Калиш (Погробовец)

Князь сделал резкое движение, но и это новое доказательство нетерпения не закрыло ей рта.

— Если не меня и не ее, то, значит, другую вы себе нашли? — продолжала немка.

Князь презрительно засмеялся.

— Вам только эти глупости в голове! — проворчал он.

— Без этих глупостей и вы не проживете, — ответила Мина. — Все вы одинаковы, и князья, и мужики! Когда вам наскучат старые лица, думаете, что это конец любви, а это вам лишь хочется новой!

И на это князь ничего не сказал.

Увидев, что слова не подействуют, Мина попыталась его развеселить вином и сладостями.

Князь взял кубок, лицо его несколько просветлело.

Ловкая немка старалась развеять его шутками и смехом. Это подействовало, и князь как бы стал забывать о печали, с какой пришел сюда.

Улыбнулся даже, хотя слабо, но и это была хорошая примета. Мина схватила его за руку.

— Напрасно! — воскликнула она. — Никто вас так, как я, не будет любить, и вы никого так не полюбите! Той, больной, тебе, пожалуй, жалко… но сердце твое не лежит к ней!

Хотелось ей разговорить князя, но Пшемко слушал рассеянно. Мысли его бродили далеко; эта болтовня и постоянное упоминание о жене ему надоели.

— Та! — говорила Мина. — Это только страшное видение, что ползает неизвестно зачем, а нам всем жизнь портит. Сошла с ума, не поймешь, что с ней… то плачет, то поет, то жалуется на мир и людей и на вас… на вас, что вы ей отравили жизнь и погубили ее.

Наконец Пшемыслав не выдержал и хватил кулаком по столу.

— Рад буду, если и от вас, и от нее меня избавят!.. Довольно с меня и этого трупа, и этих жалоб! До сих пор!

Он показал на горло. Выпил вино, швырнул кубок и вышел. У Мины сверкнули глаза.

— Сказал, сказал, чтобы его освободить от этого трупа! Она улыбнулась, взглянув на дверь.

— Слово сказано! Избавим тебя от нее!

ЧАСТЬ II

I

Роды Зарембов и Налэнчей в те времена уже поселились во многих частях Польши. Было их вдоволь при силезских дворах, в Познани, Кракове, на Мазовше, но большинство землевладельцев из этих двух фамилий сидело по своим усадьбам и городишкам.

Сейчас, когда всякий старается быть независимым и самостоятельным, так как от нападения его охраняет закон, мы уже не в состоянии ясно себе представить, чем были в те времена род, фамилия, герб и кровное родство. Людей называли только по имени, по прозвищу, фамилию заимствовали они от своих сел и этим различались, но кровное родство соединяло самых отдаленных членов одного рода в великое целое, составлявшее вооруженный лагерь.

Мы знаем, например, одровонжов и яксов, воевавших друг с другом, а на страницах старых хроник поминутно встречаем роды землевладельцев, служащие князьям, но часто и выступающие против них.

Часто могущественный род не давал покоя князю в его собственном замке.

Землевладельцы, численно преобладающие и горячие, вели за собой родственные роды и угрожали правителям. По данному сигналу раздавались голоса своих на самых отдаленных участках. Они шли рука об руку как в скверные, так и в хорошие минуты, охраняли себя взаимно, помогали, не позволяли третировать себя.

За одного пострадавшего мстили все.

Князь Пшемыслав хорошо понимал, что, оскорбив Зарембу, он одновременно возмущает весь его род и родственников, к которым присоединились теперь Налэнчи, еще более сильные и многочисленные.

Михно Заремба мог найти родных в нескольких милях по дороге в Срем, но тут легко было его догнать. Поэтому оба они пустились сквозь леса, избегая больших дорог и не разбирая сначала, куда ехать.

Главное, надо было поскорее убраться подальше от Познани. Оба настороженно прислушивались, опасаясь преследования, и когда раздался в лесу топот, спрятались в чащу, пропустив дворовых мимо, что им удалось легко.

В окрестностях Гнезна у Налэнча был старик-дядя, поселившийся в деревне; изредка они заезжали к нему поохотиться и отдохнуть. Дядю звали Влодек, а так как он некогда заседал в совете князя, то его величали комесом.

Раньше это был человек горячий, многое натворил, безумствовал; теперь старался чрезвычайно строгим образом жизни замолить старые грехи. Друзьям казалось, что у него будет безопасно, так как в этот уголок редко кто заглядывал. Дома порядок был очень строгий, и молодежь неохотно подчинилась бы ему на более продолжительное время, но наспех и тут было хорошо спрятаться.

Влодек устроил в Налэнчине почти монастырь. Старик-комес, хотя был женат на девушке знатного рода и имел от нее двух сыновей, но после смерти жены, а пожалуй, и при жизни, так развлекался на стороне, что у него оказалось больше десятка побочных детей. Все они теперь жили под одной с ним крышей и должны были замаливать его грехи.

За щедрый дар для церкви Влодек испросил разрешения поселить у себя ксендза-немца ордена францисканцев; он был у него капелланом и устроил все по-монашески.

Отец Франц, запросто батько, обращался с Влодеком и его семьей очень строго. Теперь он был здесь хозяином.

Посоветовавшись с Зарембой, Павлик Налэнч повез его к дяде, хотя они и не думали оставаться здесь долго. Заремба, горячий и нетерпеливый, собирался немедленно объехать весь род и вооружить его против князя Пшемыслава, рассчитывая на помощь кого-либо из силезских князей. Пока что Михно не знал, что предпринять, но поклялся, что отомстит князю.

Налэнч, более рассудительный, удерживал его и успокаивал, но это мало помогало.

— Не сегодня и не завтра, вероятно, я сделаю, что хочу, — воскликнул Заремба, — но пока жив, не прощу ему за княгиню и за себя!

Свернули на дорогу в Налэнчин, куда проводником стал Павлик. Пришлось переночевать в лесу, причем несмотря на позднюю осень и порядочный холод не решались разложить огонь, чтобы их не заметили.

Одетые налегке, жались, как могли, а затем, подремав несколько часов, покормили у стога лошадей и двинулись дальше.

Дом старого пана был расположен на островке между двумя озерами, соединенными проведенными каналами. Это защищало его от нападения и отрезало от мира, с которым Влодек оборвал все сношения, заботясь только о душе и своих грехах.

Над всеми разбросанными свободно строениями, среди деревьев, теперь обнаженных, возвышалась колокольня с деревянным крестом, по обычаю францисканского ордена.

Проехав болотистую часть, запущенную и во многих местах залитую водой, перебравшись через дырявые мосты, путники стали колотить в ворота. Не скоро появился привратник.

Налэнч заявил, что он племянник барина, и просит вместе с товарищем разрешения отдохнуть и погостить. Привратник отправился к хозяину, но тот молился, и мешать ему никто не осмелился. Пришлось долго ждать.

Наконец впустили Павлика, велев Зарембе с лошадьми подождать у ворот.

Налэнч вошел во двор и там увидел громадного роста мужчину в грубом платье, перехваченном веревкой. Только отсутствие капюшона отличало его от монаха.

Это был Влодек в туфлях на босу ногу, с голыми руками, без рубашки; жесткое платье служило ему власяницей. Несмотря на пост, лицо было круглое, румяное, с двумя копнами полуседых бровей.

Вдали парами прошли несколько девушек разного возраста, в темных платьях, а сзади шли мальчики, так же одетые. Шествие замыкалось ксендзом с палкой в руке. Это был тощий, но сильный человек со строгим выражением лица.

Мальчики и ксендз шли направо к домику, а девушки в сопровождении согбенной старушки в темном платке, наброшенном на голову, налево.

Влодек внимательно смотрел на подходившего племянника и, по-видимому, узнал его. Павлик поторопился приложиться к его руке.

— Бог с тобой! С чем пришел? — промолвил старик, не отходя от ворот, преграждавших путь.

— Милый дядя! — ответил Налэнч, умевший приспособиться к каждому благодаря своей мирной натуре. — Случилось то, о чем долго рассказывать: да вот, словом, я и Заремба, мой брат, ищем, где бы скрыться, так как люди князя нас преследуют.