Спартак. Бунт непокорных

Тадикс тяжело опустил руки.

— Большинство погибли, так и не добравшись до вершины. Я видел, что Крикс боролся как галл, держа меч двумя руками. Когда копье пронзило ему бедро, он продолжал сражаться даже на коленях. Один против десяти, двадцати римлян. Они отрубили ему руки и голову. Я — это все, что осталось от двадцатитысячной армии, которая, уходя, прошла мимо тебя. Ты помнишь их лица, Спартак? Я подбежал к обрыву и прыгнул, желая умереть. Но море не захотело забрать меня, и я поплыл по течению, добрался до берега и вышел на сушу. Повсюду я видел тела, от которых волки отгоняли огромных птиц. Я направился на север и ушел из долины, пройдя по гребням гор. В этом лесу я встретил Аполлонию. А где она, там и ты.

Он покачнулся, и Спартак поддержал его. Но Тадикс отстранил его, отступив на шаг.

— Я с тобой, Спартак! Во мне сила Эномая, Виндекса, Крикса и двадцати тысяч, которых больше нет.

Он сжал кулак и взмахнул им.

— Дай мне оружие.

Спартак протянул ему свой меч.

41

Тадикс с мечом в руках медленно расхаживал между римлянами, которые стояли на коленях, прижавшись друг к другу. Иногда он касался их лиц лезвием меча. Он прокладывал себе дорогу среди обнаженных тел, отбрасывая их ногой в сторону. Время от времени наносил пленным удар кулаком в висок. Они шатались, иногда падали, но чаще их поддерживали другие, и они снова поднимались. Кровь текла из рассеченных губ и разбитых носов.

Они стояли, глядя в землю, ожидая смерти, но Тадикс заставлял их поднять голову, хватая за волосы.

Иногда он наклонялся и вглядывался в лица. Из толпы рабов, окружавших лагерь, в котором по приказу Спартака были собраны римляне, оставшиеся в живых после сражения, послышались крики.

— Оставьте их в живых! — приказал фракиец, разглядывая пленных солдат VII легиона, которых гладиаторы раздели и начали убивать.

Но многие рабы, будто не слыша приказа, продолжали наносить римлянам удары мечами и кинжалами.

Еще две недели назад они боялись, что настанет день, когда им самим придется стоять на коленях, ожидая удара мечом.

Все последовали за Спартаком, хотя никто не верил его обещаниям. А он сулил победу над шестью легионами.

По ночам они шли вдоль гребней гор, днем прятались в лесах или ущельях, поднимались по горным рекам, месили ногами грязь. В нескольких сотнях шагов от них звучали трубы легионов, идущих на север, уверенных, что и Спартак направляется туда.

Куда же они шли?

Люди шли за Спартаком, смотрели на звезды и думали, что действительно движутся к Цизальпине. Но на следующую ночь они снова поворачивали к Кампании, Капуе и крепости Кум и, наконец, войдя в Апулию, вернулись в леса, которые покинули несколько дней назад.

Долины Кампании и Апулии были пустынны. Легионы ушли на север, думая, что именно там находится войско Спартака. Консулы и преторы, легаты и трибуны считали, что преследуют армию мятежников. Они приказали войскам ускорить шаг и бросили обозы без охраны.

Глубокой ночью Спартак подал сигнал к наступлению.

Он напал на легионы, которыми командовали консул Лентул и его претор Манлий. Оставшиеся в живых бежали, а немногочисленных пленников женщины забросали камнями.

Затем Спартак снова углубился в леса и шел по гребням гор с той же скоростью, что и легионы Публиколы, Квинта Аррия и Публия Вариния, которые двигались через долину, думая, что преследуют бегущее войско Спартака. Фракиец тем временем выжидал, когда римляне оставят фланги и арьергард без охраны.

Это произошло ночью. Сотни солдат, которым не посчастливилось спастись бегством или погибнуть в бою, были взяты в плен. Спартак приказал оставить им жизнь.

Вооруженные люди защищали от толпы рабов лагерь, где среди стоящих на коленях пленных расхаживал Тадикс-гигант.

Каждый раз, когда он ударял того или иного солдата, толпа ревела:

— Убей! Убей! Убей!

Женщины начали бросать камни, другие пытались прорваться в лагерь. Внезапно раздался голос Спартака:

— Того, кто убьет хотя бы одного римлянина, убью я! — сказал он.

— Они наши! — возразил кто-то.

— Помни про Крикса, отомсти за него, отомсти за Эномая! Месть — это правосудие! — крикнул другой. — Свободные люди и боги мстят за себя. Мы свободны, позволь нам отомстить!

Толпа рабов снова взревела: «Убей! Убей!»

Спартак вошел в лагерь, стал посреди пленных. Он направился к Тадиксу-гиганту, который схватил одного римлянина и рывком поставил его на ноги.

Тадикс повернулся к Спартаку.

— Я видел его на горе Гаргано, — сказал Тадикс. — На нем были золоченые латы претора. Он ходил по трупам. Я узнал его. Я видел его, когда сражался на вершине горы. Я знал, что, если попадусь ему в руки, он снимет кожу с меня живого.

Римлянин, не сопротивляясь, стоял, опустив голову.

— Это претор Вариний, — сказал подошедший к ним Посидион.

Несколько пленных подняли головы. Один из них крикнул, что трибун Кальвиций Сабиний и центурион Номий Кастрик находятся среди них, что именно они и консулы заставили их воевать против Спартака, а сами солдаты уважают гладиаторов, которые часто учили их сражаться.

— Мы предлагаем тебе нашу жизнь, Спартак! Позволь нам отомстить тем, кто обращался с нами как с рабами!

Спартак помолчал, затем подошел к Варинию, которого Тадикс все еще держал за волосы.

— Претор… — сказал Спартак.

Он произнес это слово словно ругательство. Вокруг его рта залегли глубокие складки.

— Претор, тебя ожидает то, на что ты обрекал других! — сказал он, с отвращением глядя на пленного.

42

Нас было более четырех сотен, безоружных, коленопреклоненных, нагих.

Смерть, которой я искал на поле сражения, ускользнула от меня. Я надеялся, что эти дикари, захватившие нас живыми и вырвавшие у меня меч прежде чем я успел вонзить его себе в бок, сразу же зарежут меня.

Но я забыл, что рабы не люди, они сражаются не как солдаты наших легионов. Значит, они нас не убьют.

Они били нас, оскорбляли, унижали.

Нескольких пленных они отдали на растерзание своим женщинам. Те с воем вонзали зубы и ногти в их тела, выкалывали глаза, отрезали половые органы, рвали на части, сдирали кожу.

Дикари превратили римских граждан в кровавое месиво.

Но и после этого они продолжали яростно кричать. Они все еще жаждали крови.

Нас собрали в одном лагере.

Я испытал чувство стыда оттого, что был раздет и стоял на коленях, как побежденный.

Галл огромного роста вышел вперед и начал бить нас. Толпа ревела, требовала выдать нас, чтобы распять или разорвать на части.

«Они наши, мы — их хозяева! — кричали говорящие звери. — Мы свободны!»

Гигант узнал претора Публия Вариния, стоявшего на коленях возле меня. Я подумал, что он размозжит ему голову кулаком.

Но их предводитель, фракийский гладиатор Спартак приказал не убивать нас.

Гигант отпустил Вариния, и тот тяжело осел на землю передо мной.

Затем подошел Спартак, и гигант, схватив меня за волосы, заставил поднять голову.

— Ты Номий Кастрик, центурион VII легиона, — сказал предводитель рабов. — Я знаю тебя. Ты был во Фракии. Это ты посадил меня в клетку.

Я решил, что он перережет мне горло. Закрыв глаза, я с нетерпением ждал, когда его меч коснется моей шеи.

— Позже! — заявил Спартак.

Потом он узнал Кальвиция Сабиния, трибуна.

Он толкнул его ко мне и Варинию.

Мы стояли на коленях, а фракиец расхаживал по лагерю, останавливаясь перед каждым пленным, заставлял его подняться.

Когда я увидел, что Спартак строит людей парами, я понял его замысел. Я вспомнил, что он сказал Публию Варинию: «Претор, тебя ожидает то, на что ты обрекал других!»

Я сказал:

— Этот гладиатор хочет посмотреть, как мы умрем смертью гладиатора.