Гроза над Русью

Добрыня остановил коня у крыльца высокого рубленого терема. С резного крыльца проворно сбежала сестра: среднего роста, статная, чернобровая. Добрыня, соскочив на землю, обнял сестру. Когда тысяцкий вошел в дом, Малуша поясно поклонилась гридям, сопровождавшим брата, ласково попросила пройти в подклеть, откушать с дороги.

Маленький княжич спал. Прошлой зимой ему исполнилось три года, и Святослав впервые посадил сына на коня, шагом провел вокруг воткнутого в землю копья с великокняжеским стягом. На Руси считалось это обрядом посвящения в воины — подстягой, то есть сын становился помощником отца, наследником его боевой славы.

Добрыня склонился над кроваткой и осторожно, чтобы не разбудить, поцеловал племянника.

Когда брат и сестра остались одни, Добрыня сказал:

— Князь Святослав наказывает тебе с Володимиром немедля ехать в Каширин погост.

— Пошто? — встрепенулась Малуша. — Опять немилость матушки-княгини Ольги?

— Нет! Степняки силой великой идут на Русь! Дружины переяславские, родненские, немировские уже рубятся с ними. Великий князь наказывал мне сохранить сына Володимира и тебя. Приказывал еще, штоб в бучу не встревала.

— Што яз, угорская княжна? — скривила губы Малуша. — Чать, на медведя с рогатиной хаживаю, белку стрелой в око бью и на коне скачу не хуже степняка... В лихую годину место мое в ратном строю, близ князя моего!

— И не мысли! — испугался Добрыня, хорошо зная непокорный нрав сестры. — Проведает князь, прибьет. На глаза ему не кажись. Сеча за Киев-град будет злая, без пощады — такой не бывало еще на Руси. Ляжешь прахом от меча вражьего — сильно опечалишь князя. Тоскует он по тебе и любит пуще прежнего.

— Тоскует? — зарделась Малуша. — Ладно, Добрынюшка!.. Спасибо тебе за привет и ласку от любого моего. Передай, исполню волю его, сына сберегу. Яз ведь мать Володимиру, и дороже чада нашего нет у меня никого на свете. — Она помолчала, задумавшись, потом сказала решительно: — А што до ратных дел, там поглядим. Раз туча грозовая надвинулась на Киев град, то хоть краем, а нас заденет. Бывало и ранее.

Добрыня не стал спорить, только попросил сестру ускорить отъезд. Он хлопнул в ладоши — вбежала сенная девушка.

— Покличь старосту!

Но староста уже стоял за дверью и явился тотчас.

— Собери народ. Живо!

— Сполню, болярин честной, — поклонился маленький старичок с длинной бородой и хитрыми глазами. Звали его Чарик.

Добрыня прошагал в подклеть, где гриди его закусывали копченой медвежатиной, сотовым медом, запивая трапезу настоянной на травах брагой. Увидев входящего тысяцкого, дружинники подвинулись, освободили место своему начальнику, подали ему кус окорока и братину. Тот отхлебнул хмельного питья, передал ковш дальше и принялся крепкими зубами рвать мясо...

Малуша готовилась к отъезду. В тереме суетилась прислуга. Конюхи впрягали лошадей в волокуши — по болотам да топям на Каширин погост груз можно было доставить либо на себе, либо волокушами, связанными из двух жердей с поперечным настилом из ивовых прутьев. Седлали вороного коня-десятилетку для Малуши. В землю зарывалось добро, которое нельзя было увезти с собой.

Вскоре перед киевским тысяцким предстал староста Чарик и доложил, что народ собрался и ожидает «болярина» на торговище. Воевода вышел, вскочил в седло. Белый иноходец арабской породы, горбоносый и горячий, лихим аллюром вынес всадника в центр расступившейся толпы. Жеребец приплясывал на месте. Золотом сверкала на витязе чешуйчатая броня. Султан из красных и голубых перьев колыхался на яловце шлема. Рядом с Добрыней сдерживал вороного коня отрок, держа в правой руке великокняжеский стяг: барс в прыжке на червленом поле над перекрестьем из трех молний.

Пурпурный цвет — корзна, обуви, щитов, стягов — был принадлежностью только князей Руси и первого среди них — Святослава. Боевую и праздничную одежду голубого цвета носили ближние бояре и воеводы княжеские; зеленый — тысяцкие; желтый — сотские, старцы градские, купцы; коричневый — старосты, мытники и десятские. В ратном деле принадлежность дружинников князю определялась красным цветом их щитов. Смерды, закупы, рядовичи, ремесленники и иное мелкое сословие носило белый, серый и черный цвета.

Таким образом, встретив на дороге человека, в Древней Руси сразу узнавали, с кем имеют дело. Одетых не по чину строго наказывали. И даже тати [77], люди лихие, не боявшиеся ни леших, ни чуров, ни водяных, опасались нарушать устав о цвете одежды. Ибо за воровство и татьбу можно было отделаться батогами, а за одежду не по чину и голову потерять...

Добрыня снял шлем, поклонился народу. Шум постепенно затихал.

— Люди русские! — заговорил воевода. — Злые вороги — козары да печенеги — занесли меч над святой Русью! Жадный хакан-бек козарский и ханы рода собачьего уже поделили нас на торжище невольничьем! А не рано ли?! Аль, мыслят они, сила из рук наших убыла! Аль наши мечи, копья да топоры притупились?! Аль стрелы наши уже перестали попадать в глаз ворогу-степняку?!

— Остры наши копья, топоры и мечи! И стрелы мечем в око по-прежнему! И рожна на копья крепко насажены! — закричали будятинцы. — Сказывай, болярин, што делать надобно?!

— Вот знак славного князя нашего Святослава! — Добрыня указал на стяг. — Становитесь под него оружны! И конны, у кого кони есть! Закажем же степнякам ходить в пределы наши! К оружию, русичи! Во славу Перуна!

— Пер-рун-н!!! — громыхнуло вокруг. — Слава! За Русь!.. Веди нас на бранное поле! Мы оружны уже! — потрясали мужики мечами, топорами,луками, копьями.

Добрыня объяснил селянам, где им собираться, что с собой брать, разослал гонцов по соседним деревням. Молодые парни, простоволосые, на неоседланных лошадях птицами вылетали за ворота и исчезали в зеленой кипени леса. Женщинам и детям было приказано следовать за «болярыней» Малушей в Каширин погост.

В селище сделалось шумно. Мужики пересаживали топоры на длинные рукояти, проверяли, крепко ли набиты наконечники на ратовища, надевали панцири из толстой воловьей кожи или полотняные стеганые тягиляи [78]... Иные в шлемах, другие простоволосые, ратники собирались на торговище под надзор расторопного и веселого сотского Мины.

Обоз из женщин, стариков и детей собрался быстро. Подобные сполохи часто случались на Руси, народ привык к ним и делал даже самое спешное дело обстоятельно, без суеты.

Десяток конных гридей Добрыня выделил из своей свиты, к ним присоединил охранников Малуши и приказал им сопровождать обоз до Каширина погоста. Малуша легко поднялась в седло. Перед ней посадили Владимира; княжич строгим недетским взглядом озирал людей.

— Трогай! — распорядился Добрыня. — Яз провожу вас с гридями своими версты четыре, до глухого распадка, — сказал он Малуше. — Далее путь не опасен... А вам, — он подозвал старосту, — скорым шагом двигаться в городище Змеево. Ступайте, мы вас догоним. Да иди с осторожкой, — предупредил воевода, — дозоры наперед пускай. Гляди — налетят печенеги, не успеешь «чур меня» вымолвить, как без головы останешься. Печенег, он лихо саблей машет.

— Сполню, батюшка-болярин. Не впервой, чать, — ответил старик. Селище опустело, словно тут никто и никогда не жил, только посреди торговища суетилась забытая курица.