Том 1

В преддверии первой мировой войны 1912–1914 гг. Василий Янчевецкий, будучи корреспондентом СПТА в Турции и на Балканах, находится в Константинополе, а непосредственно в войну — в Бухаресте и Яссах как представитель Петроградского телеграфного агентства в Румынии и на Балканах. «После Октябрьской социалистической революции и начала гражданской войны в России, — свидетельствует М. В. Янчевецкий, — мой отец в Яссах получил несколько предложений от иностранных телеграфных агентств служить у них с последующим отъездом за границу. По тем временам это были все выгодные предложения, но отец отказался от них. Он не хотел покидать Россию, которую любил превыше всего» [7].

В Россию, преображенную революцией, Василий Янчевецкий возвратился весной 1918 года. Буря гражданской войны стремительно пронесла его через Бессарабию и Украину, Самару, Урал и Сибирь. После войны — Ачинск, Тува, Минусинск, где он, оставаясь журналистом и пробуя себя в драматургии для профессионального «взрослого» и самодеятельных детских театров, работает инструктором наробраза, школьным учителем, даже сельским писарем. Затем три года «московского перепутья», когда будущий писатель, не имея собственной крыши над головой, вынужден довольствоваться работой (безработица!) корректора в редакции газеты на немецком языке и экономиста в Госбанке; два года самаркандской жизни, также не связанных впрямую с писательством, неодолимое влечение к которому все более властно завладевает сокровенными помыслами. Вот почему в 1928 году твердо принято окончательное решение вернуться в Москву и безраздельно отдать свои силы уже не журналистскому, а литературному труду. Так началась прочная и долгая оседлая жизнь, которая нарушится лишь в Отечественную войну трехлетней эвакуацией сначала в Куйбышев, затем в Ташкент…

Выделив важнейшие вехи жизненной биографии Василия Яна, обратимся теперь к биографии творческой. Но где, на каком рубеже искать ее начало? Сам писатель полагал, что возвращение в Москву в 1928 году означало для него тот поворотный рубеж жизни и творчества, когда многолетние «скитания по равнине вселенной заменились скитаниями по страницам бесчисленных книг» [8]: началась упорная работа «над материалами для давно задуманных исторических повестей… Скитания по свету, особенно по Азии, дали мне массу впечатлений, которые послужили основой, фоном моих исторических произведений». Думается, однако, что исходное начало начал будущий писатель вынес намного раньше: на рубеже веков в пешеходных странствиях по России, которые запечатлел в дневниковых путевых записках, ранних очерках и рассказах.

Лишь малая часть их вошла в первую книгу Василия Янчевецкого «Записки пешехода» (1901), вышедшую небольшим тиражом в издании газеты «Ревельские известия». Многие материалы, не попавшие в книгу, печатались в те же годы в петербургской и ревельской периодике или были включены позднее во вторую книгу статей, очерков и рассказов на темы воспитания, изданную в 1908 году. Но, как сообщает М. В. Янчевецкий, большая часть записок осталась неопубликованной и оказалась утраченной.

Если «Записки пешехода» и были для молодого Василия Янчевецкого «пробой пера», то отнюдь не ученической: в ранних публикациях журналиста угадывался начинающий писатель. Влечение к образному слову, повествовательному сюжету, живописной социальной, психологической, бытовой детали — все вместе выдавало явное тяготение к прозе, для которой тесны и скудны возможности оперативного репортажа. Большинство прозаических миниатюр, составивших книгу, представляют собой выразительные очерковые зарисовки, которые перерастают в сюжетные новеллы.

Своего рода смысловым ключом к ним может служить очерк «Живучие люди», имевший для автора программное значение. Датированный концом прошлого века, он выражает умонастроения русской интеллигенции, в сознании которой еще живы традиции народнического «хождения в народ». Не обязательно с целью революционной пропаганды в крестьянских массах, но непременно с искренним побуждением познания народной жизни, духовного приобщения к ней. Начало нового, пролетарского этапа революционно-освободительного движения в России не отменило старых общедемократических традиций просветительского гуманизма, пусть ограниченных, но также «работавших» на социальный и духовный прогресс нации и потому разделяемых многими передовыми людьми того времени. На такой позиции стоял и молодой Василий Янчевецкий, чье «хождение по Руси» диктовалось внутренними потребностями собственного духовного развития, а выражало объективно социальные и нравственные устремления широкого слоя демократической интеллигенции, воспитанной на гуманистическом пафосе народничества и народнической литературы.

«Хождение по Руси» в полной мере убедило будущего писателя в том, как плохо приспособлена для человеческого счастья российская действительность, однако мысль о ее революционном преобразовании не входит в круг идей, развиваемых и утверждаемых в очерках и рассказах, хотя в гуманистическом сострадании народу содержатся мотивы социальной критики. Не глазами безучастного, праздного наблюдателя, который изучает крестьянский мир «сверху» или «со стороны», воспринимает автор «Записок пешехода» народную жизнь, но человека, сильно и глубоко страдающего от ее несовершенства, чутко отзывающегося на ее драмы, кровно заинтересованного в ее улучшении. Такой зоркий, проницательный взгляд чужд суесловной идеализации, от него равно не ускользают как высокие духовные порывы народа, воплощенные, например, в собранных и тут же приведенных образцах фольклора, песенно-поэтического творчества, так и мрачные стороны повседневного бытия — ужасающие бедность и нужда, нищета и беспросветность, темнота и невежество, слепая сила предрассудков и суеверий. Тяжкая народная доля то и дело вторгается и в путевые зарисовки, этюды сугубо этнографического характера, «натуральные» описания крестьянского труда, быта и нравов. Не обойдены авторскими наблюдениями такие социальные и духовные явления российской действительности, как живучесть в народе, особенно в крестьянстве, царистских иллюзий, уголовная преступность- местных полицейских властей. В новелле «Голодная зима» обнажена одна из самых страшных социальных язв дореволюционного времени — хронический недород и повальный голод, охватывавший целые губернии, уносивший в нищих селах и деревнях тысячи и десятки тысяч людей.

Наблюдая острые социальные противоречия народной жизни, Василий Янчевецкий напряженно задумывался об их возможных решениях, поисках выхода из тупиков действительности. Раздумьями об этом вызваны его заинтересованная поддержка воскресных народных школ, противодействующих вековому «предубеждению крестьян обучению грамоте взрослых девушек» («Воскресные школы»), увлеченная пропаганда начинаний «братства» фабричных работниц, созданного «с целью взаимной нравственной поддержки, лучшего устройства своей жизни, с тем чтобы иметь возможность сообща оказывать помощь там, где один человек бессилен». Во славу энтузиастов народного просвещения, духовного благородства и нравственного авторитета учительства, которое исстари «в русской школе — призвание, но не ремесло», написан очерк «Учитель века», посвященный педагогу — столичному профессору и сельскому учителю — С. А. Рачинскому. «Племянник поэта Боратынского, друг первых славянофилов и преемник их по своим убеждениям и деятельности», он принадлежал по рождению и воспитанию «к стародворянской части русского общества». Тем значительней выбор, который он совершил, когда, предпочтя привилегированное положение богатого помещика скромному званию народного учителя, «бросил университетскую деятельность, оставил все привычки и городские удобства и переселился в школьный дом, начав жить одною жизнью с учащимися крестьянскими детьми». Достойный, на взгляд автора, пример подвижничества свидетельствует о том, что «Русь еще не оскудела людьми, занятыми созидательной работой, которые… веря в свои идеалы, заслуживают большего общественного внимания, так как они оставляют заветы будущему и передают свет новым поколениям, при котором тем придется жить и работать».