Легионы идут за Дунай

Возле длинного соснового хлыста, где на привязи бились сытые галльские жеребцы, степные воины оставили своих усталых лошадей, навесив им на морды походные торбы с овсом.

Утрамбованная дорожка декумануса вела на преторий. Римский лагерь жил размеренной боевой жизнью. Всюду царил порядок. У палаток и низких хижин галльской алы крепкие кавалеристы под надзором декурионов [24] точили оружие, чистили доспехи. Около турмовых котлов дежурные рубили хворост. Белели ребра подвешенных бараньих туш. Булькало варево. Два проштрафившихся солдата без поясов в подоткнутых туниках скребли лопатами доски нужника, таскали воду, окатывали пол. На южной стороне гремели команды. Мелькали десятки заступов, выбрасывая землю на вал. На глазах Агафирса и его товарища центурион огрел молодого служаку по спине обрубком виноградной лозы.

Открылся домик префекта, рядом блестел посеребренный сигнум [25]. Сопровождающий свернул направо к бараку квестора. Прошел между двумя постовыми в полном вооружении. Пригласил сарматов. Часовые скрестили копья, и гости отстегнули мечи, сняли гориты, сложили оружие на пороге.

Через промасленную холстину оконного проема сочился мягкий свет. Квестор – седой, коротко постриженный римлянин – сидел на скамье за низеньким столом. Земляной пол выложен грубой мозаикой из белой и черной гальки. К стене прислонена парма – круглый кавалерийский щит. Стол завален грудами папирусов и пергамента. Торчат острозаточеные стили [26] для письма. Когда вошли языги, казначей поднялся им навстречу. Поверх синей шерстяной туники на нем был подпанцирник тисненой кожи.

– Salve, Агафирс!

– Salve, Процилий!

Едва уловимым движением старший из сарматов оголил запястье левой руки. Сверкнуло золото. Римский бог времени Янус на браслете улыбался двумя ликами.

– Маний, ты свободен! Подожди на претории!

Мелькнули подметки подбитых гвоздями солдатских сандалий. Порученец исчез.

Агафирс мигнул родственнику. Юноша вытащил из-за пазухи сверток и протянул Процилию Нисету. Квестор взял пакет, испытующе посмотрел на стоящих перед ним лазутчиков. Привычно по-военному развернулся через левое плечо. Откинул крышку маленького сундучка на подставке, за ложем. Звякнули монеты. Пять аккуратных столбиков выстроились посреди кучки документов.

– Здесь пятьдесят ауреусов [27]!

Старший соглядатай презрительно усмехнулся.

– За содержание нашего мешочка Децебал заплатил бы 2000 драхм [28].

– Сколько же ты хочешь?

– Двести!

– Хм... А не много ли? Ведь это 20 000 сестерциев [29]. Послужное жалованье легионера преторианских [30] когорт!

– Вот пусть твои преторианцы и доставляют сведения из сердца дакийского царства! Я сказал – даки дадут мне в десять раз больше!

– Почему же ты не служишь дакам?

– Потому что я – языг и ненавижу их не меньше твоего, римлянин!

– Хорошо!.. Ты получишь двести ауреусов!

– Нет, Процилий! Ты дашь нам двести пять золотых монет. За тайну и два десятка быков, которые пасутся невдалеке. И тогда мы будем в полном расчете.

Римлянин махнул рукой.

– Пусть будет так. Завтра пригони скотину. На воротах сдашь любому центуриону. Будь здоров!

Сарматы сложили и спрятали деньги. На выходе подняли мечи и футляры луков. Квестор шел следом.

– Маний! Проводи наших друзей. Скажи интендантам, чтобы отмерили два модия [31] ячменя для их лошадей.

4

Легат [32] Нижней Мезии [33] Лаберий Максим мылся в бане. Блаженно зажмурив глаза, раскинулся на теплой мраморной скамье. Раб осторожными движениями мял располневшее, но все еще мускулистое тело господина. От бассейна, обложенного полированными гранитными плитками, волной поднимался нагретый воздух. Соседний – с холодной водой – был неподвижным, как зеркало. Наместник перевернулся на спину.

– Помягче у шеи, Бато!

– Да, патрон!

Девять лет назад дакийская стрела впилась в оголенную шею префекта легиона Лаберия Максима, разорвав мышцы над ключицей. Зажившая рана ныла в ненастные дни, острой болью отзывалась на каждое неосторожное движение. Пальцы раба нежно прихватывали податливую плоть. Кожа краснела, делалась упругой и гладкой. Хлопки ладоней бодрили и нежили одновременно.

– Будет... будет!

Максим бросился в горячий бассейн. Взметнулась вода. Бато спрыгнул следом – еще каскад брызг. Теперь он тер господина шероховатой александрийской губкой. Веки Максима потяжелели. Он обмяк, сидя на средней ступеньке. Струйки пара курились над его плечами и головой.

В мыльню вошли двое рабов. Один поставил на столик флаконы с сирийскими благовониями. Другой положил на скамью у входа полотняную тунику и белую шерстяную тогу с широкой красной каймой [34].

– Всеблагие лары [35]! Что может быть лучше дома и мира, Бато?

Банщик не ответил, продолжая методично чистить пятки патрона. Того бросило в жар. Сердце забилось часто и гулко. Наместник отстранил раба, набрал в легкие воздух и погрузился с головой. Вылез и не раздумывая бросился во второй, холодный водоем.

– Отлично! – воскликнул он и выбрался наверх. Слуга накинул на плечи хозяина льняное покрывало. Вытер. Сбрызнул душистым составом из сосудов. Подал тунику. Заколол тогу, строго уложив складки. Присел. Зашнуровал на лодыжках высокие замшевые сапоги.

В сопровождении Бато посвежевший, благоухающий Лаберий Максим прошел через зал-атрий в столовую-триклиний. Здесь уже была приготовлена легкая еда. Печеный хлебец, сыр, горсть маринованных маслин и кубок критского вина. Пятидесятилетний наместник легко опустился на ложе. Потянулся к подносу. Передумал. Трижды стукнул в гонг маленькой медной булавой. Феаген вошел, словно ждал за занавеской.

– Слушаю, патрон.

– Что у нас на сегодня?

Секретарь поджал губы.

– Первое. Из Дробеты и Транстиерны прибыли корникулярии [36] от Паулина и Супера. Посыльный Супера просит принять его в первую очередь.

– Проси сразу после трапезы.

– Квинт Помпедий Фалькон префект V Македонского легиона сообщает, что дезертировал солдат из охраны арсенала. Его искали, но не нашли. Видимо, беглец ушел за Данувий [37].

Оливковая косточка полетела на пол.

– Тьфу! Из арсенала что-нибудь пропало?

– Дезертир унес только свое оружие.

– Еще?

– От Фалькона же. В кастре V Македонского все бараки покрыли черепицей и замостили камнями не только дороги декумануса и кардо, но и переулки между кварталами. Префект лагеря жалуется на сбои в поставках зерна и масла. Не хватает бронзы и железа для гвоздей. При межевании земли под Димумом убит некий Теренций Либон.

– Я прикажу тебя высечь! К чему мне этот вздор?

– Как будет угодно светлейшему. Но хочу заметить, что этот Либон в прошлом – ветеран Девятой Преторианской когорты. Его друзья уже подали жалобу на имя патрона Дело может получить широкую огласку.

– Юпитер [38] и Фортуна [39]! Не хватало только судебного процесса. Займись делом сам, Феаген. Отыщи виноватых и как можешь успокой крикунов.