Слово

– Выслушайте меня, господин; умирающего следует выслушать, даже если он и еврей. Видите ли: вот жена моя, вот дочь. Они христиане. Вскоре они останутся одни, покинутые, осиротелые. Вот тот кузнец – единственный их друг. Освободите его: они… они… они нуждаются в покровителе. Моя жена нема… нема… одинока, одна на свете. Она ничего не может ни попросить, ни потребовать. Освободите Адама ради вашего сына… ради вашего Спасителя… Освободите… Пусть между вами и ими лежит большое пространство… Пусть он отправится с ними далеко… очень далеко… Освободите его… Я удержал его руку с поднятым молотком… вы знаете… с молотом… Освободите его… Пусть моя смерть послужит искуплением…

Голос снова изменил умирающему. Граф, явно тронутый, в нерешительности смотрел то на него, то на кузнеца. Сын его обливался слезами, и, когда он увидел, что отец медлит с исполнением последней просьбы умирающего, и тускнеющий взор несчастного доктора встретился с его взором, он крепче прижался к боровшемуся с самыми противоречивыми чувствами графу и сквозь слезы шептал:

– Батюшка, батюшка, завтра Рождество. Ради Христа, из любви ко мне, исполни его просьбу: освободи отца Ульриха, освободи его. Сделай это. Я не желаю никакого другого подарка на елку.

Наконец граф стал смягчаться; а когда он снова поднял глаза, и увидел Елизавету, и прочел глубокое горе в ее кротких чертах, а на коленях ее – красивую даже в минуту смерти голову умирающего ученого, ему показалось, что он видит перед собой опечаленную Мадонну, – и он заставил замолчать свою гордость, забыл о нанесенном ему оскорблении и крикнул так громко, чтобы умирающий не пропустил ни одного его слова:

– Благодарю вас за оказанную мне помощь. Адам свободен и может отправляться с вашей женой и дочерью, куда пожелает. Клянусь вам честью, вы можете умереть спокойно!

Лопец улыбнулся, поднял руку, как бы в знак благодарности, затем опустил ее на голову своего ребенка, в последний раз с любовью взглянул на Руфь и прошептал:

– Елизавета, приподними мне повыше голову. – И после того как она исполнила его желание, он взглянул ей прямо в лицо и с трудом проговорил: – Смерть – это сон без сновидений. Человек обновляется, получает иные формы в вечном круговороте жизни… Нет, видишь ли, слышишь ли?.. Solo in parte… С вами… С вам… О стрела!., долой ее из раны! Елизавета, Елизавета… ой как больно… Ну что же!.. Мы были жалки… несчастны… и все же, все же… ты… ты… я… мы… мы знаем, что такое счастье… Ты… я… прости меня… я прощаю, прощаю…

Рука умирающего соскользнула с головы ребенка, его глаза закрылись, но ласковая улыбка, с которой он умер, и после смерти продолжала играть на губах его.