Марион и косой король

— Ну вот, хозяйка, готово, — проговорила Марго. — Красивая вы, страсть! Уж кто увидит вас на улице, подумает, что вы не иначе как придворная дама.

Одетая и причесанная так, что не стыдно было показаться у окна, очень довольная собой, хозяйка прошла в залу.

Она очень гордилась этой залой, и действительно это была прекрасная комната, тянувшаяся во всю ширину дома, так что окна выходили на две стороны — на улицу и во внутренний дворик. Правда, эти окна были всего лишь затянуты промасленным пергаментом. Но ведь даже у королевских принцев не во всех покоях есть застекленные окна. Это такая роскошь, уж очень дорого. Но зато пол был вымощен красивыми цветными плитками. Камин подымался до самого потолка. А у противоположной камину стены стоял поставец с посудой, ну точь-в-точь собор, только маленький, весь резной, с двумя башенками по бокам и ажурной розеткой посредине.

Увы, и здесь ждали ее неприятности. На верху одной из башенок паук, спустившись на тонкой ниточке, ткал свою паутину. Всем известно, что паук поутру — жди горе и беду. И это вина негодной Марго, которая не удосужилась прибрать здесь, хотя первая обязанность служанки держать комнаты в чистоте.

Чтобы хоть немного рассеяться, супруга бакалейщика села у окна и стала смотреть на улицу. Здесь было на что поглядеть! Все движение с севера на юг города шло по Большой улице Сен-Дени. Отсюда недалеко были и рынок и кладбище Невинно убиенных, где парижане прогуливаются в хорошую погоду, и прямой путь на недавно построенный Мельничный мост через Сену. Беспрестанно проезжали повозки с товаром, проносили носилки со знатными дамами в рогатых головных уборах, таких высоких, что им приходилось нагибать головы, чтобы не зацепиться рогом за нависшие над улицей вывески. Шла пестрая толпа, будто разноцветная река шумела и бурлила. Разносчики выкрикивали свой товар.

Хриплым, простуженным голосом кричала торговка рыбой:

Прошли нищие слепцы с криком:

Обрызгивая грязью прохожих, проскакали верхом знатные молодые господа, сбили с ног слепца, и он, уронив свою палку, покатился в канаву и жалобно взвыл о помощи.

Но это разнообразное зрелище не отвлекло супругу бакалейщика от мыслей о том, что пыль не вытерта, пол не подметен, — и что делать с этим беспорядком? Что предпринять и на что решиться?

Наконец она прошла на кухню и пожаловалась кухарке:

— Ах, Женевьева, не знаю, что мне делать?

Но Женевьева шпиговала зайца, ей было не до разговоров. Поэтому она коротко ответила:

— А как я посмотрю, делать вам вовсе нечего. Шли бы отсюда и пе мешали тем, у кого есть дело.

Тогда, собравшись с духом, она решила посоветоваться с мужем. Она спустилась по лестнице в первый этаж, где была у них прекрасная бакалейная лавка под вывеской «Три восточных короля». И над входной дверью были нарисованы на доске три короля из далеких восточных стран, где, как известно, бакалейные товары растут прямо на кустах и деревьях так запросто, как у нас лебеда и репейник. А для того чтобы прохожим было понятно, чем здесь торгуют, один король держал в руках ящичек с мускатным орехом, второй — блюдо с насыпанным горкой перцем, а третий — высокую голову сахара.

Хозяйка осторожно приоткрыла заднюю дверь лавки и заглянула в щелку. Там среди заморских ароматов, исходящих из тюков корицы, мешков с перцем, бочонков муската, сидел на табурете ее супруг и писал в большой книге. А старичок приказчик Клод Бекэгю, почтительно склонившись над ним, что-то докладывал, подсчитывая па пальцах. Клод заметил хозяйку и, наморщив брови, повел глазами на хозяина и на дверь: уходите, мол, и не мешайте, А сам хозяин поднял голову и нахмурился. Тогда она поспешно закрыла дверь в лавку и, на цыпочках пройдя коридор, вышла во внутренний дворик. Здесь вокруг колодца были разбиты грядки с душистыми травами и росли два чахлых деревца и розовый куст.

Это всем известно, что роза самый прекрасный из всех цветов, самый благородный. О ней поют песни и сочиняют романы. Царица цветов. И жепа бакалейщика очень гордилась, что у нее есть такая царица.

К тому же сегодня должен был распуститься первый в этом году цветок. Еще вчера бутон набух, и от него даже отделился один лепесток, нежный и сморщенный, похожий на пяточку младенца. Еще вчера, засыпая, она думала о том, что наутро роза распустится.

Но когда она подошла к грядке, то увидела, что роза уже сорвана.

Тут у нее лопнуло терпение, слезы брызнули из глаз, и она закричала:

— Марго! Ответа не было.

Тогда, подобрав обеими руками платье, чтобы не мешало быстрому движению, она побежала обратно к дому, выкрикивая отчаянным голосом:

— Марго! Марго! Марго!

Наверху распахнулось окно. Марго выглянула, потягиваясь и зевая, и спросила:

— Ну что вам опять надо?

— Бессовестная ты, негодная ты! — кричала хозяйка. — Ты сорвала мою розу, ты дернула меня за волосы, ты выплеснула воду из таза на улицу, не воскликнув трижды: «Берегись воды, берегись воды, берегись воды!» Ты не вытерла пыль с поставца в зале и не подмела мостовую перед лавкой. И теперь ты дерзко зеваешь мне прямо в лицо…

Да ну, замолчите, — равнодушно прервала Марго. — Хозяин услышит, как вы тут надрываетесь, и это ему не понравится.

Что мне делать с тобой? — воскликнула хозяйка.

— А ничего. И мой вам совет, возьмите еще вторую служанку. Уж тогда будет порядок. Только выберите такую, которая легко краснеет. Такой будет легко помыкать.

После этого, все еще ни на что не решившись, хозяйка бродила из спальни в залу, от окна к дверям, водила пальцем по резным украшениям скамей и все руки перепачкала. Она садилась и вскакивала, отчаянно вздыхала и даже разок всплакнула. За обедом она робко спросила мужа, не позволит ли он ей нанять вторую служанку. Но он, занятый своими мыслями, ответил:

— Один мешок очищенного имбиря — сто сорок семь ливров.

И она приняла это за согласие.

Таким образом супруга бакалейщика Кюгра, владельца лавки под вывеской «Три восточных короля», оказалась под вечер на улице Повелительниц и увела оттуда за собой служанку по имени Марион.

Глава третья

ДОМ ПОД ВЫВЕСКОЙ «ТРИ ВОСТОЧНЫХ КОРОЛЯ»

Хозяйка захлопнула дверь перед носом приблудной собачонки и повела Марион длинным полутемным коридором вверх по крутой лестнице и к двери, из-за которой несся запах кушаний. Она распахнула дверь, слегка подтолкнула Марион в спину, громко сказала:

— Вот вам новая служанка! — и ушла.

Марион осталась стоять у порога.

В сумерках кухня казалась очень большой. Вся их деревенская хижина вместе с огородом могла бы в ней поместиться. И от этого страшно было ступить хоть шаг.

Огонь в печи догорал, и языки пламени, внезапно вырастая, озаряли стены, так что на полках, то вспыхивая, то угасая, сияла медь и туманно теплилось олово кувшинов и блюд.

За столом на длинной скамье сидело трое, а на столе перед ними стояло деревянное блюдо с нарезанными кусками дымящегося мяса.

В отблесках огня их лица казались высечены из камня, и черные тени резко очерчивали носы, и скулы, и глубокую пропасть жующих ртов.