Ставрос. Падение Константинополя (СИ)

- Давай спать… мы оба устали, - попросила она, отстраняясь от комеса.

Леонард ласково улыбнулся жене и, ни о чем больше не попросив и ничего не пожелав, привлек ее к себе и уложил рядом с собой; они уснули рядом так мирно, словно никогда не разлучались.

Утром Леонард разбудил жену поцелуем – и она, еще сонная, доверилась его объятиям и отдалась ему; потом он еще долго обнимал подругу и ласкал, от избытка нежности, не похоти. Им было хорошо, как любовникам, миновавшим вершину своей страсти и достигшим крепкого единения.

Когда они встали и начали приводить себя в порядок, Феодора вдруг засмеялась со слезами. Она сказала недоумевающему комесу:

- А мы ведь так и не нашли турецкого шпиона!

Леонард засмеялся в ответ.

- Не удивлюсь, любимая, если этот шпион уже учинил суд над собой, как Валент Аммоний… Ты знаешь, что у меня на корабле случился мор? Не знаю, естественные тому были причины или чей-то умысел, но я потерял много людей.

- Хоть бы было так! – топнув ногой, сказала московитка. – Хоть бы они все… передохли, такие подлецы!

Видя, как изменилось лицо мужа при таких словах и при виде ее свирепости, Феодора улыбнулась:

- Прости.

- Я не сержусь, - Леонард покачал головой.

Он никогда не мог на нее сердиться… даже недолго.

Феодора молча закончила одеваться и, проверив сына и улыбнувшись мужу напоследок, отправилась заниматься домашними делами и гостями: теперь ее снедало беспокойство другого рода. Она знала, что Леонарду повезло в путешествии, что он разбогател… муж писал об этом, и вчера за ужином все поздравляли его; но она, жена героического комеса, до сих пор почти не знала подробностей его успеха. Как и того, сколько имущества сберегли старшие и младшие Аммонии. И того, как придется расплачиваться с купцом, спасшим семью Дария: ведь итальянцу, хотя он и уцелел со своим кораблем, теперь заказан путь в Стамбул, и он, конечно, потребует с критянина возмещения уже понесенных и будущих убытков!

Днем Феодоре и Леонарду наконец удалось обстоятельно поговорить – критянин рассказал жене всю свою одиссею. Он значительно обогатился на Крите; провел несколько удачных сделок в Морее, кое-что из критских сокровищ продав, и дешево приобретя много вещей, которые здесь, в Италии, будут стоить намного дороже.

- Но ведь это… почти мошенничество! – воскликнула Феодора, перебив мужа.

Карие пронзительные глаза Леонарда блеснули… он едва не рассердился; но, конечно, сохранил спокойствие. Комес терпеливо улыбнулся.

- Нет, любимая, это не мошенничество, - сказал он. – Стоимость древней вещи составляет не только материал, работа и история этой вещи, но и усилия по ее приобретению, и затраты на ее перевозку, и опасности, которым подвергают себя перекупщики! Я такой же честный купец, как и патрицианские семейства Италии, которые наживают себе богатства, торгуя в Средиземноморье с турками и с самим дьяволом… ты можешь оценить в деньгах стоимость всех их трудов и опасностей этих трудов?..

- Наверное, нет… прости меня, - сказала растерянная Феодора.

Леонард улыбнулся.

- Я рад, что мы объяснились.

Потом он прибавил:

- Я привез тебе подарки.

- Мне ничего не нужно… только бы ты был с нами, - ответила растроганная Феодора, крепко обняв его.

А потом ей вдруг вспомнилась последняя встреча с Мелетием, их разговор… и московитка сказала:

- Теперь, должно быть, ты сможешь дать в долг Феофано, чтобы она купила себе дом!

- Теперь – конечно, смогу, - ответил Леонард.

Он настороженно посмотрел на жену, которая не сводила с него взгляда.

- Что еще, Феодора?

Феодора процитировала ему Библию – те самые слова, которые навели ее на мысль, что Феофано, возможно, живет на земле не в первый раз.

Леонард удивился:

- Никогда не думал, что Евангелие можно толковать таким образом!

Потом он улыбнулся.

- Ты напомнила мне о последнем походе Александра - в Индию… мы снова и снова возвращаемся к этому времени, как будто и вправду наше настоящее имеет там корни! Но ты помнишь, конечно, что поход этот окончился неудачно.

Леонард обнял жену одной могучей рукой за плечи и посмотрел в глаза.

- Ты давно знакома с индуизмом… и, я уверен, помнишь, что это учение о перевоплощениях всегда было враждебно эллинизму, и еще более враждебно христианству! Ты знаешь, что мои религиозные взгляды всегда были свободнее, чем у многих… жизнь привела меня к этому, - усмехнулся критянин. – Но мы не должны ударяться в индуизм: я чувствую, что эта вера ошибочна.

Феодора нахмурилась.

- Стало быть, то, о чем мы подумали, невозможно?

Леонард медленно покачал головой.

- Думаю… нет, в мире идей не может быть ничего невозможного. Но едва ли бесконечное перевоплощение, если оно существует, является общим правилом. Скорее, - тут он улыбнулся, - это может быть исключением для людей исключительных.

- Или, может быть… новое рождение – это начало нового цикла существования души, достигшей некоего предела развития в мире духовном, - серьезно заметила Феодора. – Новый виток развития…

Она пальцем начертила в воздухе расширяющуюся спираль, как некогда Феофано.

- Совершенствование души должно быть бесконечно, как бесконечен в своих совершенствах Бог, - улыбнулся критянин. – Но не будем заходить слишком далеко в наших мудрствованиях: мы с тобой все еще только люди.

Через месяц после возвращения Леонарда Рафаэла Моро стала женой Мардония Аммония: свадьбу справили в Риме, с большой пышностью, и вслед за этим итальянка переехала в дом молодого мужа под Анцио. Дионисий Аммоний, который вывез из Мореи все свое состояние, смог на собственные средства приобрести для себя и семейства дом в предместьях Рима; на одолженные у комеса деньги купила себе дом и Феофано, куда тотчас переехала с сыном, небольшим штатом прислуги и Марком. Лакедемонянка по-прежнему желала полной независимости от Леонарда Флатанелоса – и столь же твердо намеревалась сполна расплатиться с ним в ближайшее время.

Леонард с женой побывал у Мелетия; тот также познакомился с Дионисием и Кассандрой. В католической Италии росло и крепло новое греческое братство.

Через два дня после того, как Дионисий уехал от Мелетия Гавроса, к киликийцу прибыл новый гость. Он приехал в сумерках и с небольшой свитой: должно быть, не хотел, чтобы его узнали.

Мелетий вышел навстречу гостю и приветливо облобызался с ним, как со старым знакомым.

- Здравствуй… как я рад тебя видеть! Что ты делал так долго?

- Обо всем по порядку, мой друг, - ответил светловолосый гость, щуря умные серые глаза. – Я тоже очень рад тебя видеть. И особенно рад был узнать, что моя возлюбленная сестра наконец обзавелась собственным имением.

* Помоги (устар., церковнослав.)

========== Глава 149 ==========

Мелетий Гаврос расположился напротив Фомы Нотараса в той же гостиной, где принимал женщин его семьи; белокурый патрикий занял то самое кресло, что занимала Феофано, слушая рассказ о казни Валента Аммония.

Киликиец налил гостю и себе вина, и оба долго молчали, держа в руках кубки, - каждого одолевало слишком много мыслей и подозрений насчет другого.

Что за положение – быть греческим аристократом! А особенно – греческим аристократом в Италии!

Наконец Мелетий спросил:

- Как твои дела?

Фома Нотарас улыбнулся – неприятно, одними губами.

- Превосходно, - сказал он. – Ты же знаешь, что мне немного нужно… много ли нужно холостому и бездетному человеку?..

Мелетий долго смотрел на него, не произнося ни слова, - и сочувствие на лице киликийца боролось с неприязнью. Потом он сказал:

- Меня не касаются твои дела с Метаксией Калокир – ты с нею в своем праве родственника и мужчины. Но Леонарда я люблю как самого дорогого друга, и не позволю тебе его тронуть, как и кого-нибудь из его семьи! Даже если у него теперь твоя жена и дети!