готовы свои хунвэйбины. Один из них, философ, член Президиума ЦК Д. Чесноков,написал книгу, в которой обосновывал необходимость депортации евреев. Книга уже лежала на складах,и ждали только команды для ее отправки в магазины. Депортации отводилась важная роль. Она должна была явиться как бы кульминацией террора, каждая стадия которого была тщательно продумана.

Все должно было проходить как в хорошо отрежиссированном спектакле. Завязка его — арест врачей-евреев. Затем ’’убийцы в белых халатах” предстают перед судом. В то время, как внимание всей страны и мира было бы привлечено к процессу, уничтожаются сотни тысяч людей других национальностей. Затем выносится приговор. Приводить его в исполнение собирались на Красной площади, на стосковавшемся по казням Лобном месте. Для этого здесь воздвигнут невиданные со времен стрелецких казней Петра Первого виселицы. Казнь будет проводиться при огромном стечении трудящихся, у многих из которых к тому времени уже будут расстреляны близкие и многие из которых будут расстреляны сами. Но по ходу казни они, конечно, выражают свое бурное одобрение восторженными криками и, как полагается, по окончании зрелища бурными аплодисментами, переходящими в продолжительную овацию, славящую организатора зрелища и благодарящую его за заботу и за избавление от еврейской опасности. Наконец, среди всеобщего ликования раздаются голоса видных деятелей еврейской культуры. И они тоже благодарят! За заботу, за казни, за спасение и просят всемудрейшего отца народов снизойти к их всеподданнейшей просьбе и разрешить еврейскому народу покинуть города и поселиться где-нибудь, где на то будет его благосклонная воля. Такое обращение не только было заготовлено. Оно уже было и подписано.