Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 4. Жена господина Мильтона, Стихотворения

Сама я в тот вечер осмелилась надеть мужскую одежду: решила изобразить разбитного парня; на мне была высокая шляпа с узкими полями и огромным пером с бантиком из серебряной ленточки. На руке - голубовато-серебристый плащ с белой подкладкой. На запястьях и у горла у меня были манжеты тонкого греческого кружева, еще я надела облегающий короткий камзол зеленовато-серебристого оттенка и панталоны того же цвета в форме органных труб, украшенные у колен розочками из того же материала. Сапоги были на два дюйма больше моих ног, и верх сапог с очень широкой бахромой был подвернут вниз до самых позолоченных шпор, которые звенели, как колокольчики. В правой руке я держала трость и поигрывала ею, шагая по залу. Я широко расставляла ноги, точно малыш, делающий первые шаги, потому что боялась, что шпоры могут зацепиться за кружева и я шлепнусь. Я приклеила небольшую острую бородку, которую я прищипывала, но так осторожно, боялась, как бы она не осталась у меня в кулаке. На руках были тонкие перчатки с отделкой, сильно надушенные. Я отдавала направо и налево поклоны, а не приседала, как положено девушке. Мой кузен Арчдейл, позже погибший в рядах королевской армии во время осады Глостера, купил эту одежду для меня у одного знакомого придворного юноши. Мой кузен всегда внимательно относился к моим просьбам.

Вот так я развлекалась, хотя это, может, и не очень подобало девушке на выданье, но в танцах я не отставала от джентльменов, а когда все-таки меня узнали, мои родители на меня не рассердились. Но никто не был шокирован моей выходкой, ведь в канун Крещения любые шутки позволительны. По-моему, это свидетельствует о решительности моего характера и терпимости того времени. В нашем доме все чувствовали себя хорошо и свободно, разумеется, это не касалось преступников, которых констебль приводил к моему отцу, выполнявшему обязанности мирового судьи. Или какого-нибудь надменного пуританина-торговца, приехавшего по делам, и решившего, слушая наши шутки, что он попал в Вавилон… Моя тетушка Джонс из Стенфорда, старшая сестра отца, была весьма строгих правил и старомодных взглядов. Она пришла на маскарад в старинном, с большим декольте, сером платье, с обычными накрахмаленными оборками и рюшем, в старой бархатной шляпе, похожей на надутый ветром шар. Она попыталась осудить моего отца. Ткнула в меня пальцем и спросила, как он допустил, чтобы благородная девица на выданье выбрала для себя подобный наряд?

Мой отец сказал, что мы празднуем канун Крещения, а если она будет всем мешать, то он представит ей обвинения в том, что она пытается испортить праздник, и тогда Владыка Буянов начнет взрывать у нее над ухом петарды. Тетушка попросила прощения и замолчала надолго, сохраняя кислое и мрачное выражение лица.

В перерыве между танцами я разрезала праздничный пирог, начиненный изюмом, сливами, имбирем, медом и украшенный глазированным сахаром. В центре пирога находилась повозка с дровами из фруктового сахара; на верхнем пласте теста лежали разные фрукты - яблоки, лимоны, апельсины, сливы, груши - тоже из сахара и раскрашенные, как настоящие фрукты. Я была очень благодарна крестной за подарок и постаралась, чтобы ей достался кусок пирога с бобом, который приносит счастье. Я была в кухне, когда боб положили в пирог, и заметила это место. Тетушка радостно, будто дитя, вытащила боб, и ее короновали Бобовой Королевой. Она выбрала моего брата Джеймса своим королем, меня назначила своим пажом, а Владыку Буянов - гофмейстером. [Человек, отвечающий за придворный церемониал.]

Став королевой, моя крестная принялась назначать своим подданным кому что исполнять. Сэр Роберт Пай должен был, стоя рядом с ней, прочитать молитву в честь священного права епископов. Мой отец начал было протестовать, потому что сэр Роберт Пай Старший, член парламента от Вудстока, а парламент решил безжалостно изгнать епископов из правительственных учреждений; отцу не хотелось никого из Пайев обижать, потому что он был им благодарен - они дали ему в долг крупную сумму денег.

Сэр Роберт не был негодяем, он был благородным рыцарем, а потому незамедлительно повиновался Бобовой Королеве: начал с глубокой иронией расхваливать епископов до небес, сравнивая их с сельскими разносчиками, которые успевают не только присматривать за лошадьми и товаром, но и подслушивать сплетни в харчевнях и пабах; они не брезговали даже старыми сплетницами и их собутыльниками. Вот так, сказал он, епископы добывают самые горячие новости. Сэр Роберт жутко разозлил двух университетских профессоров - Брауна и Пребендария Иля из Крист-черч. Они не были прелатами, но догадались, что сэр Роберт издевается над епископом Оксфорда доктором Бенкрофтом, который во время посещения Вудстока совал свой нос в дела отца сэра Роберта. Разгневанные господа закутались в плащи, сверкая глазами, доктор Браун пробормотал, что существуют такие рождественские пироги, от которых у него болит живот. [Игра слов: Руе - звучит, как "pie" - пирог (англ.).]

Услышав это, мой брат Джеймс нахмурился, повернулся к Королеве и громко сказал.

- Ваше величество, здесь сидят две кислые личности, им следует напомнить о необходимости почитать нас!

Вся компания радостно восприняла это замечание, и Джеймс назначил им штраф - они должны были выпить по пол-галлона шотландского эля [1 галлон = 4,5 литра.] "в честь Синих Беретов", имея в виду антипрелатских шотландских Ковенантеров, с оружием в руках выступавших против молитвенника, который наш архиепископ Лод пытался им навязать. Доктора не рискнули отказаться, к тому же им очень нравился наш эль, который я сама помогала готовить (мы его заливали в бочки из-под десертного вина), он получился отличного качества.

Когда я поставила перед ними кувшин, они пробормотали подобающие случаю слова благодарности, но к ним добавили еще и молитву, от которой Синие Береты действительно посинели бы от носа до пяток: они молились о мире и спокойствии в двух королевствах. Все расхохотались, и наши набожные гости пришли в хорошее настроение. Они выпили, и эль на них так подействовал, что они замигали, будто совы, а вскоре вообще позабыли, за что их наказали.

Было уже половина десятого, мы сели ужинать, когда раздался стук в дверь, и перед нами предстал приходской констебль, дюжий детина, который за шиворот держал какого-то беднягу.

Констебль спросил:

- Его Милость судья дома? Он не сможет разобраться с этим мошенником? У меня есть свидетели, подтверждающие, что этот бродяга пытался совершить ограбление.

Я подошла к дверям и спросила:

- Мистер констебль, у его Милости нет на это времени. Разве вам не известно, что сегодня канун Крещения?

Но констебль не хотел уводить беднягу, твердил, что в городской тюрьме нет замка, потому что плотник об этом не позаботился, преступник чего доброго сбежит. Он умолял меня, чтобы судья поместил бродягу в какое-нибудь надежное место на ночь, а обвиняемый, набравшись смелости, закричал:

- Я требую справедливости! Я не жулик, а честный человек из Ноука. Я заблудился, потерял дорогу и лошадь в пурге. Мне надо спешить: моя жена рожает.

Слуга пошел к отцу и передал слова пойманного. Отец приказал:

- Пусть констебль проведет его со свидетелями в гостиную, пошлите туда моего секретаря, [Имеется в виду секретарь по делам мировых судов, должность ликвидирована в 1972 г.] пусть приготовит mittimus и все, что ему потребуется. - Затем отец обратился к сэру Роберту: - Кузен, пойдемте со мной. Вам будет интересно присутствовать при разбирательстве этого дела.

Отец взял черную полумаску и надел ее сэру Роберту. Из кухни бегом прибежал клерк, одетый в черную одежду, на которой были нарисованы белые кости скелета. На лице у него была маска с изображением черепа.

- Ваша Милость! - воскликнул клерк. - Позвольте мне сходить домой и переодеться в мое обычное платье.

- Зачем же, мешок с костями? - удивился отец. - Мы проведем это дело в соответствующем стиле. Оставайтесь в своем наряде!

Констебль привел предполагаемого преступника в гостиную, это оказался честный малый, бедняк Джон Форд из Ноука, что в нескольких милях от нас, мой отец его знал. Лошадь действительно выбросила его в снег, он попытался спрятаться от пурги неподалеку в курятнике, где его и обнаружили. Его схватили с криками: "Грабитель! Грабитель!" - один из схвативших беднягу побежал за констеблем. От яркого освещения и шума голосов свидетели притихли, а когда они вошли в гостиную… Боже, что предстало их взглядам! Сам Дьявол, и с вымазанным чем-то желтым лицом. В ход пустили, видно, отличную охру, которую добывали в шахте на земле Тайррелла на границе Шотоувер-Форест. Дьявол сидел в большом кресле, накрытом ярко желтым атласом. Рядом с ним возвышался высокий человек в черной маске, а в руках он держал обнаженный меч. За столом сидел скелет и чистил перья. Рядом три маленькие обезьянки, сидя на корточках, энергично почесывались. Свечи под красными колпачками заливали все вокруг мрачным красноватым светом.