Преображения еврея

А вокруг талдычится «Жид - дрожит», «Жид от пули бежит»... Анекдоты вьются о евреях в бою: Рабинович, в окопе скорчась, кричит «Не стреляйте, здесь же люди!»; по команде «Вперёд, орлы!» евреи в атаку не бегут: «Мы не орлы, мы - львы: Лев Абрамович, Лев Давыдович...»

Может быть, нет дыма без огня?..

В Библии достаточно примеров еврейской свирепости в войнах с другими народами. Здесь не одна лишь религиозная нетерпимость бушует. Когда древним евреям, после потери своего государства придавленным неволей в ярме завоевателей, становилось невмоготу от страданий, они мечтали о мести. Именно в периоды угнетения греками (времена Маккавеев) или вавилонянами рождались еврейские фантазии о каре мучителям, словно проявлялись в крови гены давнишнего доблестного бешенства. И слагалась Книга Эстер, где в ответ на грозящее истребление евреи радостным махом победного меча вмиг уничтожают 75 тысяч своих ненавистников. И в книге Юдифи того же периода известный из Библии эпизод вероломного убийства сыновьями Иакова жителей города Сихема (Шхема) перетолкован как праведный акт мести: «О Бог моего предка... давший ему в руку меч для мести!..» А ответом на разрушение Первого Храма зазвучал Псалом «На реках Вавилонских», которого окончание: «Блажен... кто плач Израиля сторицей На притеснителях отмстит! Кто в дом тирана меч и пламень И смерть ужасную внесёт! И с ярким хохотом о камень Его младенцев разобьёт!» (перевод Николая Языкова) [1, 150]. После страшного александрийского погрома 38 г. еврейская книга «Премудрости Соломона», прозрачно перенося на современность историю Исхода из Египта, услаждает сердце читателя-единоплеменника десятью страшными казнями египетскими, ниспосланными Богом в отместку мучителям евреев.

Историк Соломон Лурье: «У народа, привыкшего в течение многих столетий к унижениям и угнетениям, атрофировалось в целях самосохранения естественное чувство живой ненависти к притеснителям и умение живо, немедленно, рефлективно реагировать на обиду! ...они кипели местью, но многовековая дрессировка приучила их загонять это чувство внутрь себя и не давать ему проявляться... Инстинкт национального самосохранения приучил их вовсе не реагировать на менее тяжёлые обиды, а на более тяжёлые реагировать не рефлексом, а разумом. [Такой реакцией было и] то упорство, с которым евреем стремились к достижению фактического влияния в стране. Но, с точки зрения античной морали такой способ реагировать на обиду считался недостойным... Результатом... явилось чувство гадливости и презрения к евреям, их третируют как «паршивых жидов». Евреи, со своей стороны, эту естественно-возникшую черту... не преминули возвести в ранг добродетели. Жажда мести - грех, так как надо любить все Божьи создания; чувство самолюбия, реагирование на обиду - преступная гордыня... Христианский принцип: «ударившему в правую щеку подставь левую» не что иное, как вышедшая из недр еврейства утрировка этой специфической национальной особенности, уже евреями возведенной в ранг добродетели» [1, 157, 165-6].

С. Лурье писал об античном времени. Что же говорить о евреях после потери ими в I в. своего государства и погружения в трясину «галута»? Галут (ивр.) переводится греческим «диаспора» и русским «изгнание», «рассеяние». Имеется в виду жизнь в иноземных пространствах. Но замечает израильская исследовательница Людмила Дымерская-Цигельман: еврейский галут - не пребывание в диаспоре представителей других народов, которые, за малым исключением, просто живут вне своих государств. У евреев-то до середины XX в. такого государства не было. Жизнь по воле ветров, дующих вразнобой. И никакого ниоткуда подспорья.

Как же мог бессильный народ, распыленный среди враждебного населения, защититься от гонений? Восстать - сгинешь. Значит, жить, зубы стиснув, порыв давя, заглушая, загоняя в закоулки души. И душа обминается, гаснет пыл, воин сникает в торговца, ярость ужимается в терпение, стиснутые челюсти разжимаются. Львиная грива завивается овечьими локонами.

Не сразу угасла еврейская боевитость. Она всплеснула победой восстания Маккавеев в I в. до н.э. и отчаянной яростью осаждённого римлянами Иерусалима в Иудейскую войну 66-73 гг. Аскетичная секта ессеев чуралась оружия и в храме Иерусалимском не молилась, но припекло их душу еврейским патриотизмом и бросились ессеи сражаться за погибающий храм. А ещё через шестьдесят лет снова схлестнулась маленькая Иудея с могучей империей: три года, со 132-го по 135-й подавляли римляне восстание Бар-Кохбы, пятьдесят битв откровавилось, полностью полёг римский 22-й легион, а всего участвовало в боях 12 легионов римлян, десятки тысяч солдат, 50 крепостей и 985 селений пришлось им разрушить, 580 тысяч евреев убить (цифры римского историка Диона Кассия)...

В русских былинах «Жидовин могуч богатырь... наезжал на Добрыню на Никитича».

Но время текло, средневековая жизнь по чужим углам-странам направляла еврея, пригибала, прибивала, кривя и калеча.

Куда, скажем, было податься еврею из-под крестоносного меча - двести лет он нависал над головой и опускался не раз. От кого ждать защиты? Только от Бога. «Шма (слушай), Исраель, Бог наш Единый!» взывали евреи и шли на костры, убивали собственных детей, лишь бы не креститься, не изменить...

Библейский Авраам во имя Бога занёс нож на первенца своего Исаака. На иврите это называется акедá- «связывание» по аналогии с закланием агнца на жертвеннике. Исаак из Вормса, противясь крещению, зарезал двух собственных детей, потом сжёг свой дом и синагогу, и себя в ней - чем не акеда? Традиция мученичества. Жертвы освящаются, погибших за религию евреи теперь называют кдушим - святые, они Божьи воины, павшие в битве за веру. Суррогат сопротивления, утешение немощных. «Пусть кровь благочестивых станет нашим достоинством и нашим искуплением - для нас самих, для наших детей, для наших внуков, для всех последующих поколений, подобно Аврааму, возложившему своего сына на жертвенник», - писал современник [3, 233].

Возможно, христиане и евреи равно ненавидели друг друга. Но христиане свою ненависть реализовали делом - избиениями, а евреи - демагогией самообмана и проклятиями, которые выкрикивались в их хрониках, чем бессильнее, тем яростнее: христианскую церковь обзывали «местом порока» и «Римской блудницей», крещение - «скверной», Христа - «повешенным», христиан - «собаками» («мучительная ненависть бессилия» - ницшеанское понятие). Эти хроники - не просто литература. Они значимы религиозно: они стали частями иудейского богослужения и, следовательно, частью национальной традиции. Традиции поджать хвост и держать фигу в кармане.

Упоённо предавая свои души и тела Ему, Всемогущему и Справедливому, евреи в грохоте погромов не могли не поразиться несовпадению: они к Нему всем сердцем, а Он к ним бесконечными казнями. Где твоя Справедливость, Всевышний? За что? Вопрос-вопль Иова.

Ответ мог быть лишь один: за грехи. В глазах христиан евреи были вечно повинны в смерти Христа, в собственных глазах евреи нашли себя виновными в недостаточном рвении к Богу - ведь избранный народ, «светоч между народами», с них спрос особый, и не поспеть соблюсти все бесчисленные предписания Свыше... Из тех же еврейских хроник: «Ни один пророк, ни один мудрец и ни один учёный не может постичь, почему грехи общины показались такими тяжёлыми, что только одна смерть могла их искупить... Но воистину Он - справедливый судья, и вся вина падает на нас» [3, 233]. Себя винить - дело нехитрое, евреям привычное со времён пророков.