Комбинации против Хода Истории

– И пойду! - рассердился Ламзутов. - Веди к начальнику! Я сам участник

советской власти... сколько я помогал... Я с пятнадцатого года - в отношениях с большевиками...

Переругиваясь, вышли из ресторана, и тут приятелей вдруг подтолкнули к стенке. Красногвардейцы подняли винтовки.

– Да вы что-о-оо? - зрачки у Ламзутова расширились, руки он почему-то отбросил назад. - Кто велел? Ка-ак?

Адамишин кинулся вдоль стены, низко пригнувшись, прикрывая голову руками. Хлестнули выстрелы. Он ударился плечом о стенку, упал ничком. Тело сотрясалось толчками - трое били в него из винтовок почти в упор.

Ламзутов ойкнул, зажал руками глаза, стал поворачиваться спиной к винтовкам - и они загрохали.

На Ивановскую площадь сбегался народ. Сунцов, задорно вздёргивая коленки - рисуясь, - взбежал на крыльцо ресторана, помахал фуражкой.

– Вот эти, - показал на убитых, - нарушали и занимались разложением! Так же и вы - кто про кого знает, прошу мне шептать! Ответно не обидим.

Совдеп находился около городского сада в двухэтажном каменном доме. Раньше здесь помещались земский клуб и казино. Председатель совдепа Михаил Юсин, бывший бухгалтер городской больницы, побывал на германском фронте, имел чин прапорщика. Вернулся в Кузнецк большевиком.

В первые месяцы после Октябрьского переворота власть большевиков в Кузнецке не слишком замечалась. Обложили состоятельных горожан умеренной контрибуцией, за счёт неё открыли бесплатную столовую для неимущих: полста обедов в день. По требованию ВЦИК, реквизировали на сахарном заводе вагон сахару для нужд Москвы. Но со станции вагон не ушёл: проезжавшие с фронта солдаты разграбили сахар дочиста. То же случилось и с подсолнечным маслом. Юсин телеграфировал в Москву о невозможности обеспечивать грузоотправку. Вооружённой силы у него было шесть милиционеров. ЧК в Кузнецке ещё не создали.

Смекнув, что для отряда красногвардейцев с него потребуют продовольствие, фураж, Юсин стал сетовать Пудовочкину на трудности:

– Отовсюду сопротивление, товарищ, а чем я располагаю? От меня многого не жди.

– Я тебя спасу, Миша, - заверил Пудовочкин так, словно Юсин был его другом детства. - Мой отряд собран из бедноты деревень. Идём под пули казачьих дивизий и знаем, что возврата нам нет! Значит, я и трачу каждый мимоходный час на спасенье революции. Нас не станет, а у тебя, у местного народа память про наше доброе будет жить.

В кабинет вбежал член совдепа Лосицкий, шепнул Юсину, что публично убиты Ламзутов и Адамишин. Побледнев, Юсин объяснял Пудовочкину, что, кроме пользы, совдеп от Ламзутова ничего не видел.

– Тем более, товарищ, - как бы приветствуя сказанное председателем и сочувственно продолжая его мысль, заявил Пудовочкин, - мы должны перекрыть эту недостачу. Подведём под аминь более широкий масштаб! -

Потребовал дать ему список всех богатых и зажиточных кузнечан.

– Эх, снимаете вы мне голову... - тяжело вздохнул Юсин. - Кто отвечать

будет?

Глаза бородатого просияли весельем.

– Не смеши, Миша. Ты - мной спасенный! Раскрой ширинку и в тряпочку... э-э, помалкивай!

Перед воротами купца Ваксова волновалась толпа. Из дома донёсся выстрел, теперь долетали женские крики. Дюжина красногвардейцев с винтовками в руках топталась у приоткрытых ворот. Здесь же стояла бурая лошадь Пудовочкина.

Он вышел на крыльцо; фуражка набекрень на белокурых кудрях. Застегнул казакин на крючки, подтянул пояс, поправил винтовку за спиной. Балетной побежкой пронёсся к воротам. Сидя в седле, помахал толпе рукой, дурашливо крикнул:

– Поздравляю с громом "Грозы"! - простецки рассмеялся. - "Гроза" - мой отряд! - И ускакал.

Красногвардейцы пошли в дом купца грабить. А люди узнали, что Пудовочкин изнасиловал дочку Ваксова, гимназистку пятнадцати лет, а защищавшего её отца застрелил.

По городу начались реквизиции. Красные входили в дома, разбивали сундуки, забирали всё, что понравится. У купеческой вдовы Балычевой обнаружили полный сундук шёлковых головных платков. Расхватали их, стали повязывать шею. Сунцов ходил с алым бантом на жёлтом полушубке, с самодельной красной звездой на фуражке и с ярко-зелёным платком на шее. В доме девяностолетнего парализованного генерала Ледынцева увидал турецкое шомпольное ружьё времен покорения Кавказа и расстрелял генеральского зятя - за хранение оружия. Зять сам был старик - горный инженер на покое.

Доктор Зверянский громко постучал в дверь "бильярдной", услышал: "Войдите". Костарев, одетый, но накрывшийся пледом, приподнялся на канапэ. Он спал - его разбудил стук.

– Уважаемый госпо... пардон! Гр-ражданин комиссар! Вы знаете, что творят в-в-ваши? - от голоса доктора зазвенели бокалы в шкафчике.

Костарев надел пенсне, спустил с канапэ ноги, всунул их в домашние туфли.

– Расстреливают? Мародёрствуют? - обронил рассеянно.

Доктор судорожно сглотнул и почему-то зашёл к сидящему сбоку, наклоняясь и разглядывая его в профиль.

– Знаете... и - спите?

– И неплохо, между прочим, поспал.

Несколько секунд длилась тишина.

– У-уу! - доктор вдруг взревел, отшатнувшись, выбросив вперёд руки - будто отталкиваясь от сидящего. - Ка-а-кой цинизм!

Он силился говорить, но горло перехватил спазм, доктор лишь беспорядочно двигал руками, сжимал и разжимал мощные кулаки. Полное лицо багрово, губы дёргаются. Он выбежал и быстро вернулся; карман сюртука был оттопырен.

– Цини-и-изм... - выдохнул Зверянский и запустил пятерню в зачёсанные назад волосы.

Костарев сидел сгорбившись; уперев локти в колени, поддерживая голову ладонями, смотрел в пол, словно занятый чем-то своим, не имеющим отношения к доктору.

Тот столь взбудоражен, что речь даётся ему с немалым трудом:

– Потерявшие облик человеческий... мерзавцы... льют невинную кровь... а цинизм их начальника неопровержимо доказывает, что они з-звер-рствуют с его ведома и... поощряемы им... Прошу возражать! - смятенно прервал он себя.

Комиссар не шелохнулся.