Королева Жанна. Книги 1-3

Голова процессии тронулась. Позади Жанны ехали ее великолепные мужчины, все в темном бархате — герцог Марвы, принц Отена, граф Кремон — остальных она еще не научилась различать. На их фоне королева выделялась эффектным белым пятном.

Она пребывала все в том же скучливом настроении, пока процессия не перебралась на другой берег Влатры по наплавному мосту, разукрашенному стягами и гирляндами ветвей Здесь толпился народ. Как только Жанна показалась на набережной, раздались оглушительные крики: «Да здравствует королева! Жизнь! Жизнь!» Догадливый церемониймейстер уже успел распространить в городе, как именно следует приветствовать новую повелительницу. Сначала кричали специально нанятые люди, но их усилия были ничтожны: толпа, взвинченная атмосферой прекрасного солнечного дня, ярких красок, торжественной музыки — толпа, увидев беленькую хорошенькую девочку, с энтузиазмом присоединилась к клакерам, ибо для народа важнее всего зримый образ власти Чтобы народ самозабвенно преклонялся и трепетал от верноподданнических чувств, он должен видеть либо что-то очень внушительное, либо что-то очень красивое. Сегодня ему показывали красивое. Вся в белом, с золотыми волосами и голубыми глазами, Жанна была как небесный ангел, несущий людям свет, радость и жизнь. И народ самозабвенно кричал: «Жизнь! Жизнь!»

Увидев восторженные лица простого народа, мужчин и особенно женщин, девушка на белом коне словно бы проснулась. Приветственные крики зазвучали в ее ушах аккордами полонеза, танца королей. Это для нее весь этот праздник, это ее приветствуют все, это она над всем этим. Она поняла это не только разумом, но и всем сердцем, всем существом, она поняла, что все происходящее с ней сейчас — не сон и не бред, она самая настоящая королева, и так будет всегда. Она едва не закричала во все горло от восторга. Ей было трудно дышать.

Великолепные вельможи за ее спиной разбрасывали в толпу серебряные и медные деньги. Когда перед началом шествия ей предложили сумку с монетами, она сначала не поняла, что от нее требуется, затем покраснела, словно ей предложили нечто постыдное и резко отказалась. Нет, она ни за что не смогла бы бросать деньги народу. Это казалось ей отвратительным, и она рада была, что не видит этого. Ее волновали самые чистые и возвышенные чувства, и народ как будто бы понимал это. Громкими криками отвечал он на каждую ее улыбку, на каждый приветственный жест.

На нее падали цветы; она набрала уже целую охапку и показывала ее народу, который кричал все громче Маленькая маргаритка запуталась в ее локонах и щекотала ей ухо. Жанна не сняла ее.

Сначала она не видела отдельных лиц и предметов перед ней был просто овеществленный восторг. Но потом очертания стали более четкими, появились отдельные детали — сверкающие алебарды стражи, праздничные кружева на головных уборах женщин. На углу Цаплиной улицы и Дороги Мулов, на бочке, выкаченной из трактира, стояли в обнимку девушка с большим букетом белых лилий и парень в ярком камзоле, в шляпе с торчащим пером. Когда лошадь королевы поравнялась с ними, он, сорвав свою шляпенку, засвистел — и туча белых голубей взвилась в воздух, вырвавшись из чердачного окна. Все были в восторге от этой выдумки. Жанна безотчетно повернула коня в их сторону. Процессия смешалась; кто-то поскакал, чтобы остановить передних. Молодая парочка была сильно испугана, но Жанна не заметила этого.

— Вы, наверное, жених и невеста? — спросила она.

Парень молчал, не поднимая глаз. Девушка робко взглянула в лицо королеве и прошептала:

— Да, Ваше Величество, мы помолвлены.

— Как тебя зовут?

— Эльвира…

Жанна почувствовала, что ее сердце окунулось во что-то горячее. Ей снова стало трудно дышать. Плохо слушающимися пальцами она вынула бриллиантовую булавку из плаща и вколола ее в корсаж девушки.

— Не сердитесь на меня, — прошептала она, — я хочу сделать вам небольшой подарок… — С этими словами она не оборачиваясь протянула назад раскрытую ладонь. Герцог Марвы тотчас положил на ладонь золотую монету. Жанна нетерпеливо покивала пальцем; тогда монеты посыпались градом. Несколько упало на мостовую. Сжав кулачок, Жанна протянула руку и высыпала золото в шляпку парня.

— Это вам на приданое. Будьте счастливы, — сказала она, собираясь отъехать, но девушка вдруг подала ей свой букет:

— Возьмите, Ваше Величество, от чистого сердца!

— Спасибо, Эльвира. — Жанна с особенным удовольствием выговорила это имя. — Мне очень дороги твои цветы… Прощайте!

Зазвучала труба, и процессия двинулась дальше. Тогда парень с криком «Да здравствует наша королева!» вдруг подбросил кверху свою шляпку. Золотые монеты полетели в разные стороны.

— Ничего не жалко! — крикнул он, поймав шляпенку на лету. — Мы будем счастливы, сама королева это сказала!

Инцидент шокировал придворное общество, но чувства, разумеется, были скрыты. Никто не обменялся ни словом, ни взглядом, хотя все были единодушно скандализованы. Зато в толпе народа обсуждали без стеснения.

— Что ж, дождались праздничка, братцы…

— Такая миленькая, ласковая…

— Да, не то что король-отец…

— И чего радуетесь? Она девчоночка совсем. Заласкают ее господа, пирожными закормят… Не будет толку…

— А ты погоди. Видел, что ли, как она сделала пальчиком герцогу Лианкару: давай, мол, не скупись! Тот сразу подсыпал…

— А парень-то, вот уж дурной. Все как есть рассыпал. Я одну монетку подобрал: во, двойной карлин. У него целое состояние было…

— А вы видели, кума, как она улыбается?

— А как она ручкой делает?

— А как она…

— Видели?.. Видели?.. — неслось по толпе вслед за Жанной.

А она все ехала вперед, прижимая к груди букет белых лилий, и в сердце ее стройно и торжественно звучал полонез. Все было подчинено ему — весь город, гром приветствий и музыка, даже ее конь ступал в такт мелодии полонеза.

Три часа длилось шествие, пока не достигло Парадной площади. Здесь надо было принять присягу войск. Жанна плохо слышала, что ей говорят, но машинально делала нужные движения и произносила нужные слова. Она не чувствовала ни усталости, ни голода; восторг наполнял ее всю, и ей хотелось, чтобы это состояние продлилось как можно дольше. Все это было правдой, все это было хорошо, и так и надлежало быть. «Я королева, и так будет всегда» — эта мысль проникла наконец в ее кровь.

Глава II

ПРОШЛОЕ

Новая королева находилась в центре всеобщего внимания. Это было естественно, но на сей раз любопытство имело особый оттенок. Она повела себя в общем так, как и ждали от нее: и скандально длинный полонез, и простецкие разговоры с черным народом, и многое еще другое, что вменяли ей в вину ревнители этикета, — все было понятно. И все-таки каждому было до смерти интересно посмотреть на девочку, которую еще недавно никто не знал и которая внезапно поднялась над всеми. Было от чего сворачивать шеи.

Жанну и в самом деле никто не знал. Она была вторым ребенком короля Карла, и он не любил ее. Королева Эдмунда, в которой он души не чаял, умерла от родов, но девочка выжила и стала его проклятием. Она словно была виновата в смерти матери — жены, верной подруги и пламенной любовницы короля. С этой женщиной он был по-настоящему счастлив. После смерти королевы он велел отвезти ребенка в замок Л'Ориналь, с глаз долой. У него осталось единственное утешение — сын, и на него излилась вся нежность монаршего сердца, которой было не так уж много: король Карл, при всем своем государственном уме и дальновидности, был холодным и деспотичным человеком. Его боялась даже королева, которую он любил до самозабвения.

Мальчик был на семь лет старше сестры и поначалу спрашивал у отца — где же она, нельзя ли с ней поиграть? Но тот при упоминании самого имени Жанны сразу замолкал и смотрел на сына своим тяжким взглядом, повергавшим в трепет весь Совет вельмож. Ребенок быстро усвоил, что лучше не спрашивать, а скоро, под влиянием придворного воспитания, приучился думать о сестре со снисходительным презрением, как о неизбежном зле. Десяти лет от роду принц Александр был официально объявлен наследником престола. Добрые семена в его душе, посеянные матерью, дав робкие ростки, были засыпаны золотым дождем и погибли безвозвратно. Он рос не зная материнской ласки; вокруг него были одни льстивые мужчины. Воля, твердость и ясный ум короля трансформировались в нем в самоуверенность, наглость и самодурство. Он не знал, что такое уважение: некого было уважать вокруг. Отца он тоже не уважал, он привык бояться его.