Александр Васильевич Суворов. Его жизнь и дела

«Однажды летом Семеновский полк содержал караулы в Петергофе. Суворов, наряженный в караул, стоял у Монплезира и, несмотря на небольшой рост свой, так ловко отдал честь императрице, гулявшей по саду, что она остановилась, посмотрела на него и спросила у него об имени. Узнав, что он сын Василия Ивановича Суворова, императрица вынула из кармана серебряный рубль и подала ему.

— Государыня! Не возьму, — сказал ей почтительно Суворов. — Закон запрещает солдату брать деньги, стоя на часах.

— Молодец! — ответила императрица, потрепав его по щеке, позволила поцеловать руку и положила рубль на земле, говоря:

— Возьми, когда сменишься!»

Суворов берег крестовик императрицы всю жизнь и часто говаривал потом, что никогда и никакая другая награда не радовала его более этой первой награды.

ПЕРВЫЕ ПОДВИГИ.

Почти девять лет прослужил Суворов простым солдатом, и только на 24 году жизни был произведен в офицеры. Между тем, некоторые из его сверстников, по просьбам и хлопотам знатных родственников, в эти годы успели уже достигнуть генеральских чинов.

Получив офицерский чин, Суворов не изменил своей трудовой жизни. Правда, он жил теперь в доме отца, но все свое время делил лишь между учением и службой. Он совершенно избегал светских развлечений и удовольствий, в обществе казался неловким, нелюдимым, ничего не искал у знатных, стараясь до всего достигать лишь своим упорным трудом и терпением. В это время он с особым усердием изучал военные уставы и законы русские, которые и знал потом в совершенстве. В то же время, служа в пехотном полку, он старательно изучал артиллерийское дело, чтобы приобрести опытность в каждом роде оружия. Не забывал также и занятия литературой. Он не только с жаром читал творения великих писателей, но даже и сам писал сочинения, которые помещал в единственном в то время журнале «Ежемесячные сочинения».

В 1756 году в Европе началась знаменитая семилетняя война между Пруссией и Австрией. Прусский король Фридрих II завладел Силезией, принадлежавшей Австрии. Россия вступилась за Австрию, и русская армия под начальством Апраксина выступила в поход. Для Суворова, наконец, открылось то поприще, к которому он готовился так настойчиво в течение своих детских и затем юношеских лет; его неудержимо тянуло на боевое поле. Но в действующую армию он был определен лишь в 1759 году, и то сначала лишь в качестве дежурного майора при графе Ферморе; настоящая же боевая школа наступила для Суворова еще через два года, когда он был назначен в конный летучий отряд графа Берга; отряд этот должен был отражать одного из любимых полководцев Фридриха, генерала Платена. Здесь то Суворов впервые выказал свое необыкновенное военное дарование. Гусары и казаки под его командой обратились в стаю орлов, которые не знали, что значит неудача.

— Ребята, — говорил солдатам молодой офицер, — для русского солдата нет середины между победой и смертью. Если сказано вперед, так я не знаю, что такое усталость, холод и голод!..

Солдаты понимали Суворова и под его начальством они, действительно, геройски переносили все невзгоды военной жизни, и со славою довели до конца порученное им дело. Суворов был отличен, как «лихой кавалерийский офицер, каких мало». Во всей армии не было человека, который не знал бы Суворова. Среди войска только и разговора было, что про него. Между прочим, особенно удивлял всех следующий случай. В одном месте во время сражения русские гусары и конные гренадеры не выдержали натиска пруссаков и обратились в бегство.

Как вдруг, откуда ни возьмись, среди них явился Суворов.

— Стой! стой! Куда вы, — закричал он. — Я здесь!

Отступавшие остановились.

— Стройся! —скомандовал Суворов, и все опять пришло в порядок. Отряд во главе с Суворовым ринулся вперед, пруссаки не выдержали дружного натиска, дрогнули, и победа осталась за русскими.

Семилетняя война могла бы затянуться еще дольше, но в 1762 г. на престол вступила императрица Екатерина II, не пожелавшая продолжать войны с Фридрихом; русские войска были отозваны.

СУВОРОВ - ПОЛКОВНИК.

Суворов возвратился в Россию; здесь получил он в свое командование Суздальский полк. С большим усердием и удивительным рвением принялся молодой полковник за обучение вверенного ему полка особой военной тактике, которую выработал он сам и которая справедливо названа Суворовской. Суздальский полк квартировал в Новой Ладоге. Весь отдавшись любимому делу, Суворов жил здесь очень уединено, избегая праздной светской жизни.

По Суворовской тактике главными качествами солдата должны быть смелость, решимость, настойчивость и стойкость. Эти-то качества и старался он выработать в своих солдатах. Без боевого учения у него не проходило ни одного дня. Едва взойдет солнце, он уже на ногах и велит бить сбор. Ни летний зной, ни суровые зимние морозы, ни осеннее ненастье — ничто не считалось у него помехой для солдатского учения. Наоборот, все это он считал лучшим средством для выработки у солдат выносливости и стойкости. Замечательно, что солдаты Суворова не только не тяготились такою службою, но всегда с любовью и охотой исполняли все распоряжения своего любимца командира — так умел он приохотить их к воинским занятиям.

Однажды Суворову пришла мысль показать своему полку, в чем состоит штурм и как нужно брать крепости. Дело было на маневрах. Невдалеке виднелись стены соседнего монастыря. Недолго думая, Суворов составил план штурма, расположил в боевом порядке свой полк и скомандовал: «На штурм!»

С быстротою молнии полк бросился на монастырские стены, солдаты взобрались на них с криком: „ура!“ — и монастырь был взят. Легко себе представить испуг монастырской братии. Суворов поспешил, однако, извиниться перед настоятелем, обяснив, что он не мог удержаться от удобного случая научить своих «орлов» штурму. Когда об этом поступке донесли императрице, она пожелала видеть этого чудака, милостиво приняла его и, отпуская, сказала: «Не троньте его, я его знаю». Императрица хорошо видела, какой гений скрывается в Суворове.

Живя с солдатами одной жизнью, Суворов не мог оставаться равнодушным при виде их умственной темноты, поголовной безграмотности и глубокого невежества. И вот он принимается за обучение солдат грамоте, молитвам; он сам толкует смысл их и всячески заботится, чтобы осветить солдатскую душу светом веры. Для солдатских детей он открывает две школы, сам поступает в них учителем, составляет краткий катехизис, учебник арифметики и молитвенник. Благодаря его же стараниям и хлопотам, были построены для открытых школ новые здания, заложена полковая церковь, при казармах разведен сад и т. п. Сам лихой и неутомимый работник, он не давал находиться в бездействии и своим людям, пуще всего боясь праздности и её последствий. «Смотрите, ужо птички Божии поднялись, а нам грешно не встретить солнышка в чистом поле», часто говаривал он солдатам, собирая их на ученье ранним утром.

С этого же времени у Суворова все больше и больше начинают развиваться странности в поведении, еще более укрепившие за ним название «чудака». Странности эти проглядывали во всем — в разговоре, в письмах, в походке, в движениях, — словом, во всем он был оригинален, во всем не походил на других. «Он ходил припрыгивая, — пишет его историк, — говорил отрывисто, вмешивал в речь свою поговорки и пословицы, всем и каждому высказывал правду в глаза; притворялся, что не терпит зеркал, боясь в них увидеть себя; иногда странно посмеивался, слушая других; молчал, когда все ожидали его речей, начинал говорить умно, красноречиво, вдруг останавливался, смеялся и убегал, прыгая на одной ноге. Раз навсегда отказался он от всякой роскоши: спал на сене, ходил зимою без шубы, ел простую грубую пищу, отрекся от светского общества, проводя время только с своими солдатами и офицерами. Первое требование его от подчиненного было — немедленный ответ на всякий, даже самый странный, нелепый вопрос. Слово не знаю возбуждало гнев Суворова, он притворялся рассерженным, кричал, бранился, топал ногами и т. п.» Все эти чудачества скоро обратили на Суворова всеобщее внимание, а некоторые недоброжелатели его даже старались объяснить их в дурную сторону и говорили, что «он дурачится пьяный». Но Суворова эта клевета не беспокоила: он хорошо знал ей цену. «Тот еще не умен, о ком говорят, что он умен», — часто говаривал он в таких случаях.