Правитель Аляски

   — Надеюсь, сеньор, — начал Резанов, — вам подробно доложили о том, кто я такой, и о цели моего приезда в Калифорнию. Во избежание возможных недоразумений хотел бы ещё раз напомнить, что я прибыл сюда не столько по делам русской кругосветной экспедиции, завершение которой уже не требует моего личного участия, а как совладелец и главный администратор Российско-Американской компании и полномочный посланник нашего государя императора в Тихоокеанском регионе. Извините мою настойчивость в желании поскорее решить мои дела здесь, но время мне дорого, и вопрос, который я хотел бы обсудить с вашей честью, не терпит отлагательства. Я имею поручение от императора изучить состояние наших американских владений и, если потребуется, принять все меры к их дальнейшему процветанию. Вникнув на месте в дела, вижу, что дальнейшее благо наших колоний в немалой степени зависеть будет от установления дружественных и коммерческих связей с нашими ближайшими соседями на юге, то есть с вами — с испанскими владениями в Калифорнии. Убеждён, что это послужит благу не только тех отдалённых от метрополий областей, которые мы с вами представляем. Это будет способствовать и укреплению дружеских отношений между двумя нашими великими державами. Мы с вами находимся в равно затруднительном положении из-за тех сложностей, с которыми сопряжена доставка сюда необходимых товаров.

Губернатор, полулёжа в кресле со свободно вытянутыми ногами, внимательно слушал Резанова, испытующе глядя на него из-под кустистых седых бровей.

   — При всех богатствах наших американских владений, — продолжал Резанов, — земля там из-за особенностей климата не способна родить хлеб. Мы могли бы закупать хлеб в Кантоне или в других местах. Но для чего устраивать нам эти дальние вояжи, когда Калифорния к нам ближе и нам удобнее было бы делать закупки здесь?..

На этом полувопросе-полуутверждении Резанов прервал поток своего красноречия, чтобы дать возможность собеседнику высказать и собственные взгляды по затронутой теме.

Губернатор осторожно уточнил:

   — Насколько я осведомлён, сеньор Резанов, вы отправили бывшие с вами в кругосветном плавании корабли обратно в Россию.

   — Да, это так. Но император поручил мне задержаться здесь...

   — Вопросы, которые вы затрагиваете, слишком серьёзны, и я буду обязан подробно информировать о нашей беседе находящегося в Мексике вицероя. Я был бы очень признателен вам, сеньор Резанов, если бы вы показали мне бумаги, представляющие вас дворам европейских держав как главу русской кругосветной экспедиции.

   — С этим не будет никаких затруднений, — легко ответил Резанов, — такие бумаги и рекомендательные письма хранятся в моей каюте на корабле, и завтра же я ознакомлю вас с ними.

   — Сколько же хлеба вам потребно?

   — Я бы взял столько, сколько примет вместо балласта мой корабль. Если качество его и цены удовлетворят нас, я собираюсь поставить его не только нашим американским селениям, но и на Камчатку, где тоже есть в нём большая потребность. Вы видели мой корабль. Он не велик. И эту торговую сделку, если мы её заключим, я буду рассматривать лишь как первый успешный опыт будущих более крупных наших с вами торговых операций.

   — Хочу предупредить вас, сеньор Резанов, самое большее, что я могу позволить вам здесь, так это купить хлеб на пиастры. Да и на это иду исключительно из личного к вам расположения. Насчёт же прочих товаров никаких решений без позволения правительства принять не могу.

   — Пусть будет так, — скрывая радость, быстро ответил Резанов. — Я вполне вас понимаю. Миссионеры говорили, что хлеб у них есть, и я готов платить за него пиастрами. Если же вам надо дать отчёт о своих действиях, вы представите квитанции вицерою. А уж куда монахи употребят полученные деньги, это, согласитесь, их дело.

   — Я понимаю, — усмехнулся губернатор, — на что вы намекаете. Мол, закройте глаза на торговые сделки со святыми отцами. Но это, повторяю, вопрос совсем не шуточный. Я имею строгие предписания, запрещающие допускать здесь торговлю с иностранными кораблями. Лет пять назад зимовали у нас по необходимости моряки из Бостона. Чтобы помочь им выжить, я из человеколюбия распорядился поставить на судно провизию. У них не было наличных денег. Я принял в счёт долга некоторые товары и, как положено, обо всём сообщил вицерою. В результате получил от него выговор: на сей раз, мол, прощаю, но впредь никогда не давать повода иностранцам посещать наши порты.

   — Я вполне представляю ваши трудности, — заспешил Резанов, боясь, как бы подобный поворот беседы не навёл губернатора на мысль, что он поторопился со своим решением. — Но насчёт хлеба мы, кажется, договорились?

   — Хлеб вы получите, — твёрдо ответил губернатор. Видно, он был из тех людей, кто, ценя своё слово, не отменяет уже принятых решений.

   — Что ж, в таком случае я распоряжусь выгружать балласт. — Резанов встал.

Губернатор де ла Гарра, опираясь на подлокотники кресла, не без труда перевёл себя из горизонтального положения в вертикальное. После долгого верхового пути из Монтерея у него побаливали кости: дал знать о себе тревоживший его время от времени ревматизм.

Итак, договорённость о продаже зерна была достигнута. Но, несмотря на неоднократные напоминания Резанова, что корабль его освобождён от балласта и он ждёт, когда обещание будет выполнено, монахи зерно не везли. Более того, Кончита сообщила ему, что в миссию Санта-Клара, расположенную на расстоянии часа езды от Сан-Франциско, переведён из монтерейского гарнизона отряд драгун. Стало быть, решил Резанов, уверения губернатора в дружбе не многого стоят и ему по-прежнему не доверяют. В крепости всё настойчивее циркулировали слухи о скором появлении у здешних берегов испанского сторожевого фрегата. Камергер терялся в догадках, что всё это значит. Не ведёт ли губернатор двойную игру с ним?

Но если он и прав в своих догадках относительно тайных интриг против него, то семейство коменданта крепости дона Хосе де Аргуэлло не могло иметь к ним никакого отношения — в этом Резанов был убеждён. И сам комендант, и донна Игнасия, и братья Кончиты встречали его с неизменным радушием, а поведение общей любимицы Кончиты всё более утверждало Резанова в мысли, что она не просто очень добра и любезна с ним; временами казалось, что прекрасная дочь коменданта испытывает к нему более глубокие чувства.

Однажды днём, когда он в очередной раз гостил у семьи Аргуэлло, Кончита увлекла его прогуляться и, пока они неспешно шли по тропинке, проложенной меж луговых трав, шутливо сказала:

   — Я уже так привыкла к вам, сеньор Резанов, что иногда думаю, хоть бы вам подольше не везли хлеб. А то ведь, как только вы нагрузите свой корабль, вы покинете нас, и опять начнётся прежняя скука.

Резанов ответил ей в той же лёгкой шутливой манере:

   — Не огорчайтесь, сеньорита. Говорят, что скоро сюда придёт фрегат из Санта-Блаза. Ваши военные моряки арестуют моё судно, самому мне предложат посидеть в тюремной камере. Могу ли я надеяться, Кончита, что вы не оставите в беде вашего русского поклонника и замолвите за меня словечко?

Кончита нахмурила брови и даже топнула ножкой.

   — Я запрещаю вам, сеньор Резанов, шутить таким образом. У нас, испанцев, так не принято. Можете поверить, пока вы здесь, вам не грозит никакая опасность. Вы знаете, как относятся к вам мои родители, Луис, Гервасио...

   — А вы, Кончита?

Она отвернулась в сторону и еле слышно уронила:

   — Вы очень невнимательны, сеньор Резанов.

Какое-то время они шли молча.

Лишь вчера Резанов думал о том, что, осмелься он попросить руки Кончиты, едва ли она, заворожённая его рассказами о российском высшем свете, откажет. Но любит ли она? Неожиданная реплика девушки удостоверила — любит. Резанов воспарил. Если же, мелькнула мысль, его предложение не встретит препятствий и со стороны родителей, то эта родственная связь не только очень поможет ему в нынешней его миссии, но и в осуществлении более далёких планов относительно тесного сотрудничества американских колоний России с испанскими властями в Калифорнии.